Кому и зачем все же потребовалась отдельная еврейская фракция в российской социал-демократической партии? Бунд вошел туда на правах автономной фракции, и это многим не нравилось. Ну добро бы шел спор о революционной тактике, как у большевиков с меньшевиками. Так нет же, тут выпирал национальный вопрос. Отец русской социал-демократии Плеханов говорил, что «Бундовец — это сионист, который боится, что его укачает по дороге в Палестину». (А слово «сионист» было для него ругательством.) Понятно, что у колыбели Бунда стояли еврейские интеллигенты. И соображения у них и у еврейских рабочих были двух сортов. Во-первых, практические. О них мало говорили. Но всегда помнили. «Пролетарский интернационализм», столь красивый в теории, реально не существовал. В этом евреев убеждала жизнь. Широкую известность получили события в Белостоке — это был один из немногих случаев, когда евреи работали на больших ткацких фабриках вместе с неевреями (поляками). И отношения сложились крайне враждебные. Приходилось признать без лишнего шума, что всемирное братство пролетариев — дело не слишком близкого будущего.

Вторая причина была объявлена официальной причиной существования Бунда — специфическое положение евреев как нации. Еврейский пролетариат имел все же и особые еврейские беды — «черта оседлости», процентная норма и т. д. И вот, теоретики Бунда говорили, а многие евреи с ними соглашались, что поскольку падение власти царя и буржуазии, видимо, дело тоже не быстрое, то возможны разные временные компромиссы между властями и рабочими. И поскольку для русского пролетариата «черта оседлости» не есть дело важное, то он, русский пролетариат, будет готов с ней (и с другими ограничениями для евреев) пока что смириться, получив уступки в другой сфере. Вот и нужна евреям особая партия (или фракция), которая за особые еврейские права в первую очередь будет бороться.

Была еще и дополнительная причина — сложность и напряженность межнациональных отношений в западных районах Российской империи. Об этом «еврейским товарищам» в Вильне (Вильнюсе) без обиняков напомнил польский социалист Ю. Пилсудский, который и сам был родом из тех мест (о нем см. ниже). Поляки — самая большая тогда национальная группа в Вильне, готовы были терпеть бундовцев, а ППС (польские социалисты) соглашались даже сотрудничать с ними. Но российские социалисты (еврейского, да и любого другого происхождения) были им не ко двору. И подобная ситуация была не только в Вильне и не только с поляками. В общем, даже благоразумнее было еврейства своего не затушевывать, в русских, поляков и т. д. не перекрашиваться.

Но Бундом дело вовсе не исчерпалось. Через два года после «Еврейского государства» Герцля появилась книга Н. Сыркина «Еврейский вопрос и еврейское социалистическое государство» (книга, мягко говоря, утопическая). И на Втором сионистском конгрессе (они тогда устраивались каждый год) возникла уже фракция сионистов-социалистов. Хотя сами названия «социалистический сионизм» и «сионисты-социалисты» появились еще год спустя, на Третьем конгрессе. Так началось это движение, длившееся около ста лет и умершее на наших глазах в 90-е годы XX века. Суть учения его отцов-основателей Б. Борохова (которого считают самым правоверным марксистом среди сионистов) и Н. Сыркина вкратце такова. 1) Капитализм возник в ходе исторического развития. Но мы все начинаем на пустом месте. Возьмем сразу же то, что лучше капитализма, — социализм. 2) Общая беда, то есть дискриминация, сплачивает всех евреев, мешает развитию классового сознания. Будет свое государство — классовое сознание пролетариата станет ясным. 3) Капиталистическим путем Землю Израильскую не освоить, нужен социализм. Это то, что я понял в их писаниях.

Герцль не пришел в восторг от возникновения этой фракции, кстати, первой по времени образования. Он имел дело с королями, императорами, министрами и т. д. Ему вовсе не нужна была социалистическая окраска сионизма. И при нем социалисты не сидели тихо. А когда он умер, и с ним вместе умерла надежда на королей, они подняли голову. Шутка истории: Жаботинский сионистов-социалистов защищал от нападок (до Первой мировой войны). Но на первых порах нападки на них были в основном с другой стороны — со стороны Бунда. «Поалей Цион» — «Рабочие Сиона», так называли себя на иврите сионисты-социалисты, мечтавшие строить социализм в Земле Израиля, были сперва немногочисленны и нецентрализованы. Перед ними вставали вопросы, которые каждый кружок решал по-своему, например, надо ли участвовать в классовой борьбе в «рассеянии». Некоторые участвовали, но, в общем, роль Поалей Цион в русских революционных событиях была невелика. А Бунд был численно намного больше и централизован. И травил поалей-ционистов что было силы. Это нередкое явление, когда близкие цапаются. Ведь те и другие паслись на одном поле — среди еврейских рабочих, у которых было классовое сознание и еврейское сердце. И чем дальше, тем больше расходились они. Бунд пропагандировал идиш. Сионисты идиш презирали. Пропагандировали иврит, который стараниями Бен-Йехуды уже превращался в живой разговорный язык. Если не могли говорить на иврите — предпочитали русский язык, хотя не все они, часто выходцы из местечек, хорошо на нем говорили. И так во всем. Но нашлось в конце концов общее дело. Поалей-ционисты прославились организацией самообороны против погромов. Бундовцы в этом вопросе колебались, но в конце концов примкнули — не оставлять же важную сферу деятельности конкурирующей фирме.

Бунд был сильной организацией, но только до первой революции, в которой принял активное участие (1905–1907 годы). В ту пору Бунд часто выступал инициатором забастовок и политических демонстраций в городах западной части Российской империи. Авторитет его на «еврейской улице» был высок. А в течение большей части 1905 года, когда революция шла на подъем, случалось, что к борьбе, начатой еврейским пролетариатом, присоединялись и русские, польские, латышские, украинские рабочие. Говорили, что евреи во время этих беспорядков вели себя очень храбро.

Позднее русский генерал Родкевич (совсем не юдофил) вспоминал: «Выступление евреев в 1905-7 годах, особенно под руководством Бунда, отодвигают на задний план вопрос об их, евреев, врождённой трусости и невоинственности».

В общем, без участия Бунда нельзя представить себе первой русской революции.

Именно о своём участии в революции 1905 года, о схватках с войсками и погромщиками будут много лет спустя вспоминать старые российские бундовцы, оказавшиеся за пределами СССР. То был час их славы. Но дальнейшими делами они уже не могли похвастаться.

Сионисты, даже левые, не верили в перманентную нормализацию положения евреев в России в результате революции. (Возможным считалось только временное улучшение).

Поэтому большинство сионистов-социалистов в антиправительственных выступлениях не участвовало, сосредоточившись на защите евреев от погромщиков. Но некоторые поалей-ционисты, захваченные революционным порывом еврейских масс, приняли участие в тогдашних вооруженных восстаниях.

О тех бурных днях и событиях мы ещё много будем говорить.

После поражения первой русской революции Бунд стал сдавать позиции — царизм устоял. Многих бундовцев взяло отчаяние, и они уехали в Америку (от чего раньше воздерживались).

А конец русского Бунда был жалким и противным, но о том — в следующей сказке. Во всяком случае, на рубеже XIX и XX веков евреи стали в России главным революционным пугалом (отчасти заслуженно), каким за 40 лет до того были поляки. Русских революционеров теперь считали уже не польским, а жидовским бессознательным орудием. Хотя поляки, как мы увидим далее, остались непримиримыми врагами империи. Против России они, однако, с евреями не дружили. А меж тем в сионизме возникла и другая фракция, которая со временем не только не сгинула, но ныне стала острием нашего меча. В 1902 году, в Вильно была основана партия «Мизрахи» — религиозных сионистов. При чем в программе было указано среди прочего, что социалистам «вход воспрещен». Во главе религиозных сионистов встал раввин из Лиды (Виленская губерния) Рейнес (р. Могилевер к тому времени умер). Герцль эту весть воспринял с восторгом. Ходили даже слухи, что он прислал для организации учредительного съезда в Вильно крупную сумму из личных денег. Такое за ним вообще-то водилось. Но если его расходы на первые сионистские конгрессы широко известны — он и не думал их скрывать и гордился ими, — то пожертвования религиозным сионистам остались сионистской легендой. Ее пока не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть. Во всяком случае, он с ними отлично ладил. Зато многие не ладили. Среди сионистов против маленькой фракции «Мизрахи» сплотились самые разные деятели — от Нордау до социалистов. И особенно кипятился Вейцман. Но это были еще цветочки, ягодки — это ненависть основной массы религиозных. «Мизрахи» и не думали по началу отходить от ортодоксального еврейства, но те их сами отодвинули. «В наше время трудно представить, — писал р. Рейнес спустя много лет, — сколько душевной смелости и преданности идее требовалось от раввина, чтобы открыто заявить, что он сионист. А уж тем более, чтобы возглавить сионистское учреждение, задача которого привлечь верующих в сионизм». И по сию пору религиозные сионисты и ортодоксы не любят друг друга. Религиозных сионистов в Израиле часто называют «вязаные кипы». Они обычно работают, прекрасно служат в армии, селятся в самых опасных районах. И молодежь у них замечательная. Пока есть у нас такие ребята, «жива еще наша надежда» — слова из нашего гимна.