А тут пришло время развития капитализма. Питейное дело — отрасль, не требующая большого стартового капитала и не знающая трудностей сбыта и кризисов, — сыграло значительную роль в первоначальном накоплении во всем мире. Да, ряд крупных еврейских состояний в России начался с шинка, а уж потом деньги были вложены во что-то более серьезное. Но это вовсе не еврейская специфика. Это частая картина в XIX веке. В Америке, например, многие богатые ирландские семьи, включая Кеннеди, начинали именно так — ирландцы любили выпить и охотно ходили за этим к своим. Для нас важнее сейчас не богачи, а то, что производство и продажа спиртного до 1894 года оставалась массовой и традиционной еврейской профессией, еврейским бизнесом. Для антисемитов еврей-шинкарь оставался «кладом», но были у него и защитники. Еврейские публицисты указывали, что, скажем, в Сибири, где нет евреев-шинкарей, пьют не меньше.

В Западном крае с шинками были связаны многочисленные мелкие еврейские винокурни и пивоварни. Этот «гешефт» реже попадал на язык антисемитам, чем шинкарство. О нем вспоминали, в основном, в неурожайные годы. Тогда поднимался крик, что евреи, мало того, что хлеба не сеют, так ещё увеличивают трудности, переводя зерно и другие продукты на алкоголь.

Но вот наступил 1894 год. И до этого, случалось, и не раз, начинались разговоры, что надо кончать с шинкарством евреев. Но дальше разговоров дело не шло. А вот теперь — пошло. За дело взялся новый министр финансов Витте, человек энергичный и в общем не такой уж антисемит. Сам он даже называл себя другом евреев. Многие русские шовинисты его таковым и считали.

Так что мероприятие носило по сути не антисемитский характер, а финансовый. Витте распространил на западные области империи, где было много евреев-шинкарей, законы, издавна существовавшие в собственно русских областях, о государственной монополии на продажу алкогольных напитков. Питейное дело оказалось, таким образом, полностью национализировано. А на государственную службу евреев не брали (прошли времена Александра II). Так многие тысячи еврейских семей остались без хлеба. Переустроиться в нищих, перенаселенных местечках «черты» было очень трудно. Понятно, что это дало толчок эмиграции.

Дело только началось в 1894 году, но вели его быстро и энергично. В самом начале XX века еврей-шинкарь полностью исчез в Российской империи. Еврейская печать утешала читателей тем, что теперь у антисемитов станет меньше аргументов. И вот вскоре черносотенцы (крайне правые русские шовинисты) пожалели о еврейском шинкаре. В финансовом плане реформа удалась — доходы казны возросли. Но у каждой медали две стороны… Итак, вместо прежнего шинка теперь была «монополька». Обычно в ней торговала женщина (конечно, не еврейка). Надо было быстро заменить еврея кем-то непьющим — пригласили женщин. В те времена они еще редко пили много. «Сиделица монопольки» — это стало распространенной женской профессией. Получали эти дамы прилично. (После поражения в русско-японской войне в России вдруг спохватились, что жалованье младшего офицера меньше, чем у сиделицы монопольки.) От продажи зарплата не зависела. Иначе никто бы не пошел — не так уж приятно женщине общаться с пьянью. Д. И. Менделеев (тот самый, кстати много работавший над усовершенствованием водочного производства), ярый сторонник национализации питейного дела и антисемит, обещал, что будет благо потребителю — «сиделицам» нет смысла разбавлять водку и добавлять в нее всякой дряни для крепости, чтобы скрыть разбавление (а от жида всего можно ожидать). Но вышло прямо обратное. Первое, что бросилось в глаза современникам, — огромный рост пьяного травматизма. Во время оно шинок был как бы клубом. Посетитель сидел в компании добрых знакомых, драки вспыхивали не часто, и драчунов тут же разнимали. А когда человек валился с ног, его укладывали в теплое место, и жена знала, где его искать. Жид мог и не быть добряком, но он думал, как всякий капиталист, о клиентах, тем более, что многие были ему должны. Теперь «сиделица» выпроваживала пьянчугу, он шел болтаться, скажем, по Киеву, дрался, попадал под транспорт, зимой замерзал. Но это были цветочки. А главная беда, с точки зрения черносотенца, была та, что козырь ушел к революционерам. Вместо «жиды спаивают народ» появилось «царизм спаивает народ». Но и этим несчастья не кончились. С тех пор стал расти женский алкоголизм, до этого очень редкий. «Сиделицами» часто становились женщины, которым жизнь не очень улыбнулась, — вдовы, матери внебрачных детей. С пьянью работать — невелико удовольствие. Алкоголь ведь — антидепрессант. А был он под рукой, притом в начале, пока надо было немного, бесплатно. Все равно что-то списывалось на «бой». Женщина могла выпить для подъема настроения и подругу пригласить. А потом, когда потребовалось больше, деньги были. И потихоньку пошло-поехало. Не сразу это стало видно, но сейчас сомнений эта история уже не вызывает.

В заключение этой главы процитирую Святого Бернара Клервоского (Франция, XII век): «Если пойдешь к ростовщику занимать деньги, то лучше уж к еврею». Это признание любопытное — св. Бернар евреев не любил.

А теперь, перед «делом Дрейфуса» (о нем, я полагаю, можно рассказать довольно кратко), надо поговорить о раннем (догерцелевском) сионизме — «палестинофильстве». Кто и когда впервые захотел восстановить еврейское государство в земле израильской? Нет числа таким проектам. Самый ранний из них относится к четвертому веку нашей эры (Юлиан-Отступник). Да и потом было их немало, выдвигавшихся евреями и неевреями. Но никогда почти ничего сделано не было. Последние 120 лет (до 80-х годов XIX века) умами владела «Хаскала». Со времен Мендельсона евреи (и неевреи) видели решение всех вопросов в распространении просвещения. Оно должно было уничтожить дикость, беспричинную вражду людей друг к другу и т. д. Мысль эта была очень живуча. И сколько раз люди ни попадали впросак, они продолжали в это верить. Есть такие, что верят и теперь. (Говорят, однако, что Нью-Йорк и Вашингтон бомбили вовсе не примитивные мерзавцы.) В нашем, еврейском плане — это был призыв быть хорошими в отношениях с «коренным населением». Быть полезными, культурными, честными, щедрыми. Осваивать новые профессии и не слишком выделяться одеждой и манерами. И вообще, евреи — это не нация, а религиозная группа. Следовательно, есть «немцы Моисеева вероисповедания», «венгры Моисеева вероисповедания» и т. д.

В России в это верили еврейские интеллигенты до 1881 года, на Западе — до 1894 года (до «дела Дрейфуса»).