Советская власть меж тем укреплялась. И к началу 1923 г. польская и румынская границы уже охранялись должным образом. Проницаема еще была граница с Латвией. И халуцы устремились туда. Но скоро большевики навели порядок и там, и вообще на всех советских границах, кроме самых глухих районов Среднего и Дальнего Востока (Афганистан, Иран, Китай). В тех местах отдельные евреи еще просачивались. В 1923 г. была еще одна лазейка для нелегального выезда. Тогда проводилась «реэвакуация беженцев». Т. е. уроженцы новоиспеченных Польши, Латвии, Литвы и ставшей румынской Молдавии, которых Первая мировая война забросила на восток — в Россию, получили право вернуться в свои страны. К этой легально выезжавшей публике, с помощью фиктивных браков, фальшивых свидетельств о рождении и т. д., примазалось какое-то число российских евреев. В том числе и сионисты. В конце 1923 г. реэвакуация закончилась. Третья алия завершилась. Многие освоенные тогда методы сионисты использовали и позднее.

Говоря о третьей алие из самой Польши, только что возродившейся, интересно отметить, что в 1920 г. сионистское движение начало проникать и в массы галицийских евреев. В этом краю (р-н Кракова и Львова), до Первой мировой войны принадлежавшем Австро-Венгрии, патриархальные еврейские массы почти не участвовали ни в первой, ни во второй алие (тогда как алия из русской Польши была значительной). В то время (до Первой мировой войны) бедность часто гнала галицийских евреев в Вену или за океан. Но в Землю Израильскую они тогда не стремились. А теперь молодые потянулись туда. Минувшая война нарушила традиционный ход жизни галицийских местечек. Власть Польши с самого начала оказалась куда менее либеральной, чем власть Австрии времен Франца-Иосифа. Но свирепый польский шовинизм был не единственной причиной пробуждения национальных чувств у галицийских евреев. Важен был и сам факт возрождения Польши — страны, казалось бы, давно погибшей. Захотелось и еврейской молодежи, в том числе галицийской, для себя подобного.

В Земле Израильской «халуцы» показали себя именно так, как планировалось. Слова не разошлись с делом. Мне они чем-то напоминают комсомольцев 20-х годов. И те, и другие были на все готовы ради идеи. Себя не щадили. Но, как я понимаю, в сегодняшней России комсомольцы тех лет не в чести. У нас же слово «халуц» окружено уважением, деятельность их считается безусловно полезным, даже необходимым этапом в деле возрождения страны. Хаим Вейцман в свое время говорил, что государство не создается с помощью волшебной лампы Аладдина и не преподносится на серебряном блюде. В ответ поэт Натан Альтерман сказал о «халуцах»: «Вот то блюдо серебряное, на котором государство еврейское нам поднесли».

Трумпельдор, а ему было тогда под 40, производил на всех сильное впечатление. Своим могучим ростом, гордой осанкой, одухотворенным лицом он покорял женщин. На мужчин действовала его военная слава, его самостоятельность в быту, которую он всегда проявлял, несмотря на увечье. И главное — несокрушимая вера в будущее еврейское государство. Крымские «халуцы» были не единственной его «добычей» в России. Ему удалось обратить в сионистскую веру человека, который в чем-то был похож на него самого, в чем-то ему был противоположен, но сыграл в истории создания еврейских вооруженных сил роль исключительную, — Ицхака Саде. В России он звался Ицхак Ландсберг.

Много лет назад, после Шестидневной войны, засверкала слава Моше Даяна. И в то время пошел упорный слух, что у него не просто русские корни, а что служил он в Красной армии. И даже добавляли, что дрался под Сталинградом или еще где-то. Это все было, конечно, чепухой — русским евреям, а возможно и другим россиянам, было приятно думать, что все хорошее в Израиле из России. Вместе с тем как я думаю, дело было сложнее. Тот Даян, которого творил фольклор (и который не слишком походил на свой прототип), был «собирательным образом». И действительно по законам мифотворчества в нем сливались биографии разных людей.

Проследим красноармейскую линию. Она ведет начало от Ицхака Саде (Ландсберга). Он интересен не только как часть даяновской легенды, но и сам по себе. Он был лет на десять младше Трумпельдора. Родился в богатой семье. Отец был купцом первой гильдии. В первую десятку русско-еврейских богачей не входил, но был лишь на ступень ниже. И отец, и мать были роста богатырского, и Ицхак тоже вышел богатырем. А характером был в отца: бабник, богема, выпивоха. Мать была женщина религиозная, ее это возмущало, и брак родителей распался. Ицхак с отцом поехал в Ярославль, где и вырос в русской среде — для богатых не было «черты оседлости». А потом жил в Риге в свое удовольствие. Числился владельцем большого магазина музыкальных инструментов. Женщин менял, как перчатки, и не думал ни о сионизме, ни о революции. И жизнь была хороша, и жить было хорошо. Меценатствовал. Словом, хороший был парень. Но нашлась и на него управа в лице какой-то троюродной сестры. Она была большевичкой. Настоящей. За участие в революции 1905 года отсидела где-то в Сибири. Вернулась и женила его на себе, хотя была много старше. И дочка у них родилась. Но жена ему быстро надоела, и не знал он, как от нее избавиться. Выходом стала Первая мировая война — он тут же пошел добровольцем. Но не тут-то было! Жена ведь тоже из богатой семьи происходила, хоть и большевичка была. И ее родные дали взятки кому надо, и его забраковала медкомиссия, а он подковы гнул! Но терпеть присутствие жены он не мог и снова пошел добровольцем. Его снова «выкупили». Он снова пошел. Как и положено в сказке — на третий раз получилось. Попал он на фронт, дослужился до унтер-офицера. За участие в Брусиловском прорыве получил Георгия, но только одного, в отличие от Трумпельдора. А потом началась Февральская революция. И стал он, как человек опытный, относительно образованный, солдатским депутатом и попал на какой-то съезд в Петроград. В то же время был там и Трумпельдор, но тогда они не встретились, надо полагать, потому, что Ицхак не интересовался еще еврейскими делами. А потом пришел Октябрь. И Ицхак записался в Красную армию и участвовал в Гражданской войне. А вот что было во время той войны — тут есть минимум две версии. Сам он начал было на старости лет мемуары писать, но умер, успев дойти только до революции. Первая версия: он успешно служил в Красной армии и случайно, в вихре Гражданской войны, встретил Трумпельдора. И очень убедительно поговорил с ним Трумпельдор. И запомнил Ицхак Ландсберг этот разговор… И когда узнал он, уже в конце Гражданской войны, о гибели Трумпельдора — дезертировал (хоть стал к тому времени уже немалым начальником) и удрал в Землю Израильскую — понял, что и там нужны воины. (Надо отметить, что известие о гибели Трумпельдора, показавшее, что борьба за Страну Израиля только начинается, побудило многих ускорить алию. Смотря по обстоятельствам, легальную или нет.)