— Карл Иваныч! — осенило ее. — Расскажи ему все, он поможет!

Он помотал головой.

— Тебе самому трудно… я понимаю. Хочешь, я расскажу?

— Даже не думай! — вскинулся Савва, наконец-то обнаружив признаки жизни. — Я не должен был… встречаться с Цинциноллой! Права не имел. Это запрещено кодексом.

— Не имел права? А она — имела? Ее кодекс разве не касается?

— При чем здесь она? Музы не принимают решений. Ты ничего не понимаешь! Я виноват. Из-за меня она нарушила кодекс. Но если все откроется, мне ничего не будет, а ее …

— “ Если…”? Да все уже открылось! Или ты думаешь, сегодня никто ничего не заметил?

— Карл Иваныч заметил. Остальные… мне плевать. Никто не поймет… не докопается до причины, если… — он посмотрел на нее почти враждебно, — если ты не разболтаешь.

— Но как же твой дар? — проговорила Саша. Она выдержала его взгляд, но голос ее предательски сорвался.

— Мой дар — мое дело. — огрызнулся он. — Я запрещаю тебе хоть с кем-то об этом говорить.

— Савва…

— Даже со мной. — оборвал он ее.

Казалось — разговор окончен, но он не уходил. И она не понимала, хочет он что-то сказать, или наоборот, услышать.

— А почему… она… не приходит? — осторожно спросила она, не смея выговорить имя, будто оно было под запретом.

— Надо же! — неожиданно жестко сказал он, глядя на нее в упор. — Кому бы спрашивать…

— Ты о чем? — растерялась она.

Савва резко поднялся, Саша вскочила следом. Она ничего не понимала.

— Из-за тебя ее нет!

— Ты в своем уме? Я-то при чем?

— Ты…

Саша видела — он с трудом сдерживается, чтобы не выдать правду. Жестокие слова готовы были сорваться в любую секунду. После этого все изменится между ними. Но что толку молчать и притворяться, если все так плохо?

— Договаривай, раз начал!

— Ты появилась здесь и все испортила. — ответил он сквозь зубы. —

Ты жалеешь мой дар? Так вот, чтоб ты знала — из-за тебя я его теряю.

И лучше бы… — он перевел дыхание, умолк.

— Ну! Лучше бы что?

— Лучше бы тебя не было совсем.

Если бы он ударил ее, едва ли могло быть больнее. Она проглотила подступившие слезы, оскалила зубы в злой усмешке.

— Отлично! Молодец! Вали свои несчастья на другого!

— Что ты знаешь о несчастьях, мамина дочка? — злобно выпалил он.

— Уж побольше твоего, любимчик муз! — в тон ему откликнулась Саша.

— Посмотрел бы я на тебя, окажись ты на моем месте.

— Не беспокойся, мне и на моем хреново! Но будь я на твоем… Уж точно не стала бы сидеть здесь и ныть!

Несколько секунд они не отрываясь смотрели друг на друга чуть ли не с ненавистью. Сильный порыв ветра всколыхнул Сашины волосы, они взвились вокруг головы, скрыли ее лицо. Это разрядило обстановку, напряжение немного спало.

— Уезжай. — сказал Савва неожиданно мягко, почти умоляюще. Отступил на несколько шагов по мосту в сторону леса. — Так будет лучше всем. И тебе в первую очередь. — Повернулся и исчез в темноте. Саша, не посмотрев ему вслед, медленно двинулась обратно в город.

Как холодно стало. Какой сильный ветер! От него щекочет в носу и глаза слезятся… Главное не задумываться, почему он так сказал. Мало ли кто что говорит… Куда пойти? Можно вперед. Можно назад. Все равно куда идти, если тебя нигде не ждут. Куда я лезу, действительно. Зачем? Пусть делает с собой что хочет. Мне все равно. “ Я сам не знаю, кто я такой…” Почему эти слова не дают мне покоя? “Не о том думаете, Белоконь!” Это Зоя мне сказала. А почему? Не могу вспомнить. Вертится же в голове… Откуда это чувство, что я ему что-то должна? Почему я не могу на него разозлиться? Он мне таких гадостей наговорил… “ Ты все испортила… Лучше бы тебя не было…” И дар он теряет из-за меня. Что я сделала? Не понимаю…

С вялым удивлением она вдруг обнаружила себя перед дверью библиотеки. Ноги сами ее сюда принесли. Хорошо. Сейчас она отдаст Филибруму телефон, раз уж пришла, покажет ему, как им пользоваться, а потом пойдет домой и будет спать. Хватит с нее на сегодня.

***

Лев покинул Самородье. Он все еще был под впечатлением своего открытия. Хотя какое, к лешему, открытие! Он и так это знал. А сейчас его подозрения подтвердились. Ведьма из Поганой Ямы! Кто еще будет запросто болтать с хухликом на празднике? Как ловко она втерлась ко всем в доверие! С Саввой понятно, там ей и стараться особо не надо. Но Клара, Филибрум…Они-то как могли? Разве не знают, что нелюди из Поганой ямы — большие мастера наводить морок и менять личины. Зря он ее там оставил. Надо было хватать и тащить в башню вместе с хухликом. Посидела бы в яме, сразу бы стало ясно, кто она такая. Может еще не поздно это сделать? Он замедлил шаг. Но сразу отмел эту мысль. Нет. Надо выполнить задуманное. Если он найдет Пегаса и завтра утром они будут в Музеоне, то первым делом он возьмется за эту ведьму. Для этого ему не понадобится разрешение, и никакие охранные документы ей не помогут! И вот-тогда-то ей придется сказать правду. Ничего, ничего. Он наведет порядок в Музеоне. Он не допустит того, что случилось год назад. Все возьмет под свой контроль. Ни одна нечисть к ним не проберется. Он станет по-настоящему великим Магнусом. А Кассандра… она могла и ошибиться.

А еще он ругал себя за бездействие. Чего он дожидался? Совершеннолетия? Как будто пара недель имеет какое-то значение! Зачем он слушался Защитников? Они стары, боязливы, и чуть что, бегут за советом в мировую башню. А он не нуждается в советах. Он способен принимать решения сам. Только бы ему найти Пегаса…

Размышляя так, Лев не заметил, как миновал Музеон и оказался в саду. Он тихонько приблизился к дому. В освещенное окно комнаты-фонаря увидел Клару. Опять режет свои цветы. Значит не находит себе места от беспокойства. Лев почувствовал укол совести, вспомнив их недавний разговор. Она так волнуется за него, просит не совершать необдуманных поступков. Как будто он все еще ребенок! Ах да, предсказание Кассандры не дает ей покоя!

Но ему Кассандра ничего не говорила. Он знает, что делать. И только он способен позаботиться о Музеоне. Он докажет это всем, а главное — самому себе.

Лев решительно двинулся сквозь сад. Вышел в поле. Дорога к лунной горе терялась во тьме. Ее сторожат альбинаты, но они не имеют права его не пропустить. Не хочется с ними встречаться, но… искать дорогу через болота или через лес у него нет времени. Он скажет альбинатам, да какая разница, он не обязан перед ними отчитываться. У него ночь, и он должен успеть. Завтра утром он будет в Музеоне. На Пегасе. Или… Не может быть никаких или.

Он был так взбудоражен своей идеей, что не замечал ничего вокруг. Не заметил и шевелящихся кустов возле дороге, и хруста ветки не расслышал, пронесся дальше.

Из кустов высунулась хухличья морда, проводила Льва злобным взглядом маленьких черных глазок и снова скрылась в кустах.

***

Савва подошел к озеру. Цинцинолла всегда приходила сюда. И здесь он будет стоять и играть до тех пор, пока она не появится снова. Он понимал, что делает глупость, что надежды нет, но не мог прекратить пытаться. Каждый заслуживает последнего шанса.

Он достал флейту, поднес к губам. Как он делал это раньше? Ему казалось, музыка возникает сама, а он лишь помогает ей явиться. А потом бросается в нее, как в море. Но море высохло, и он остался стоять посреди болота. Еще немного, один шаг, один день — и его засосет, и не будет выхода. Он понимал, что сделает этот шаг и ненавидел себя за этого. Оттого и злился на Сашу. Если бы не она, этого не случилось бы с ним. Цинцинолла была бы рядом, он играл бы и никогда не узнал, что способен на гадость и предательство. Саша явилась непрошенной гостьей и вывернула его жизнь наизнанку. Почему он должен ее жалеть, почему должен страдать из-за нее?

Флейта не отзывалась. Он продолжал играть, понимая, что это бессмысленно. В его душе пусто. Что может заставить ее снова звучать?

От растворенных во мраке деревьев отделилась и неслышно двинулась к нему темная тень. Он скорее почувствовал ее, чем услышал, поднял голову. Цинцинолла! Она не могла не прийти. Сейчас все снова станет как прежде. Но почему он не чувствует радостного волнения, как это было раньше? Она все ближе. Почему молчит? Она всегда пела, приближаясь… Где ее длинные волосы? И почему она стала ниже ростом?