— Ты моя хорошая! Давай-ка посмотрим.
” Мне снится чудный сон — он сна меня лишает,” — начала она вслух, —
“Как будто конь крылатый прочь унес беду.
Мне чудится — Источник вновь играет…
И просыпаюсь я и к кратеру бреду.”
Она приостановилась и взглянула на Сашу поверх очков.
— Я специально так писала, — смутилась та, — как будто я — это Декаденция.
Клара кивнула и продолжала:
—” И, стоя на краю, я как дитя мечтаю
О светлых днях, о танцах юных муз…
Мне верится — Источник заиграет!
И упадет с души тревоги груз.
Но кратер пуст, и злобный ветер воет,
И все мои мечты летят ко дну.
И плачу я, и нет в душе покоя,
И я волчицей вою на луну…”
Клара сняла очки и улыбнулась.
— Не нравится? — нахмурилась Саша.
— Что ты, Сашенька! Прекрасно. Правда, немного пессимистично.
— Я вас предупреждала.
— Деточка! ты сделала очень хорошее и нужное дело. Спасибо тебе огромное! Теперь осталось немного — переписать его и поздним вечером подбросить Декаденции. Первую часть традиционно выполняю я. У меня отлично получается подделывать почерки. А со второй тебе поможет Савва. Он сейчас придет.
— То есть мне еще и подбрасывать? Ночью? Я не могу, мне рано вставать. Я работаю, вообще-то!
— Завтра можешь спать сколько захочешь! Я договорилась с Филибрумом. Деточка, больше некому. И Савва уже скоро придет!
— Вот пусть он сам и подбрасывает.
— Там нужны двое. — ответил Савва. Он уже стоял в дверях.
***
Поздно вечером, навьюченные тяжеленной корзиной с едой они перелезли через забор в сад Декаденции. Корзину тоже пришлось перекидывать через забор. Саша злилась.
— Вот зачем это все? Далась вам эта Декаденция!
— Видишь — свечи в окошке, — зашептал Савва, пропуская мимо ушей ее ворчание, — это кабинет. Стой там рядом и жди меня. А я отнесу корзину и сделаю так, чтобы она открыла окно. Держи.
Он вытащил из-под тряпки, прикрывавшей корзину исписанный листок бумаги, результат Сашиных поэтических мучений.
— Держи осторожно, не помни. Он должен быть гладким. Окно откроется — не шарахайся.
— Что за…
— Тссс! Потом будешь ругаться. Сначала дело сделаем.
***
В доме Декаденции темно. Одно окошко светится — кабинет, святая святых. На старинном письменном столе горят черные свечи в серебряном подсвечнике. На столе чернильница с полувысохшими чернилами, желтоватая бумага, разложены гусиные перья. Это все для атмосферы. Декаденция рвет и комкает бумагу, швыряет ее по углам, ожесточенно трет лоб, грызет перья — она сочиняет экспромт.
“о Музеон, моя обитель!
Я твой благословенный житель…
“Отличная рифма!”, — потирает руки поэтесса и продолжает: “Дарю тебе свою любовь! — о, да, сейчас Музеону это просто необходимо. Как же дальше… любовь… Ты вновь мою волнуешь кровь…” — ой, нет, не то. Любовь… Любовь… увижу вновь…
“Дарю тебе свою любовь… и жду, когда увижу вновь…”
Что я там вновь увижу? Или услышу? Надо что-то про муз и про источник. Так и напишу. Вот дрянь какая! Чернила почти высохли! Как можно что-то сочинить, когда писать нечем! Ну почему я должна заниматься такой ерундой! Я поэт, а не секретарша! Надо завести помощника. Должен же кто-то взять на себя эту тоскливую рутину, а то все приходится делать самой! Может эту девчонку нанять, хоть какая-то польза от нее будет. Не все же ей в библиотеке дурака валять.
“Дарю тебе свою любовь… и жду, когда увижу вновь…
Источник, музы на лугу, я жду, дождаться не могу…” — три раза “жду”, не пойдет! “ И я дождаться не могу…” теперь два раза…
Декаденция совершенно измучилась. Никак ей не придумывалось, чего она там не может дождаться.
“Может прочесть прошлогодний? Все уже его забыли, должно быть… Хотя, с другой стороны, как можно забыть мои стихи? Кто-нибудь наверняка помнит. Будет конфуз. Как-то легко мне в прошлый раз удалось сочинить… я как будто впала в поэтический транс, очнулась — а оно уже написано! А сейчас никак.
“…Жду, дождаться не могу того волшебного мгновенья…”
Стук в дверь прервал ее невеселые размышления.
— Ну вот, теперь идти открывать! — застонала поэтесса. — Только на мысль набрела! Нет, надо завтра же потребовать помощницу! Она подошла к двери, придала лицу одухотворенность и томным голосом спросила:
— Кто-о-о?
— Это я, Савва, откройте пожалуйста!
Декаденция открыла дверь. Савва стоял на пороге с большой корзиной в руке.
— Бэлла просила передать вам свежие чернила и кое-что на ужин. — сказал он, смущенно улыбаясь.
— Ну наконец-то! Что так долго! Где чернила?
— Там. — Савва показал подбородком на корзину.
— Ну так неси! Я сама, по-твоему, должна тащить такую тяжесть? Корзину на кухню, а чернила в мой кабинет!
Савва побрел на кухню, натыкаясь в темноте на мебель и дверные косяки. Декаденция прошмыгнула в кабинет и быстренько спрятала в ящик стола листок со стихами.
— Можно? — Савва мялся на пороге с бутылочкой чернил в руке.
— Давай уже скорей!
Он прошел к столу, протянул ей бутылочку.
— Открой и вылей в чернильницу! Об эти Бэллины пробки все пальцы переломаешь! Осторожно, не запачкай стол! Это старинное сукно! Вот так. Все, иди.
Но Савва не торопился. Он обвел кабинет восхищенным взглядом.
— Как у вас здесь красиво.
— Ты находишь? — кокетливо откликнулась поэтесса, все ее раздражение как рукой сняло.
— Такая творческая атмосфера. Так изысканно, романтично… Только душно очень!
— Душно? — снова сдвинула брови Декаденция.
— Душновато… немного, — смутился Савва. — Я беспокоюсь, как бы у вас не разболелась голова. Позвольте, я открою окно.
— Да, будь любезен, дружок, — милостиво разрешила Декаденция, — только не опрокинь чернильницу, и передвинь подсвечник, чтобы ветер не задул свечи!
— Да, конечно, — Савва со всеми предосторожностями распахнул окно, — Кстати, ветра совсем нет. Прекрасная, тихая ночь.
— О да! — согласилась Декаденция, — в такие ночи рождаются божественные стихи! А теперь иди, дружок, мне кажется, меня посетило вдохновенье! И захлопни за собой дверь!
Поэтесса придала лицу соответствующее выражение, дождалась, пока за Саввой захлопнется входная дверь и побежала на кухню.
Корзина стояла на столе. Декаденции стоило больших усилий не сунуть туда нос при Савве — не пристало поэту приходить в восторг от запаха еды. Но она была голодна, и вкус Бэллиной еды ей был хорошо знаком.
Дрожащими руками она извлекла из корзины пакет с пирогами, горшочек грибов, запеченных в сметане, яблочный рулет, банку вишневого варенья и завернутые в бумагу домашние колбаски. Ах да, еще бутылка с вишневым морсом. Декаденция, не утруждая себя раскладыванием еды на тарелки, принялась пировать. Ей показалось, что Бэлла добавила в морс что-то новенькое — тимьян, или можжевеловые ягоды… Надо будет спросить у нее при случае. Через четверть часа Декаденция отвалилась от стола, зевнула, взглянула на круглые настенные часы — ого! время-то не ждет! А у нее работа не закончена. Ах, как не хочется! После вкусного и сытного ужина так и тянет завернуться в мягкий плед и вздремнуть. Но экспромт сам себя не напишет! Нет, помощника надо заводить…
Поэтесса снова зевнула и поплелась в кабинет. Свежий воздух немного взбодрил ее. Савва умный мальчик, хорошо придумал открыть окно. Свечи почти догорели, но доставать и зажигать новые было лень. Тем более ей всего пару строк осталось сочинить.
Она села за стол, вытащила из ящика свой экспромт.
“ О Музеон, моя обитель!
Я, твой благословенный житель,
Дарю тебе мою любовь
И жду, когда увижу вновь
Источник, музы на лугу…
И я дождаться не могу…
— Великолепно для экспромта… — Декаденция зевнула до слез, — чего я там не могу дождаться?
Того прекрасного мгновенья…. Когда… доем свое варенье” — Тьфу, опять не туда! Поэтесса протерла глаза, встряхнула кудряшками, разгоняя сон.
