Наконец, в-третьих, двухступенчатая теория последовательно применяемая в теории порождения, очень выгодно отличает ее от теории Н. Хомского. У этого последнего порождающая модель прямо и непосредственно порождает собою грамматику естественного языка, превращая тем самым язык в чисто рациональное построение. Что же касается предшествующей теории, то она хочет учесть также и все иррациональные моменты в языке, используя для этого именно двухступенчатую теорию, т.е. теорию языковой глобальности и теорию идеального отражения этой глобальности в структурных и модельных образах.

Итак, назовем подобного рода типологическое учение 6) модельно-порождающей типологией. Поскольку в этой теории большую роль играет принцип трансформации, обеспечивающий собою происхождение порожденного из порождающего, то подобного рода типологию языков можно назвать также трансформационной теорией[57]. Поскольку же последней и наиболее разработанной теорией трансформации является аппликативное ее завершение, то это понимание типологии можно теперь называть также и аппликативным. Нечего и говорить о том, что указанные нами понимания типологии выступают в большинстве случаев весьма мало, расчлененно, часто путаются одно с другим и со стороны исследователя требуют весьма тщательного логического анализа. Несомненно также и то, что фактически таких теорий гораздо больше, хотя разбираться в них в настоящий момент не представляется нам необходимым.

Нужно отметить ту огромную работу над языками, которая ведется у нас с позиций фактического и эмпирического описания различных языковых конструкций, фигурирующих обыкновенно в слишком общем и нерасчлененном виде. Тут тоже устанавливаются разного рода типы языков. Но типы не в специально структурном смысле слова, а в смысле наличия в языках тех или иных преобладающих конструкций, изучаемых, кроме того, не в их метафизической разрозненности, но в их диалектической процессуальности. Вернее же сказать, изучаются здесь тоже языковые структуры, но самый термин «структура» понимается здесь не в каком-нибудь заумном или хотя бы математическом смысле слова, а просто как вообще «строй», «построение», как вообще метод объединения тех или иных элементов в целое.

Прежде всего необходимо отметить работы Э.А. Макаева[58], который, резко отличаясь в своих построениях от структуралистов отсутствием всякого напряженного логицизма, тем не менее дал несколько весьма четких концепций языка, спокойно и методически анализирующих многие из современных насущных проблем науки о языке в плане как раз структурного изучения. Обилием эмпирических наблюдений с учетом проблем структурализма, но без всяких математически-изощренных увлечений, отличается весьма интересный сборник статей «Морфологическая структура слова в языках различных типов» (М. – Л., 1963). Это же нужно сказать и о сборнике, который нами уже упоминался выше, «Морфологическая типология и проблема классификации языков», равно как о сборниках «Структурно-типологическое описание современных германских языков» (М., 1966) и «Статистико-комбинаторное моделирование языков» (М. – Л., 1965). В этом последнем сборнике принципиальное значение имеет статья Н.Д. Андреева, посвященная проблемам математической статистики в общеметодологическом плане[59]. Интересна книга Р.Г. Пиотровского «Моделирование фонологических систем и методы их сравнения» (М. – Л., 1966).

Все подобного рода работы понимают типологию языка 7) процессуально-сравнительно-конструктивно.

Математическую лингвистику можно только горячо приветствовать, потому что только она может дать максимально точную картину фактического языкового состояния на тех или иных уровнях и в тех или иных областях. Что же касается самих языковых структур, о которых говорит теория, то они ни в каком смысле не есть результат какого-нибудь исчисления, не имеют никакого отношения к математике и, сами по себе взятые, не могут и не должны входить в такую науку, которую необходимо было бы называть математической лингвистикой. При таком четком разграничении теории структур и статистики структур весьма полезно будет говорить об особом 8) статистико-комбинаторном понимании типологии, которое целесообразно выделить из предыдущего седьмого понимания.

Заметим, что подобного рода понимание структуральной типологии, строго говоря, носит пока еще стихийный характер, так что оно в настоящий момент еще далеко от какой-нибудь глубоко продуманной лингвистической системы. Будучи главным образом статистикой, такая типология нуждается в разработанной теории структур, поскольку статистическому обследованию подвергаются здесь именно разные элементы структур, взятые в отдельности или комбинаторно. Теория структур и моделей где-то должна встретиться со всей этой статистикой фактической человеческой речи. Но эти пункты встречи пока еще намечаются слабо. В то же самое время стихийный напор статистики в современном структурализме настолько велик, что он начинает захватывать уже самые общие и широкие элементы языка, которые иной раз даже и получают какое-то неожиданное средневековое обозначение как «универсалии».

В заключение, бросая общий взгляд на отмеченные многочисленные работы по структуральной типологии (их количество легко могло бы быть намного увеличено), необходимо сказать следующее: В настоящий момент в отношении логической последовательности своих методов наука эта выступает перед нами как нечто в значительной мере хаотическое. Для того чтобы добиться элементарной ясности, нам пришлось расчленить восемь разных пониманий структурально-типологического метода. И методы эти не только нуждаются в дальнейшем расчленении, но часто выступают во взаимно-скрещенном виде, неуловимом для самих структуралистов. С другой стороны, однако, вся эта логическая нерасчлененность соединяется с чрезвычайно большим напором в разыскании и статистике языковых общностей, когда в горизонт исследователей попадают целые десятки, если не сотни разных языков. Рисуется захватывающая дух перспектива найти такие универсалии, которые охватывали бы собою все языки мира и которые путем рационально проводимых трансформаций давали бы собою точные формулы для каждого конкретного языка. Если принять во внимание, что таких языковых семейств, как индоевропейское, имеется на земном шаре больше 100, а языков, на которых говорит человечество, несколько тысяч, то отсюда становятся ясными те безумные претензии, которые сейчас выставляет структуральная типология. Доклады на IV Всесоюзном математическом съезде 1961 г. в Ленинграде[60] показали, что от этого союза математики с лингвистикой гораздо больше выигрывает математика, чем лингвистика, поскольку старая математика базировалась на таких областях, как физическая, т.е. на областях, в которых задачи характеризуются только небольшим количеством «степеней свободы», язык же является такой областью, в которой функционирует множество разных «степеней свободы», требующих для своего математического осознания небывалых раньше научных усилий. Однако и для лингвистики здесь тоже открываются необъятные горизонты, если иметь в виду формализацию и точное выведение структурных типов нескольких тысяч языков из небольшого числа исходных универсалий. Горизонты эти, несомненно, гораздо шире и сложнее, чем, например, охват всех движений небесных светил механикой Ньютона в XVII в.

Структуральная типология – наука очень молодая. И потому ей свойственны все преимущества и все недостатки ранней молодости.

Математика, в которой все находят самую точную науку, является предметом некоторого рода зависти для всех прочих наук. Все прочие науки хотели бы тоже быть такими же точными, какой является математика. Этот путь подражания математике представляется нам ложным и неосуществимым, поскольку точность математики зависит от ее собственного, математического предмета и перестает быть таковой, когда она применяется к нематематическим предметам. Но мы просили бы читателя внимательно отнестись к самой теме, в которой представлены две категории, требующие к себе пристального внимания.