Напомним кратко это явление. Если управляющий глагол стоит в потенциальном модусе, включая исполнимое желание, то зависимые от него относительные, временные, а иной раз и повествовательные и даже следственные предложения, которые в обычном виде содержали бы индикатив, получают тоже оптатив. В предложении: «Человек, который знает это, был бы полезен, если мы его позовем» – глагол «был бы полезен», стоящий в потенциальном модусе, превращает также и индикатив «знает» в оптатив. Здесь выражение «был бы полезен» настолько господствует в сознании пишущего и говорящего, что даже и «знает» входит в сферу этой оптативной ситуации, хотя само по себе оно требовало бы индикатива и ничего больше другого.

Другой тип модальной аттракции мы находим после ирреальных модусов (включая неисполненное желание). В предложении: «Если бы он вчера сделал это, чтобы помочь нам (но он этого не сделал), то…» – финальный конъюнктив «помочь» заменяется индикативом под влиянием ирреального индикатива «сделал бы». Модальная аттракция конъюнктива в направлении индикатива происходит в предложениях относительных, временных, финальных и редко причинных.

Теперь попробуем подвести итог всех наших рассуждений по поводу третьего закона грамматического строя сложного предложения в греческом языке и сформулировать в простых и ясных тезисах достигнутые нами результаты в области употребления модусов в определяющих придаточных предложениях.

Прежде всего, оказалось целесообразным объединить сходные модусы в отдельные группы, подчеркивая одинаковость функционирований отдельных этих групп в отношении рассматриваемых здесь определяющих придаточных предложений. Именно, мы разделили все модусы на статические и динамические, а каждый из этих разделов еще поделили на модусы суждения и модусы желания. С другой стороны, ради устранения путаницы и бесконечных исключений, мы уточнили и понятие самого определяющего предложения, разделив все определяющие предложения на бессоюзные и союзные. Все эти разделения, и особенно разделение модусов на статические и динамические, на модусы суждения и модусы желания и всех предложений на определяющие и определяемые, произведены не по принципу формально-грамматических связей, а по принципу предметных связей самой действительности, что и диктуется основным характером греческого синтаксиса, выдвигающего на первый план как раз объективно-реальные и меньше всего формально-грамматические связи.

Вооружившись такой группировкой грамматических категорий греческого языка и подводя итог предыдущим рассуждениям, мы можем теперь представить наш третий закон в виде небольшого числа ясных и точных положений, вытекающих из него и дающих ему конкретное выражение. Поскольку сам закон гласит о зависимости модусов определяющего предложения исключительно только от смысла самого этого предложения, т.е. от его типов, мы теперь и должны сформулировать, какие именно модусы и с какими именно типами определяющего предложения находятся в согласии и какие не находятся в этом согласии. Наши тезисы здесь таковы:

1) Любое определяющее придаточное предложение допускает любой статический модус суждения.

2) Любое определяющее придаточное предложение допускает любой динамический модус суждения, кроме предложений причины и следствия, противоречащих этим модусам по смыслу.

3) Любое бессоюзное определяющее придаточное предложение допускает любые статические модусы желания и любые динамические модусы желания.

4) Никакое союзное определяющее придаточное предложение не допускает статических модусов желания, кроме желательного и уступительного оптативов, совпадающих по смыслу с желательными и уступительными предложениями, и кроме уступительного оттенка во временных и причинных предложениях.

5) Никакое союзное определяющее придаточное предложение не допускает вообще никаких динамических модусов.

Таким образом, наибольшая свобода принадлежит статическим модусам суждения (реальный, гипотетический, потенциальный и ирреальный), которые употребляются решительно во всех определяющих придаточных предложениях (в относительных и обстоятельственных времени, места, образа действия, сравнения, причины, условия, уступления и следствия). Меньшая свобода принадлежит динамическим модусам суждения (итеративный и футуральный конъюнктивы), которые употребительны во всех определяющих предложениях, но уже не употребительны в предложениях причины и следствия. Еще менее свободно употребление статических модусов желания (желательный и уступительный оптатив). Они наличны только в бессоюзных определяющих предложениях, а из союзных в собственном смысле – только в предложениях желания и уступления. Наконец, динамические модусы (ингрессивные конъюнктивы) только и встречаются в бессоюзных и совсем не встречаются ни в каких союзных определяющих предложениях. Статические модусы употребляются шире и свободнее динамических, и модусы суждения – шире и свободнее модусов желания. Статические модусы суждения обладают меньшей направленностью действия и потому совместимы с бóльшим кругом предложений. Динамические же и модусы желания – наоборот.

Такое положение дела и заставляет нас выставить наш третий закон грамматического строя греческого сложного предложения, т.е. закон об исключительной зависимости модусов определяющего предложения от типа этого предложения, т.е. от его семантики. Статические модусы совсем не обладают никакой специальной направленностью действия; и поэтому они употребительны решительно во всех определяющих предложениях, невзирая ни на какие их союзы. Напротив того, динамические модусы всегда обладают тем или другим резко направленным действием в определенную сторону, и потому они совсем несовместимы с союзными определяющими предложениями, поскольку всякий союз тоже направляет действие придаточного предложения в определенную сторону и потому конкурирует с динамическими модусами. Весь вопрос, следовательно, сводится только к тому, насколько тот или иной модус соответствует тому или иному типу определяющего придаточного предложения. Это соответствие или, вернее, разная степень этого соответствия и есть тот предмет, о котором говорит наш третий закон.

В заключение заметим, что приведенные выше пять тезисов третьего закона могут получить свою окончательную конкретность только с учетом частоты употребления относящихся сюда модусов. Об этой частоте мы говорим ниже – в §5.

Модусы определяемых придаточных предложений представляют собой не что иное, как уточнение или конкретизацию семантики управляющего глагола, и, следовательно, зависят только от этой последней, причем выбор типа того или иного модуса определяемого придаточного предложения в пределах семантики управляющего глагола зависит исключительно от намерения пишущего или говорящего выразить ту или иную объективную ситуацию. Можно сказать и так, что модусы этих предложений являются функцией бесконечно разнообразной степени семантического напряжения, или нагрузки управляющего глагола.

Напомним, прежде всего, основную особенность определяемого придаточного предложения. Это – такое придаточное предложение, которое зависит от своего главного предложения не только формально-грамматически, но и предметно, объективно-реально. Определяемыми придаточными предложениями являются, во-первых, все субстантивные предложения, т.е. как все общесубстантивные, или дополнительные (их называют также повествовательными, изъяснительными, косвенной речью), так и специально предложения стремления и опасения, и, во-вторых, из адвербиальных – предложения цели.

Поскольку все эти придаточные предложения зависят от своих главных предложений предметно, постольку действие главного предложения в этих случаях целиком определяет собою всю область действия придаточного предложения; и так как в греческом синтаксисе вообще на первом плане предметные, а не формально-грамматические связи, то и неудивительно, что семантика главного предложения является для таких придаточных предложений определяющей. При этом подчеркиваем, что речь тут идет именно о предметных, а не о формально-грамматических связях, т.е. модус определяемого придаточного предложения зависит не от времени управляющего глагола, не от его вида, не от его модуса и вообще не от какой-нибудь его грамматической категории, а исключительно только от самой семантики управляющего глагола, от его общего смысла.