Я вылезла из постели. Сигареты остались внизу. Жалко. Я выспалась. Пирогов наелась. Всех повидала. Всем дала. Надо двигать в Город. Женька. Я же обещала ему подарок. Вот и подарю.

— Подойди ко мне.

Миша сидел в старом кресле. Сколько раз мы испытывали его плетеные кости на прочность, не сосчитать. Свет не включил. Я забралась в любимое тело, укрылась Мишкиными руками. Он целовал меня в макушку. Потом в ушко. Гладил. Заводил. Я не стала отказываться. Пошарила рукой по крышке стола рядом, ища известный пакетик.

— Нет там ничего, — улыбнулся Берг.

Приподнял меня, развернул лицом к себе и вошел. Толкался горячо и жадно, держа руками над собой. Для себя. Как ему хотелось. Ладно. Я улыбалась, глядя в его отрешенное лицо с опущенными веками. Интересно, что он там себе представляет? Меня, не меня? Кончил. Ткнул меня носом в соленую грудь. Сердце там било, как молот.

— На, возьми.

Мишка сунул мне в руку что-то маленькое. Кольцо. О-па! Я дернула за веревочку древнего светильника над нами. Желтый свет разогнал поздние сумерки в мансарде. На моей ладони лежало золотое колечко с маленьким камушком. Произведение имперского ювелирторга, вторая половина прошлого века. Мечта и сладкий сон тогдашних дам. Я повертела его, держа за обод под неясным светом экономной лампочки. Камень честно выдал фиолетовый луч. Мал да удал. Рассмеялась.

— Что ржешь, вдова антиквара? Надевай. Руфа велела носить, не снимая, — Берг отнял колечко и сам надел мне на безымянный палец левой руки. Впору.

— Предложение изволите делать, мсье Берг? — прикололась я. Терлась снова о его большое доброе тело, как кошка.

— Предложение я тебе сделал еще пять лет назад. Это помолвка.

Мишка закинул меня на плечо и потащил. Это здесь называлось ванной комнатой.

— Согласие узнать не хочешь? — я яростно терла его спину жесткой мочалкой, ноги разъезжались на мокром полу.

— Не-а. Зачем? Я свое слово сказал. Придешь, когда будешь готова. Три сильнее, детка, — Мишка подставлялся моим слабым рукам с наслаждением. — Мазерати где взяла? Для Веберов слишком заковыристо и расточительно. На такую фигню у них фантазии не хватит. У всех троих разом. Или ты теперь раздвигаешь ноги только перед генералом?

Он не оборачивался, но спина его заметно напряглась. Тверже стала. Я хлопнула его по белому заду мочалкой и залезла под воду.

— Молчишь? — Берг встал рядом. Хотел обнять.

Я вывернулась и ушла. Надоел. Испортил все своей ревностью.

— Садись, дорогая. за стол. Выпей чаю. Этот конь компьютерный совсем тебя заездил. Софа, чаю нам принеси с пирогами.

Руфина Львовна своеобычно раскладывала пасьянс на бархате стола. Бабушка Софья принесла поднос с чашками-тарелками. Укоризненно покачала головой, глядя на подругу. Та небрежно махнула рукой. Черепаховый мундштук с незажженной сигаретой сделал дугу под низким абажуром лампы.

Притащился из глубин дома Женька. К столу не подошел. Забился куда-то в темный угол столовой. Глядел оттуда забытой на вокзале собакой. Господи! Как они меня все достали со своей любовью, ревностью и остальным.

Лестница жалобно пискнула под быстрыми шагами. Последние три ступеньки он перепрыгнул. Легкой походкой Мишка пересек столовую по диагонали. Насвистывая, походя взял пирожок с блюда. Распахнул дверь соседней комнаты. Стул скрипнул под его немаленьким телом. Берг поднял крышку рояля. Весело пробежал пальцами по замученным сегодня клавишам. Лукаво-беспечные звуки «Энтертайнера» разбежались по тихим углам старого дома.

— Ты согласилась, — Руфина Львовна удовлетворенно откинулась на спинку стула. Ткнула мундштуком в кольцо на моей левой руке.

— Это билет с открытой датой, — улыбнулась я в ответ. Почему-то виновато. Любовь — не повод для брака, хотела пошутить я. Передумала.

— Мне пора, — я нашла взгляд пингвина и показала ему глазами на входную дверь. Он мгновенно подорвался из своего угла и стал обуваться.

— Летишь? Как быстро, — старая женщина умело спрятала грусть в пасьянс на столе. Что-то там пошло не так. Она быстро разметала карты сухой, в коричневых пигментных пятнах и дорогих кольцах ладонью. Подставила щеку для поцелуя. Я тепло прижалась к теплу.

— Присматривай за собой, стрекоза. Будь осторожней за рулем. Беги, — она стала заново раскладывать атласные листы на бархате. Потертой временем в углах скатерти.

— Попрощайтесь за меня, — мне было немного стыдно.

Руфа кивнула, не поднимая лица от карт. Женька уже топтался возле крошки Чивли.

— Что это?

Женька с интересом разглядывал отличной сохранности особнячок конца позапрошлого века. Русский модерн в умных, заботливых руках. Затерялся ненавязчиво в самой глуши исторического центра Города.

— Бордель, мой хороший. Дорогой. Возможно, самый дорогой в этом гребаном Городе, — ухмыльнулась я. Взяла его под руку и ввела внутрь.

Черный кот сидел на большом фарфоровом блюде и жрал остатки гуся. Вгрызался в фаршированное нутро. Печенку ел. Заметил меня краем желтого глаза и зарычал. Я взяла длинную узкую вилку и почесала набитую короткую шерсть на спине зверя. Голой рукой не рискнула. Села напротив. В кресло во главе полусъеденного, разоренного стола. Юлька плюхнулась слева. Чёрное кружево пеньюара распахнулось на идеальной груди. Отлично сделанные, полные губы влажно и красно напомнили мне о недавнем между нами. В столовой было ощутимо холодно. Сквозняком тянуло из открытого окна. Октябрь в Империи гнал минус. Моя подруга не замечала северного ветра. Кокс грел. Сидела рядом в тонкой ажурной ткани. Я запахнулась в пуховый платок. Большой, как одеяло. Наркотик запер неясную тревогу вглубь расслабленного тела. Голову только никак не зацепил. Что-то упущенное не позволяло мне наслаждаться легкостью бытия. Думать об этом здесь, в этой роскошной столовой, не имело смысла. Я наблюдала за котом. Тот угнездил немаленький свой зад на льне вышитой скатерти. Между императорским фарфором. Черный хвост приземлил на блюдо с остывшими телячьими медальонами.

— Как там мой протеже? — спросила, не глядя, вошедшую в столовую барышню.

— Спит. Второй раз уже так делает. Припрется злой. Закажет кого-нибудь, не глядя, выжрет полбутылки из горла и валится спать. Даже туфли не снимает. Утром оплатит счёт и уедет. Придурок конченный, — услышала в ответ.

Не поняла.

— Так. Мила, детка, иди спать по-быстрому, — тихо, с нажимом, проговорила Юля.

Я обернулась. Милка-эстонка кротко глянула на меня. Влюбленными, без всякой надежды, глазами. Открыла и закрыла рот. Испарилась за дверью.

— О чем это она? — я посмотрела на Юльку.

— А, забудь! Ты же её знаешь. Она дура. Корова травоядная. С твоим мальчишкой все в порядке. Девочки втроем еле его угомонили. Спит. Счастливый и довольный, — она дотянулась. Взяла мою руку со стола. Целовала пальцы.

— Хорошо, — я улыбнулась. Руку не отнимала. Приятно.

— Лучше расскажи мне, родная, что за девочка была с тобой на фото позавчера? — я не сомневалась, что Юлька спросит. Вот и спросила.

Зря я выперла все наше с Аней в инстаграм.

— А, наплюй. Так, ерунда. Кончилось все, — мне не хотелось вдаваться. В подробности. Говорить о сероглазой подруге моей здесь, в этом доме, казалось ненужным и неуместным.

— Это, что за фигня? — Юля ткнула идеальным, затейливо-пошло разрисованным ноготком в скромное колечко Берга на моем безымянном пальце. Левой руки.

Я искренне рассмеялась. Кокаин все же добрался до моих нетвердых сегодня мозгов.

— Мишка объявил о помолвке. Вот ненормальный. Выйду за него. Что он о себе возомнил? Но не раньше тридцати, — я веселилась.

Представила выражение его лица, когда он обнаружил мое сегодняшнее бегство. Смешно. Энтертайнер? Ха!

— У нас большой мальчишник в эту пятницу. Женится нефтяной принц. Сорок человек. Ты можешь себе представить? Я пыталась их ополовинить, у меня девчат столько нет. Куда там! Это же лучшее заведение в Городе, хотят только здесь! Деньги башляют сумасшедшие. Поможешь нам? — Юлька потянула меня к себе в просторное кресло.