— Где? — я сдалась сразу.
Хочу. Десять дней прошло. Хочу!
— В Северном… — я уже отключилась.
— Я не дам тебе машину! — заявила яростно Юлька.
Стояла прямая, как струна. Кулачки сжала.
— Ты никуда не поедешь! Ты — дура ненормальная! Зачем ты бежишь к нему, как собачонка, по свистку! Он натрахается с тобой и уедет! Там, на севере, у него наверняка баба есть и не одна! Я! Люблю тебя! Ты же терпеть его не можешь! Сама вчера только говорила! Машину я тебе не дам! — она выкрикивала слова в мою глухую спину.
Я пожала плечами. Нет, так нет. Отвернулась. Кого интересуют его бабы? Натрахается и уедет — вот тема! Я стала натягивать через голову темно-вишневое платье. Снова Юлькин подарок. Как я люблю: узкий, плотно обтягивающий тело верх, пышная юбка до колен. Атласные высокие трусы от ДГ, чулки, максимальные каблуки. Кольцо в клиторе я чувствовала абсолютно.
Горячие Юлькины руки прошлись по моей оголенной спине, потом резко застегнули серебристую молнию.
— Вот возьми. Надеюсь, хватит, — Юля протянула мне коробку презервативов. Хмурилась и не смотрела на меня.
— Спасибо, любимая, — прошептала я в розовое ушко и лизнула нежную мочку быстрым язычком.
У дверей я обернулась:
— Сделай для меня еще одну вещь, моя добрая любимая подруга. Вели Милке-эстонке, пусть отдаст тебе мою сумку. А то я ее боюсь, эту чухонскую тихоню. Вдруг изнасилует?
Звонко чмокнула воздух между нами и понеслась в гараж.
Вебер торчал возле стекла главного входа в аэропорт Север. Здесь курили, не соблюдая положенных метров от входа. Суровые мужики в неуместных для имперского октября лохматых шапках. В теплых реальных полушубках и зимней меховой обуви. Из открытой настежь двери кафе-стекляшки на углу несло запахом горячих беляшей и скверного кофе.
Я привела мазерати к самым его ногам. Вебер даже отошел на шаг, уступая длинному лицу машины место перед тротуаром. Смотрел выше автомобиля, выискивая. Меня? Я рыкнула тяжелым звуком движка. Он не заметил. Отвернулся. Дернулся было к остановившемуся автобусу-экспрессу. Тот выпустил на свободу очередную партию людей в тулупах и уехал.
Мужики увидели редкий в любых краях автомобиль, пошли медленнее, оглядывались. Я вынырнула из тепла крошки Чивли. Толкнула дверь. Та с неслышным чавом встала на свое место. Мужчины остановились. Интересно им было узнать, к кому же приклячилась такая офигенная кукла. Втыкая каблуки в асфальт, покачивая колоколом юбки, подошла сзади к Веберу. Он снова ошибся с направлением. Глядел в противоположную сторону.
— Девушку по вызову заказывали? — я тихо проговорила в ухо ничего не подозревающего Вебера.
Он резко обернулся. Замер. Смотрел непонятно. Водил светлыми глазами по мне. От кудрявой макушки до каблуков. И обратно.
— Привет, Шурик! Как дела? Как жизнь? — я улыбалась в его серьезное лицо. Открыто.
Горячая волна родилась внутри моего тела и разбежалась в пальцы ног. Потом в руки. Я обняла его за шею и прижалась всем телом.
— Счастливчик ты, Вебер! В каждом аэропорту тебя ждет красивая девушка! Вчера блондинка, сегодня рыженькая, — мужской голос усмехался за моей спиной.
Я хотела отодвинуться от грубоватой ткани синей формы и оглянуться. Вебер положил на мой затылок тяжелую руку. Не позволял.
— Семенов, иди, куда шел! — резко ответил кому-то рядом и сзади. Не отпускал.
— Посадка началась. Твои уже пошли на поле, — рассмеялся мужчина.
— Пусти, — сказала я Веберу, оставив помаду на синем сукне кителя. Так тесно он прижимал меня к себе.
Он разжал руки. Я оглянулась. Невысокий мужчина в расстегнутой зимней летной куртке и гражданских брюках курил и ухмылялся, глядя на нас. Смотрел с плохо скрытой завистью. Лапал меня глазами везде. Раздевал. Вебер развернул меня к себе.
— Ляля, прости. Нам открыли коридор. Я улетаю через двадцать минут. Прости. Так вышло. Служба, — он поднял вверх мое лицо к своему. Расстроено вглядывался в меня.
Я обалдело молчала. Отвыкла за последнее время от его сволочных выходок по отношению ко мне. Забыла. Как я могла так подставиться снова?
— Я притащилась через половину Города, чтобы услышать твое прости? — я сама не поняла, что сильнее завело меня. Облом или насмешка его сослуживца. Про блондинок и рыжих. В каждом аэропорту.
— Я прошу у тебя прощения. Это не зависит от меня. Служба.
Вебер хотел снова дотянуться до меня своими жесткими руками. Я успела увернуться. Отошла на пару шагов. К машине.
Он догнал меня. Попытался поймать за руку. Я спрятала обе руки за спину. Неприятный Семенов курил, не вынимая сигареты из угла рта. Наслаждался сценой.
— Ляля, — позвал Вебер.
Я открыла дверь. Он заметил, наконец, мазерати и застыл. Разглядывал и мрачнел. Чернел на глазах.
— Иди сюда, — приказал глухо. Забыл, дурачок, что со мной так нельзя. Не проходит.
— Забудь мой номер, Шурик. Пока, — я повернулась спиной, намереваясь сесть за руль.
Не вышло.
— Кто он?
Он развернул меня за шею и прижал телом к средней стойке автомобиля. Вернул на место открытую дверь. Дышал неровно. Я сама плохо справлялась с холодным воздухом октября. От душной злости, от проклятой похоти.
— Не твое дело. Отпусти меня. Я поехала. Не звони мне больше!
Он заткнул меня поцелуем. Горячее его желание билось сквозь нашу одежду в мой пупок. А заодно кровью в затылок, горло, виски. Заливая душной волной все кругом. Стучалось в заветном колечке. Я глупо и жадно отвечала на его голодные поцелуи. Обнимала сама крепкие бедра в форменных штанах. Разводила на инстинкте колени, запрыгнуть на талию мечтала. Взялась правой рукой за пояс брюк. Забыла где я.
— Пора, — сказал мне в шею.
— Нет, — ответила я, непроизвольно пытаясь захватить бедром его правую ногу, чтобы стать как можно ближе.
Вебер аккуратно опустил меня на землю.
— Извини, я позвоню.
Он резко оторвался и ушел. Бросив меня, размазанную по гладкому железу.
Я отлепилась от тела мазерати. Я залезла внутрь. Крошка Чивли что-то говорила мне тихим женским голосом. Положила руки на руль. Заметила, как бьет пальцы крупная дрожь. Воды и сигарету. Надо успокоиться.
Открыла окно и закурила.
— До города подкинешь? — услышала рядом.
ГЛАВА 44. Димон
— Нет, — ответила.
Вышла курить наружу. Задыхалась от слез. Встала спиной ко всему.
— Никогда такого шильдика не видел. Как называется?
Не стала даже оглядываться на придурка.
Больше — никогда. Никогда больше я так не подставлюсь. Никогда он не сделает из меня снова дуру! Соленая вода рекой текла по моим щекам. Холодный воздух пополам с дымом житана рвано залетал внутрь убитой меня. В каждом аэропорту? Спасибо тебе, добрый человек Семенов! Все!
— Не будь дурой! — услышав мои мысли, отозвался айфон.
Я выключила звук и выбросила аппарат в прорезь решетки ливневой канализации. Избавилась. Отрезала.
— Вот нормально! Иные едут на Крайний Север, чтобы заработать такие же бабки, которые ты только что, так небрежно, выбросила в говно! — восхитился неумолкающий голос рядом.
Я зло оглянулась. Ну! Где этот гребаный идиот? Который пытается лезть ко мне со своими кретинскими замечаниями? Порву. И все.
Веселые зеленоватые глаза. Смешная, конопатая, скоморошья физиономия. На «ты» со всем миром. Парень перестал корчить умильную рожу. Нормальное лицо русского Севера. Оранжевый пуховик. Песцовая шапка подмышкой. Старые унты в галошах. Или калошах? В общем, резиновых черных бахилах.
— Я не повезу тебя, отвали, — проговорила я хрипло от слез.
— Ты, конечно, крутая невозможно девушка. Но. Понимаешь, сестренка, я ей обещал, что приеду вовремя. Я с Хатанги лечу. Метель остановил своею мыслью! Чтобы мой самолет совершил свой великий полет. А гребаное столичное такси говорит, что придет только через два часа. К тому времени она уже родит. Я обещал держать ее за руку в этот момент, — русский парень поник коротко стриженой башкой.