— Я похожа на Олимпию Мане? — я лежала в известной позе на огромной Венечкиной кровати в стиле Людовика пятнадцатого. Или четырнадцатого? Не помню. Из одежды на мне был надет только сапфировый гарнитур. Колье, серьги, браслет.

— Если только я на служанку, — рассмеялся мой любовник, выглядывая из-за бархатного полога кровати растрепанным старым сатиром.

— Ты перепутал. Так она выглядывает у Тициана, — я перевернулась на живот.

— Какая же ты у меня умница! Я горжусь тобой. Этот гарнитур идёт тебе невозможно. Я сделаю фото?

— Валяй. Не забудь поделиться в Инстаграм, — рассмеялась я, принимая различные непристойные позы перед этим любителем ню. Социальные сети не интересовали его никак.

— Я похвастаюсь в клубе. Ты не против? — он сел рядом, листая фотки. Несколько удалил.

— Как-то уж чересчур смело, — прокомментировал он.

— И эту убери. Слишком видно лицо. А вот эту отправь мне, — я забрала из его неповоротливых пальцев телефон.

Антиквар сфоткал меня в начале вечера, перед самым нашим выходом из дома. В синем платье, гарнитуре и большом палантине из голубой норки. Он позвал меня, и я оглянулась. Почему-то грустная. В проеме двери, как в раме.

— Вот здесь ты точно похожа на Олимпию. Выражением глаз, — он снова стал целовать меня, царапая кожу седой щетиной.

— Вениамин Аркадьевич! Имейте-таки совесть! Доктор не разрешает вам больше одной серии в неделю! Вы угробите себя на этой худой, бледной гойской бляди! — я отбивалась, шутя. Но продолжать не собиралась. Его врач совершенно серьезно просил не позволять этому любвеобильному мужчине больше одной таблетки в неделю.

— Можно я сниму камни? Тяжело и застежка на браслете царапается, — я подставила его рукам свою шею.

— Ты хотела бы иметь такую вещь? — Венечка неспешно снимал с меня украшения и складывал в старинный футляр.

— Нет, — легко призналась я. — Что мне с ней делать? В караоке петь?

Я засмеялась и упала спиной на его грузную фигуру.

Он гладил меня везде. Пора уходить.

— Ну раз сапфиры и бриллианты позапрошлого века тебя не интересуют, держи, — он протянул мне бархатную коробочку.

— Что это? — я не понимала.

Открыла. Широкое, миллиметров семь колечко. Утопленный белый камень. На брюлик похож. Только большой для этого. Таких не дарят. Горный хрусталь, что ли? Маленький размер. Мне точно только на мизинец полезет. Что за фигня?

— Догадайся, — довольно хохотнул Венечка.

Перегнулся через меня, плеснул коньяка в хрусталь на донышко. Выпил сам, потом налил мне, до половины.

— Выпей для просветления.

Я честно глотнула. Закусила лимончиком в сахаре. Вытащила подарок из футляра на свет.

— Серебро?

— Нет. Белое золото. Дальше. Камень?

— Ну не знаю. Для брюлика слишком большой. Хрусталь? — я знала, что всяких там циркониев мой антиквар не признает. Только настоящее.

— Детка, ты плохо обо мне думаешь. Это белый бриллиант чистой воды. Полтора карата.

Он забрал колечко из моих пальцев, надавил. Кольцо распалось на две половинки, соединённые чем-то вроде петли. Из одной половины вылезло тонкое жало, в сантиметр длиной. В другой части странного украшения виделся паз.

— Это в нос? —рассмеялась я. Этот затейник мог придумать и не такое. И точно.

— Это в клитор, звездочка моя. Генитальный пирсинг восемнадцатого века. Оберег, между прочим, от дурных болезней и насильников. Старый козел Гандель предложил его мне, когда я показал ему твою фотографию. Ту, где ты голенькая стоишь в моей ванной в колье из опалов и изумрудов графини Юсуповой. Сказал, что такое сокровище надо правильно украшать. Я сверился с каталогом. Принадлежало любовнице …

— Обалдел! Я должна его носить по назначению? — смеялась я. Камень поймал свет люстры и ослепил меня на миг фиолетовым высверком.

— Да! Мы полетим в Иерусалим в эту субботу. Тебе все сделают в лучшей клинике, я договорился. Заживет все очень быстро. К Новому году сможешь смело показывать его своим молодым, горячим жеребцам. Нравится? — он умильно наклонил полуседую голову к плечу и глядел лукаво.

— Вы ужасный развратник, Вениамин Аркадьевич.

Я поцеловала его в высокий лоб.

— Сколько старый козел Гандель запросил за эту милую вещицу? — мне было интересно узнать, а ему приятно похвастаться.

— Сущие пустяки. Двадцать штук зеленью, — улыбнулся мой любовник.

— На чем сошлись?

— Не уступил, скряга, ни цента.

— Обалдеть! А вдруг потеряется?

— Замок надёжный. За двести лет ни разу не потерялось. Останешься до утра, моя рыбка? Или у тебя ещё есть дела этой ночью? — он смотрел немного заискивающе и грустно.

— Да обещала одному толстому тридцатилетнему члену. Прости, — я нежно поцеловала его мягкие губы.

— Ладно. Беги. В субботу в шесть тридцать в аэропорту. Паспорт не забудь. Сколько я должен тебе за платье? — спросил.

Я сказала.

— Туфли, чулочки-трусики?

Он откуда-то, словно из-под подушки достал широкое портмоне. Обожает наличные деньги. Открыл и с удовольствием смотрел, как я одеваюсь. Я не спешила. Делала все медленно, с расстановкой.

— Туфли у меня были свои, изначально.

Я улыбнулась, пожав плечами. Поправляла грудь в узковатом бюстгальтере-балконе.

— Вот за что так люблю тебя, моя прелесть. За честность. Другая, на твоём месте, загнала бы мне шузы от Маноло Бланика, — усмехнулся Венечка. Его мятежная юность пришлась на эпоху рок-клубов в прежней Империи. Он любил иногда вставить подходящее словцо.

— На дворе конец декабря, а ты бегаешь в этом неприличном пальто? — он глазам отказывался верить. — И без тёплых панталон?

— На мне вообще трусов нет. Ты же видел, — я стояла у двери. Как обычно, такси ждала.

— Где твоя шуба? Соболь? Тебя ограбили? — он не на шутку разволновался.

— Продала. Жизнь заставила. Ничего, куплю другую, — я легкомысленно поцеловала его в большой национальный нос.

Такси пришло.

— Ты бегаешь голая в мороз, а я дарю тебе кольцо в письку! Я — старый дурак! — он на самом деле переживал.

— Ты — лучше всех. Присматривай за моим камешком. Я уже о нем мечтаю. Встретимся в субботу.

В машине было накурено.

— Можно закурить? — спросила вежливо у шофёра.

— Задние не курят, — ответил он.

Посмотрел в зеркало на меня. Улыбнулся:

— Ладно, кури. Только на ходу и в пепельницу. Куда едем? По адресу?

В телефоне я забила адрес Миши. Хотелось, однако, другого. С внуком генерала я всегда успею.

— Сейчас узнаю.

Набрала номер Пашки-полковника.

— Слушаю, — за его твердым голосом слышались голоса и музыка. Вечеринка.

— Ты звонил, любимый, — откликнулась так, будто звонок его был час назад.

— Ляля! Ты? Нашла для меня минутку? — он ухмылялся довольно.

— Да. Твои богатырские размеры снятся мне по ночам, — засмеялась я. Шофёр коротко глянул в зеркало. Я подмигнула.

— Дашь бесплатно? — хохотнул Пашка.

— Деньги — всегда деньги, — ответила я честно.

Для шофёра заодно. Что бы глупости не думал.

— Я готов, — он назвал адрес.

Известный французский ресторан в старом Центре. Дорого и невкусно. Закрытая вечеринка. Пашка ждал меня у входа. В синем модном костюме. Его крепкая немаленькая задница оттопыривала фалды узкого пиджака. Он выхватил меня из такси, поднял вверх к лицу. Целовал жадно, слегка пьяно. Я с удовольствием сжала ладонью его каменную попу.

— Не делай так, красавица. Штаны треснут, — проговорил он мне в шею.

— Может быть, сначала сходим, снимем напряг? — не стала я вилять. Сама хотела. Антиквар со своими игрушками здорово завёл меня.

— Прости. Не так быстро. Меня в зале ждут, — Пашка отдал моё пальто гардеробщику и, взяв культурно под руку, повел в зал.

— Друзья! Позвольте представить вам мою лучшую подругу. Ляля! — он вывел меня перед большим, человек на сорок, столом. Все зааплодировали. Время подходило к одиннадцати. Кто хотел, тот уже накидался алкоголя изрядно. Мужчина усадил меня рядом с собой во главе стола. И о-па! Я глазам не поверила. Оба Вебера. Братья. С подружками. Старший, с той самой, из аэропорта. Младший с другой, но тоже блондинкой. Интересно.