Бледное северное небо обещало на утро снег. Туман прятал очертания соседней генеральской дачи. Там заорал дурным голосом павлин. Шесть часов утра.

— Как же ты ушла от него? — спросила мудрая, старая женщина, глубоко затягиваясь остатками сигареты.

— Сбежала. Когда уснул, — пожала деланно плечами. Не хотела об этом думать.

Легкий морозец залез уже под тепло короткой юбки. Хватал тело за коленки. Имперская осень в сыром, раннем утре заявляла властно о себе. Обрезанные под корень розы на дачном участке ждали покорно снежную зиму. Как повезёт.

— Берг спускался в столовую из своей мансарды. Воды как бы хотел. Тебя искал. Я сказала, что ты в аптеку уехала. Не поверил, — старая дама улыбалась.

— Сейчас залезу к нему под бочок. Поверит, — я вошла следом за ней в доброе тепло дома.

— Любовь — не повод для брака, — повторила старую истину вдова генерала.

— Гибли? — поразилась я.

Молча пялилась на нептуновский трезубец на решетке радиатора машины.

Юлька куталась в мой пуховый платок. Большой, как одеяло. Сама мне его подарила. Обожает делать мне подарки. Что? Все равно, ей больше некому. Сигарета прыгала в ее худых пальцах жестким тремором. Четыре утра. Мы еще не ложились. Поднятые вверх ворота гаража впустили внутрь октябрьский неласковый воздух. Солнышко совсем не собиралось радовать нас на востоке. Дрыхло за горизонтом.

— Ты ныла всю ночь, что у тебя нет машины. Поэтому ты вечно трешься возле этих говнюков Веберов. Вроде как, из-за транспорта. Вот. Бери мою. Я все равно никогда до конца трезвой не бываю. Водить терпеть не могу. Если только танк. Но нельзя. Передавлю всех этих гадов. Водителей и пешеходов. Бери, мою Чивли, катайся. — Юлечка сделала широкий жест рукой над графитным глянцем автомобиля.

— Чивли? Ты зовешь ее Чивли?

Я, сладострастно сглотнув слюну, погладила кончиками пальцев хищную, возбуждающе длинную, чуть опущенную морду капота. Ощупала жабры на переднем левом крыле. Ух! Коротковатый, но абсолютно безупречный зад слегка гасил невозможный пафос итальянского седана.

— Ну да, — хрипло рассмеялась моя подруга, затушила бычок о хромированную букву «М» в надписи на крышке багажника. — Какой кретин придумал это название? Гибли! Кто гибли? Зачем гибли? Тогда уж лучше: сдохли. От цены. Я назвала эту игрушку в честь миссис Чивли из Идеального мужа. Мой любимый персонаж. Хватит ласкать ее, словно она живая. Я ревную. Пойдем лучше спать, я с ног валюсь.

Она взяла мою руку, отлепила от ручки водительской двери. Потянула прочь от тела автомобиля.

— Я прокачусь, — я не могла уйти сразу. Нет. Невозможно.

— С ума съехала? В тебе скотча пол литра! Плевать на камеры, ты тупо влетишь под фуру на Окружной! Не дам ключи, не мечтай!

— Давай полетаем! Больше двух сотен я не пойду. Я тихо-о-онько, — простонала я.

Юлька поволокла меня за руку вон из гаража.

— Хочешь, я тебе ее подарю?

Она стояла, скрестив руки на груди. Смотрела. Как я чищу зубы, сплевываю пену пасты в раковину, полощу водой рот. Я отрицательно помотала головой.

— Эт-то почему? — с пьяной высокомерностью возмутилась невероятно щедрая сегодня моя подруга.

— Зачем? Я катаюсь. Ты платишь налоги и штрафы. Красота!

Я ухмыльнулась и хлопнула подругу по хорошей попе. Притянула к себе и плотно поцеловала в губы. Протолкнула в ее рот язык, шарила там по-хозяйски.

Юлька отстранилась и с новым интересом поглядела в мои нахальные глаза.

— Что-то свеженькое у нас, родная? Ты здорово на кочерге. Все-таки, я молодец! Хорошо спрятала ключи.

— Отдай! — приказала я, беря сзади ее за шею.

Жестко. Знакомое чужое движение разлилось горячими искрами от руки к затылку. Опустилось ниже. К животу. Жгло.

— Ого! — восхитилась Юлька.

Послушно вынула брелок из недр пеньюара и протянула мне.

Меня несло. Я чуяла. Неостановимо. Взяла ключ от замка зажигания и пошла обратно. Вниз. В гараж.

— Лялечка! Угомонись!

Юлька не отставала. Неслась след в след за моими широкими шагами.

— Привет, подруга! — сказала я мазерати по имени Чивли.

Та не ответила. Пока.

Я мягко тронула ручку двери. Та открылась легко, подчиняясь брелку в кармане моего халата. Юля, забыв ныть, открыла пассажирскую дверь и плюхнулась на рыжую кожу сиденья. Я аккуратно заняла свое. Ворота подобрались под самый потолок. Кнопка пуска. Режим спорт. Нога в шлепанце на педали газа. И полетели.

Не вышло.

На углу, в конце кривого переулка, обсиженного модернистскими двухэтажными кремово-розовыми особняками, частными и не до конца, маячил красной задницей камаз. Мусоровоз. Я подъехала вплотную. Мазерати отозвалась на мою досадную газовку утробным рыком. Взрослый дядька вышел на звук из-за помойных баков. Вислые седые усы. Хохол. Миролюбиво прижал масластую руку к спецовке. Я опустила стекло.

— Прывет, девчата! Трошки зачикаете? Я швыдко. Тикаете когось? — он с улыбкой глядел на нас с Юлькой в кружевных ночных нарядах.

— Не. Не спеши, я подожду, — мой украинский закончился. Не начавшись. Я закурила, пережидая, когда он уберет свою машину из тесноты имперского переулка. Юлька, столичная барышня, заметно нервничала из-за досадной задержки. Но помалкивала.

— Лётает? — мужик подошел к дорогой и сверкающей моей лайбе поближе.

— Шустрая, — усмехнулась я.

— Скильки?

— Триста десять на спидометре.

— Брешет, — убежденно рассудил водила.

— Когда ты уберешь свою мусорку с дороги, я выскочу на Окружную и проверю, — рассмеялась я в усатое, любопытное лицо.

— Нехай! Все камеры соскирдуешь!

— Тю! Чихать я хотела! — махнула я рукой, прижала тапочкой педальку газа.

Чивли отозвалась снова низким утробным рыком.

— Скильки жеж грошей за ласточку? — хохол хотел все знать.

— Сколько? — обернулась я к своей соседке.

— Сто, — еле выдавила из себя Юлечка.

Мой недостойный базар с водителем мусорного камаза очевидно нарушал гармонию ее имперского мира. Отвернулась.

— Сто, — улыбнулась я в непонимающее лицо.

— Шо? — не понимал мужчина.

— Да хрен его знает. Я ее покупать не собираюсь. И тебе не советую. Дай нам дорогу, — махнула легко рукой и подняла стекло.

Я выжала из крошки Чивли двести девяносто на пустом участке Окружной дороги. Огромные грузовики одобрительно гудели мне в след. Пропадая мгновенно на скорости. Юлька хотела втянуть в нос белую дорожку порошка с рыжей кожи торпедо, вышло наполовину. Заорала, рассыпая кокс кругом. Белые кристаллы парили в воздухе салона, как снежинки. Залетали в мозг.

— Еще! Давай еще! Гони, детка! Убирай шасси и выпускай закрылки!

Она слепо шарила по панели, искала кнопку люка. Хотела, видать, раскинуть руки в стороны и лететь вперед, высунувшись по пояс в люк на крыше. Как в кино. На скорости под триста. Ну-ну.

— Юлька, дура! Успокойся!

Я еле затолкала эту сумасшедшую вглубь сиденья. На скорости ветра и одной, правой, свободной рукой. Зафиксировала ее ремнем безопасности. Заперла окна и двери, поняв с ужасом, что сама неудержимо хочу того же. Подставить лицо ветру и лететь в никуда.

— Вставай, звезда! Ты сегодня во всех новостях! — я открыла глаза.

Не помнила, как вернулась. Вообще.

Открытая настежь дверь в Юлькину спальню. Где-то внизу навязчиво болтает телевизор. Девочки громко смеются. Мое правое плечо отозвалось болью. Оглядела обнаженное тело. Полоса шириной с ладонь синела поперек и по диагонали. Ремень безопасности. Я все-таки врюхалась! Малышка Чивли, что с тобой!? Накинула халат и понеслась в гараж. Распахнула дверь. Пусто.

— Вот она! Потеряла что-то? — ехидно спросил за спиной голос Милки-эстонки.

Я быстро обернулась. Девочки радостно смеялись над моим растерянным лицом. Юлька громче всех. Такой же, как у меня синяк светился у нее сквозь белое кружево широкого пеньюара.

— Где машина? — тихо спросила я о главном.