Сквайр взбешен, Том-лисовин перепуган, у меня открылись новые способности. Накануне старта – и ни днем раньше. Именно тогда, когда к нам явились «самозванцы».

Встревоженный этой мыслью, я огляделся. Дик Мерри безмятежно спал, раскинувшись на сидении и вытянув ноги поперек прохода. Джоб Андерсон пристроил на коленях портативный комп и читал с экрана. Вытянув шею, я ухитрился разглядеть, что это было. Стихи. Вот не подумал бы, что неулыбчивый рекламный красавец Андерсон способен наслаждаться поэзией. Планет-стрелок Том Грей с любопытством глядел в ночь за стеклом, как будто наши звезды и крошечная луна – нечто необычайное и увлекательное. Джон Сильвер сидел в одиночестве, поглаживая своего поюна. Израэль Хэндс беседовал с мистером Эрроу; первый помощник что-то говорил, пилот согласно кивал. Поймав мой взгляд, Хэндс дружески улыбнулся, и эта улыбка не показалась мне фальшивой.

Я пересел к Сильверу. Дремавший поюн испуганно подскочил:

– Уйди, зараза! Наглый коготун.

Сильвер щелкнул его по башке:

– Помолчи.

– Мне не нужна влюбленная пара, – объявил неуемный зверь.

– Я тебя выкупаю. В холодной воде, – пригрозил бывший навигатор, и поюн умолк, прикрыл болтливую пасть передними лапами.

Сильвер поднял его, окликнул:

– Рэль! – и перебросил зверя приятелю; Хэндс посадил его себе на плечо.

– Сумасшедший, – обиженно буркнул Александр, но не стал удирать с нового места.

Сильвер порылся в карманах и извлек упаковку сухих печенюх:

– Угощайся, – он разорвал обертку.

Я хотел отказаться, но не смог, внезапно ощутив зверский голод. Между прочим, с утра ни крошки во рту не было, если не считать коктейля для влюбленных. Я сжевал парочку хрустких, тающих на языке печенюх; затем еще две. Едва заставил себя вернуть остатки угощения:

– Спасибо. Чем вы меня на сей раз накормили? Почему капитан не захочет брать меня в рейс?

– Извини. – Сильвер улыбнулся; жесткое лицо смягчилось и сделалось моложе – на вид я не дал бы ему и тридцати, как нашему капитану. – С коктейлем я оплошал.

– Нет, Джон. Вы отлично понимали, что делаете.

– Ты так думаешь?

– Уверен. И мистер Смоллет тоже.

– Ну, мистер Смоллет никогда не ошибается, – снова улыбнулся бывший навигатор. – Ты прав, – добавил он. – Я не хотел, чтобы на RF-корабле оказался Трижды Осененный.

– Почему вы решаете за капитана корабля?

– Потому что лучше его знаю, что такое Птицы и их жертвы, – с горячностью отозвался Сильвер. Затем досадливо поморщился. – Джим, не приставай. Моя затея не удалась, и ты в любом случае остаешься в команде.

Жертвы Птиц? – размышлял я. Что за вздор? Худого с Осененными отродясь не случалось. Однако я не знаю никого, кто был бы Дважды или тем более Трижды Осененный. Вот именно: я слишком мало знаю. Надо будет расспросить Сильвера, что ему известно о Птицах, но попозже. Сейчас я спросил о более насущном:

– Бегство лисовина – тоже ваша работа?

Я не ожидал, что он признается, но надеялся почувствовать ложь, если Сильвер солжет.

– Я бы у тебя хотел узнать, – ответил он. – Почему Том рванул в лес на ночь глядя?

Я не почуял откровенной лжи. Допустим, это не он напугал лисовина. Тогда кто? Хэндс? Я невольно оглянулся на пилота. Он все так же беседовал с мистером Эрроу; поюн у него на плече сонно покачивался и жмурил глаза. Хэндс не был похож на злодея.

«Джон, вы хотели избавиться и от меня, и от Тома, – сказал бы я Сильверу, поддайся желанию объясниться с ним до конца. – Вы его чем-то угостили либо шарахнули гипноимпульсом. Думали чуток припугнуть, чтобы отбить охоту идти в рейс. Но получилось иначе, и он без памяти кинулся в лес. Из-за вас Том чуть не погиб». Я благоразумно придержал язык и перевел разговор на другое:

– Джон, скажите: вы встречались с Чистильщиками?

Он вздрогнул. И после долгого молчания неохотно выцедил:

– Было дело.

– А мистер Смоллет? – на всякий случай спросил я, хотя уже не сомневался.

– И он тоже.

– А почему никто не желает о них говорить?

– Дурная примета – поминать Чистильщиков перед вылетом. Накличешь нечисть. – Сильвера передернуло.

Всяческих примет и на Энглеланде полно; я всю жизнь считал их чушью. У этих risky fellows, видать, иначе.

– Но мистер Смоллет сегодня рассказывал про «Ориану», – вспомнил я.

– Он смелый человек, – отозвался бывший навигатор. – Очень смелый. Вспоминать то, что было лично с ним…

Мистер Смоллет служил на злополучной «Ориане»! И рассказывал нам с Лайной о себе и своей невесте. Вот оно как…

– Значит, Чистильщики его забрали, а потом отпустили? Или он сам от них сбежал?

– От них не сбежишь.

Сильвер зябко нахохлился. Но по крайней мере, он не отказывался отвечать.

– Они всех освобождают? – продолжал я расспросы, не желая упускать свою удачу, торопясь узнать побольше.

– Нет, Джим. От Чистильщиков мало кто возвращается.

– А девушка мистера Смоллета вернулась?

– Откуда мне знать? Информация об RF засекречена, – сказал Сильвер, начиная раздражаться. – О событиях на других кораблях известно лишь то, что наболтал в баре твой пьяный приятель. Который только что вернулся из неудачного рейса и клянет Чистильщиков на чем свет стоит. Джим, хватит. Сказано: перед стартом о таком не говорят.

Я заткнулся. Сильвер ведь тоже у них побывал; по его словам, опасно вспоминать свой личный опыт, а я душу ему разбередил. Интересно, на каком основании Чистильщики отпускают пленников? Быть может, они выясняют, что чувствующий вину человек не так уж виноват? Но что смыслит чужая раса в человеческой этике?

Мы подлетали к Бристлю. Звезды над ним померкли – их затмило зарево огней. В небе над городом висело множество ярких точек – зеленые, желтые, синие, красные – обозначавшие воздушные коридоры для больших глайдеров вроде нашего. Я еще никогда не видел ночной Бристль сверху. Красиво.

– Джон, зачем вы сказали капитану, будто иллюзия краккена – ваша?

Он пожал плечами.

– Надо же было кому-то взять ее на себя. Прочие открестились… А теперь будь добр, оставь меня в покое.

Бристль – яркое море огней – лежал в стороне; нас отделяло от него несколько миль черного леса, а здесь был один космопорт. Восьмиугольное здание вокзала напоминало ограненный алмаз. Оно сверкало и переливалось: бело-голубые волны света перекатывались по многочисленным граням, мелькали синие вспышки, сияли на крыше сине-зеленые буквы: «ЭНГЛЕЛАНД», и все это рождало ощущение праздничной, хоть и лишней суеты.

Капитан Смоллет провел глайдер сквозь висящую в воздухе паутину со множеством огней-указателей и посадил на стоянку. Тут уже находились глайдеры мистера Трелони и доктора Ливси, и парочка маленьких полицейских машин; их огни были потушены, но в обеих сидели пилоты. Где-то подвывала полицейская сирена.

От посадочной площадки до вокзала было несколько минут ходу. Мы шагали по аллее, обсаженной высокими ели-ели; в свете фонарей на ветвях блестел иней. Воздух был пронзительный, холодный, наполненный игольчатой взвесью, которая приглушала сияние вокзала, но сама посверкивала белым, голубым и зеленым. Звезд сквозь нее не было видно.

Впереди из-под лап ели-ели выхватились две черные тени и с топотом устремились к нам. Кургуары.

– Стоять! – прозвучал повелительный окрик, и все замерли – и мы, и звери. – Спокойно, – велел тот же командный голос. – Мерлин, Лада: след!

Мерлин и Лада снялись с места и потрусили нам навстречу. Обнюхали наши ноги – деликатно, не тычась носами, как, бывало, делал Дракон, и нырнули во тьму под деревья. Я снова увидел их уже далеко в стороне – они неслись к невысокой будке, где горел один лишь тусклый фонарь над дверью. Таки додумались в Бристле использовать кургуаров вместо электронных ищеек. За кем охотятся, хотел бы я знать?

Центральные двери вокзала широко распахнулись. Внутри не было сумятицы света, как снаружи, но все равно я прищурился – так сияли лампы, зеркальный пол и металлические украшения на стенах: какие-то завитушки, шары, спирали. Здесь было холодно, почти как под открытым небом. Светились белые полупрозрачные колонны; казалось, они сделаны из подтаявшего льда. У одной такой колонны, привалившись к наиболее «протаявшему» боку, стоял человек. Руки в карманах видавшей виды куртки, капюшон откинут, в коротких волосах густая седина. Лицо у незнакомца было худое, помятое, мрачное; губы крепко сжаты. Кроме него, я не увидел в зале ни души. Энглеландский космопорт вообще не назовешь оживленным местом.