Вскинув руку, я отсалютовал ему – так же, как в свое время салютовал мне экипаж «Испаньолы». Хэндс удивился. Потом улыбнулся и мотнул головой, указав на глайдер: пойдем, мол. И мы пошли. Я отправился бы с ним хоть на край света.

У глайдера началась радостная суета: Хэндса облапил Мэй, затем Сильвер, потом мистер Смоллет. Чужак стоял рядом. Глаза у него были голубовато-серые, в цвет форменной рубашки, и холодные, оценивающие. Мэй думал забрать у него «стивенсон», но чужак не отдал – отступил на пару шагов и красноречиво приподнял ствол. Между ними вклинился мистер Смоллет, оттолкнул Мэя. Раз навигатор лишился оружия, оно теперь принадлежит тому, кто его первым нашел? В этом была своя справедливость. Хэндс отдал Мэю лучемет, но замена была неравноценной, и навигатор сильно разозлился. Чужак усмехнулся; черные вертикальные складки на щеках искривились. Разъяренный Мэй ушел в салон, забрав принесенные доктором Ливси компы.

Доктор всплеснул руками, словно что-то неожиданно вспомнив, и полез в объемистую сумку, которую принес за плечами; оказалось, аптечка. Он достал из нее нечто, похожее на легкий шлем, и протянул мистеру Смоллету. Капитан изобразил на лице глубокое сомнение. Доктор Ливси решительно нахлобучил «шлем» ему на голову; надо лбом загорелись два синих огонька, красный и желтый. Мистер Смоллет морщась потер переносицу, доктор Ливси кивнул: дескать, так и должно быть. Постучал пальцем по наручным часам и поднял обе руки, растопырив пальцы. Мистер Смоллет дернулся, изображая ужас: «Десять часов?» Доктор предъявил ему часы и показал на табло: минуты. Капитан смирился.

Из добытых вещмешков была извлечена одежда – одни только куртки, а рубашек, которые с нас сняли, не было. Наверняка их уничтожили или надежно укрыли из-за кнопок связи на воротниках. Неизвестно, есть ли кнопка у чужака, – под шарфом не видно; из наших связь осталась лишь у Рейнборо.

Доктор Ливси обнаружил в салоне «камеру жизни». Он пробежался по кнопкам пульта, проглядел информацию о состоянии пациента, затем схватился за комп, усадил рядом Рейнборо и что-то быстро отстучал на клавиатуре. Пилот прочел на экране мнение доктора и помотал головой. Я поглядел: доктор требовал, чтобы Рейнборо сию минуту отправлялся в «камеру». Отправится он, как же. Я положил ладонь ему на сердце. Рейнборо благодарно улыбнулся и обернулся к доктору Ливси: «Видите? Куда лучше и надежней». Доктор отступился и занялся Томом. Его усталое, помятое лицо сделалось несчастным, когда он принялся обрабатывать ожоги лисовина. Кого доктор категорически не замечал, так это сквайра – хотя мистеру Трелони тоже не повредили бы лечебные меры. Вид у него был совсем больной; сквайр тяжело дышал, откинувшись на спинку кресла.

В салон зашел чужак. Глубокие складки у него на щеках были черные, будто нарисованные углем. Холодный взгляд остановился на выжженных у Тома на груди иероглифах. Брови удивленно вздернулись, затем на скулах шевельнулись желваки. Чужак глянул на Рейнборо и Мэя с откровенной неприязнью, словно в том, что перьевик издевался над лисовином, виновны были наши космолетчики. В глайдер вернулся мистер Смоллет; он стянул с головы «шлем», на котором красный и желтый огоньки уже сменились синими, и передал Рейнборо. Чужак наблюдал за капитаном с брезгливой гримасой. Чем ему не угодили, хотел бы я знать. По-моему, мистер Смоллет понимал, чем чужак недоволен, и ему было очень неприятно.

– Уму нерастяжимо, – Бен Ган экономно, мелкими глотками, прихлебывал тоник. – Чистильщики бандитствуют в свое удовольствие, а люди и в ус не дуют. Я ожидал, за эти годы что-то изменится.

– Ты наивен, – Хэндс взял щепоть черного пепла из плошки на столе и осторожно, чтобы не перемазаться, отправил в рот. Старшему пилоту единственному пришлась по вкусу местная еда; он был зверски голоден, и скромного перекуса из наших запасов ему не хватило.

Мы гостевали в доме правителя города. Неказистая хибара была сложена из неошкуренных древесных стволов, на крыше навален сухой тростник, и он же гулял и хрустел на полу под ногами. Мятая пленка на окнах с трудом пропускала дневной свет, поэтому хозяин откинул завешивающую дверь палатку. В проем была видна пустая улица и наш глайдер у порога. В глайдере спал мистер Трелони; доктор Ливси дал ему успокоительное. Без сквайра нам было куда вольготней.

В хибаре стоял деревянный стол и стандартные кресла, снятые с глайдера. В дальнем углу были сложены скудные пожитки: спальник и кой-какая одежда, а на стене распята коробка из-под продуктов. На пяти ее гранях были одинаковые картинки: сияющее улыбками семейство пьет коффи у стола, где горой навалены на блюде засахаренные фрукты. Под семейством была прибита полочка, и на ней лежал брусок, вырезанный из RF-студня. Студень светился – точь-в-точь лампада под иконой.

Кресел на всех не хватило, поэтому мы с Томом сидели на полу у стенки, а Бен Ган устроился возле глядящего в бойницу большого станнера. Одной рукой хозяин небрежно обнимал станнер, в другой держал банку с тоником.

– Да, я наивен, – согласился он с Хэндсом. – Сдуру вообразил, что дело о преступлении капитана Флинта прогремит на весь мир. Ждал: вот-вот нахлынут журналюги, полиция и ученые. А они спешить не торопились. Не дождался… Но хотя бы тела парней с «Эльдорадо» надо было поискать? О себе я не говорю. Кому интересен Бенджамин Ган, паршивый техник с дрянного разведчика?

– На чем ты летал? – осведомился Мэй. Ему вернули «стивенсон», и навигатор примирился с не глянувшимся ему поначалу чужаком.

– На «Одиссее».

Наши космолетчики переглянулись; они о таком корабле не слыхали. А Сильвер, поколебавшись, сказал:

– В последний раз «Одиссей» вернулся без половины экипажа.

Бен Ган удивленно хмыкнул.

– Что ж они так-то? – Он зачерпнул ложку пепла, отправил в рот; ложка у него была одна, поэтому Хэндс брал пепел рукой. – Жрать охота, как из ведра… Кто вернулся?

– Лучше спроси, кого забрали. Капитана, обоих помощников, одного техника и двух навигаторов.

Правитель города бросил на Сильвера острый взгляд:

– А ты часом не тот Джон Сильвер, по чьей милости я тут торчу? Не дергайся; сам вижу, что не тот.

«Бывший навигатор» уставился на свои руки, Хэндс уставился на него.

– «Одиссей» потерял людей, возвращаясь отсюда, – вымолвил Сильвер, не поднимая глаз. – И больше не летал.

– Это он взорвался в космопорту? – спросил мистер Смоллет, что-то припомнив.

– Да, сэр. День простоял и…

– Как взорвался? – опешил Бен Ган. – Реактор, что ли, разнесло?

– Корабль уничтожили по приказу руководства, – сказал Сильвер.

– Что ты брешешь? – не поверил Хэндс. – Тебе что – лично докладывали?

– У меня есть основания так считать.

– Джон, – велел мистер Смоллет, – извольте рассказать, что вам известно.

«Бывший навигатор» вскинул глаза, в которых сверкнули зеленые искры RF.

– Сэр, мне известно, что уцелевший экипаж «Одиссея» убили. Их собрали на борту и взорвали при старте корабля.

– Что ты брешешь? – тяжело повторил Хэндс. Его изуродованное раной лицо помрачнело и стало страшным.

– «Одиссей» был разведчиком, – с внезапной яростью обернулся к нему Сильвер. – Его послали сюда по следам экспедиции Флинта – когда Флинт потерял свой второй экипаж. Парни с «Одиссея» сделали свою работу; только выводов сделать не успели. При возвращении половину экипажа сгубили Чистильщики, а оставшихся добило начальство. Потому что людям незачем знать о планете и тутошних безобразиях. Чистильщики приказали – и наши суки выполнили приказ. И объявили, что корабль взорвал неизвестный маньяк.

Мистер Смоллет опустил голову и прижал к лицу кулаки.

– Откуда вы знаете? – глухо спросил он. Упоминания о Чистильщиках по-прежнему его убивали.

Лисовин поднялся и, стараясь поменьше хрустеть тростником, подкрался к капитану. Хотел было положить ладонь на плечо.

– Уйди, – осадил его мистер Смоллет.