– И вы не ощутили ни малейшей тревоги?

– Ничего.

– Что было дальше?

– Я сделал несколько шагов вниз. Три, четыре… Потом услышал вскрик и хруст веток. Обернулся и увидел, как они упали в кусты. Бросился назад. Даже не мог понять, в чем дело. Кэтрин отбивалась, а он обнимал ее рукой за шею.

– Что вы сделали?

– Закричал. Попытался его оторвать. Они боролись внутри куста… Он левой рукой душил Кэт.

– Что обвиняемый делал правой рукой?

– Пытался стянуть ей шарф на шее. Или разорвать его.

– Так стянуть или разорвать?

– Не знаю. Он тянул, а ткань рвалась.

– Что вы делали в это время?

– Пытался добраться до него и убить, – отчетливо вымолвил Элан.

– Каким образом? – по инерции спросил прокурор.

– Ваша честь, – привстала с места мадам Шульц, – намерения свидетеля…

– Да, хотел его убить! – Впервые выдержка ему изменила. – Потому что он убивал мою жену!

Судья постучал молоточком.

– Вы пытались ее освободить? – продолжал прокурор.

– Да. Но он держал Кэтрин, как медвежий капкан. Это длилось… мне показалось, очень долго. Наверное, секунд семь, десять.

– Как вы можете судить о времени?

Элан подумал.

– Никак. Не знаю, сколько.

– Вам удалось освободить жену?

Он помолчал, глядя прямо перед собой. Пальцы сжались в кулаки.

– Кэт вдруг затихла – и я понял, что она мертва.

– Где они находились в тот момент?

– На тропе. Я уже вытащил их из куста. Она билась, пытаясь вырваться. Ударилась о камни… головой, шеей…

– В каком положении был обвиняемый?

– На… сверху. Навалившись ей на грудь.

– Что он делал?

– По-прежнему сжимал шею. А другой рукой шарил по груди. И пальцы у него были… сонные.

– Поясните суду, что это значит.

– Вялые, медленно двигались.

– Что делали вы?

– Пытался его убить, – выговорил Элан бесстрастно. – Я хотел, чтобы он отпустил Кэтрин.

Если бы его спросили о подробностях, он бы поведал, что со всей силы бил меня по голове – я читал это в его показаниях.

– Вернемся немного назад, – сказал прокурор. – Вы услышали за спиной вскрик. Чей?

– Кэтрин.

– Вы слышали голос обвиняемого?

– Нет.

– Ни стона, ни ругательства?

– Только быстрое дыхание.

– Вы понимали, чего он хочет?

– Нет, – решительно заявил Элан. – Сперва я подумал, что он хочет ее изнасиловать, но это было не то.

– Что вам дает основания так говорить?

– Он не прижимался к Кэт бедрами, не пытался подмять под себя. Он душил ее, но не так, как душат, когда хотят убить. Не пальцами обеих рук, а одной левой, согнутой в локте.

– Вы понимали, что ищет обвиняемый у нее на груди?

– Мне казалось, он хочет порвать одежду и добраться до тела.

– У вашей жены была на груди какая-нибудь отметина? Шрам, родимое пятно?

– Нет.

– Что было на ней надето?

– Плащ, платье и шарф. Белье и туфли.

– Какие-нибудь драгоценности?

– Кэт не носила дорогих украшений.

– Вам известно, что обвиняемый – эксперт по драгоценным камням?

– Да.

– Было ли на вашей жене надето что-нибудь, что могло возбудить его интерес?

– Она не носила драгоценных камней.

– Что из украшений было на ней в тот день? Укажите подробно.

– Эмалевые сережки, ожерелье из поделочного камня, эмалевый перстень и обручальное кольцо. И часы со стразами в браслете.

– Обвиняемый отпустил вашу жену сам или вам удалось его оторвать?

– Он потерял сознание. Я бил его по голове – и вдруг заметил, что он лежит без движения.

– Как долго он продержал вашу жену после того, как она уже была мертва?

– Не знаю.

Потом задавала вопросы моя адвокатесса. Ничего нового мы не услышали – Элан твердо держался своей версии.

Затем выступали другие свидетели; тогда на шум их подбежало трое. Понятия не имею, кто заставил их лгать. Они слегка расходились в показаниях, но не опровергали слова Элана.

И мне никто не верил, даже милая мадам Шульц. Искренне желая добра, она упрашивала меня оговорить себя, сознаться – тогда, дескать, я получу меньший срок. Наверняка так бы и вышло. И судью, и присяжных чертовски раздражало мое упорство: я не сознавался ни в чем и тем более не раскаивался в содеянном. А они готовы были меня удавить и вкатали десять лет – хулиганское нападение и непреднамеренное убийство.

Хотите знать, как лично я все это объясняю?

Ну, скажем, Элан сам убил Кэтрин. Допустим, встретились мы на тропе, и он, как я говорю, завелся. Кинулся бить морду без предупреждения – такое случалось с другими. И сразу оглушил, потому что я ровным счетом ничего не помню. Стоял, глядя на красивую женщину, – и вдруг пустота, а затем тюремная больница.

Вот, значит, Элан меня зашиб. Кэтрин пришла в ужас, решила, что он меня прикончил, завизжала. Чтобы унять, он ее тряхнул, и она оступилась, упала, ударилась… Что-нибудь такое. А дальше – вопрос финансов, ведь надо было купить показания троих посторонних свидетелей и данные экспертизы. Немалые деньги.

Однако не стану брать грех на душу, не совру. Не верилось мне, будто Элан из трусости будет валить убийство на другого. За этим стояло нечто более серьезное, достойное того вранья, которое он нагородил.

Порой мне казалось – Элан безумен и сам верит в то, что говорит. Когда закончился допрос и судья отпустил его со свидетельского места, он кое-как выбрался из той клетушечки, облокотился, чтобы не упасть. К нему подскочила женщина в годах, хотела поддержать – мать, видимо. Элан отмахнулся от нее и повернулся ко мне. И посмотрел такими глазами, с такой невыносимой мукой… Будь моя воля, не знаю что сделал бы, жизни не пожалел, чтобы вернуть ему Кэтрин. А потом он спросил – и тоже с такой болью, что у меня душа перевернулась:

– За что? Ну за что ты ее убил?

Ей-богу, будь я виновен, в ту минуту сознался бы.

Вот так Элан загнал меня за решетку. И надо же такому случиться – мы столкнулись нос к носу на Изабелле. Можете вообразить себе мою радость!

А теперь, господа, я расскажу вам другую повесть – историю завезенной на Изабеллу туристской группы, которую вел по маршруту Элан Ибис. Я ее знаю в основном со слов Мишель Вийон, потому как своими глазами видел не Бог весть сколько. Вдобавок о многом ей рассказывал Майк Эри, Мишель повторила мне, а уже я – вам. Кое-где, конечно, я привру, однако общий смысл передам верно.

И еще. Одно дело – травить вам байки о самом себе, и совсем другое – рассказывать историю тех, кто прошел по тропе смерти. О них я расскажу всерьез.

А начну с Элана Ибиса.

На озере было тихо, туманно. Катер застыл на сонной глади воды. Холмистые берега укутал туман, сверху их придавили хмурые облака, но даже сейчас озеро Светлое оправдывало свое название – на поверхности взблескивали холодные лужицы ясного света, будто отсвечивали листы гладкой стали. Озеро лежало среди холмов широкой подковой, в изгибе которой находился поселок Отрадный. В предвечерней тишине из поселка долетали отзвуки жизни, сливавшиеся в тонкий, едва уловимый звон – словно кто-то тронул струну, и она никак не могла отзвучать.

Затем раздался далекий выстрел. Неугомонные городские охотники: сегодня утром прилетели два человека. Их повел старый Медь. Вернутся с богатой добычей – старик знает хорошие тропы. Только бы не вздумал повести их к берлоге Кота; Медь все грозился…

Обширные угодья вокруг озера Светлого сурово встречают легкомысленных франтов, кичащихся дорогой экипировкой, и щедро вознаграждают основательных, серьезных спортсменов, которые желают честно померяться силой со смелым и опасным зверем. Со зверьем здесь шутки плохи. В прошлом месяце черный медведь задрал двоих городских, и только удача спасла жизнь третьему. А неделю назад ледяной шуар порвал приезжего, и он умер от потери крови, не добравшись до поселка. Впредь наука: не ходи в лес без проводника. Случись что – а ты с лесом один на один. В глубине души Элан понимал этих рисковых людей, да все равно жаль грузить бездыханных в санитарный глайдер.