Тамара сидела у стола, перед выставленными в ряд коробочками и пузырьками.

– А ну пошел вон!

– Ведьма! – заорал он. – Сука! Дрянь! – Схватил ее за волосы, намотал на руку рыжую прядь. – Как ты его украла? Говори: как?

Тамара не кричала, не звала на помощь, но бешено отбивалась, в кровь царапая версану руку. Затем выхватила откуда-то злополучный пистолет и выстрелила. Промахнулась. Майк сдавил ей запястье, пистолет выпал. Тамара взвыла дурным голосом. Мелькнул охотничий нож, отсек плененную прядь, а Майк от мощного толчка отлетел в угол. Перед ним встал Крокодав – с нацеленным версану в живот лезвием в руке.

– А-а-а! – невесть откуда взявшись, Мишель кинулась на охотника, отвела удар. – Прекратите! – оттолкнув Крокодава, она заслонила Майка. – Уйдите! Оставьте его! – Она с криком наступала на охотника, он пятился.

Урсула выволокла вопящую Тамару за дверь, сунула в руки подбежавшему Борису:

– Забери свою шлюху!

Он заорал что-то оскорбительное. Примолк, получив от амазонки пощечину, и тут же заорал снова.

Мишель подхватила с пола злополучный пистолет, разрядила его в потолок. Пять выстрелов заставили замолчать всех.

– Рехнулись, – вымолвила в тишине Урсула. – Все совершенно спятили.

– Собираемся и уходим. На Девятый Приют, – распорядился Крокодав.

Майк выбежал из комнаты, кинулся к себе, с треском захлопнул дверь. Привалился к ней, прижал к лицу стиснутые кулаки. Стыд какой. Впору застрелиться…

Он побросал в сумку вещи. Чувство стыда сменялось раздражением, закипающей сызнова яростью. Этот Приют убьет всех. Майк торопливо прошел по дому, выгнал из комнаты канителившегося со своими рисунками Бориса. Крокодав в холле считал людей. Пятеро: охотник шестой.

– Лены нет. Майк, поищи.

Версан бросился к ней, высадил запертую дверь.

– Лена!

Сидя на постели, писателька с лютой злобой пыталась изничтожить компьютер: мяла и дергала фольгу клавиатуры и экрана, однако прочные листы не поддавались. Стиснув зубы, чтобы не заорать, Майк собрал раскиданное барахлишко, затолкал в сумку, отнял у Лены компьютер. Повесил сумку на плечо, поднял исходящую визгом писательку на руки, вынес в холл и вместе с вещами сдал Урсуле.

– Все – на выход, – велел Крокодав.

Спохватившись, Майк вытащил из коробки возле передатчика листок бумаги и карандаш, начал писать записку: «Эл, они рехнулись. Уходим на…»

– А сам-то! – завопила над ухом Тамара. – Ты не рехнулся?!

Бросив листок, версан едва не влепил ей затрещину. Совладал с собой, толкнул колдунью к двери. Крокодав закрыл дом и зашагал к тропе, следом заторопились остальные. Майк встал замыкающим.

Путь до Девятого Приюта неблизкий и трудный. От быстрой ходьбы всем полегчало, но Крокодав объявил привал только перед первым снежником. Как шли цепочкой, так и расселись вдоль тропы. Солнце уже стояло в зените, а с Восьмого удрали без завтрака.

– Выворачиваем карманы. У кого что есть?

Кой-какая еда нашлась у женщин: орехи в сахаре и печенье у Лены, плитка шоколада у Тамары. Урсула раздала печенье и орехи, а колдунья тем временем делила шоколад, затем стала разносить наломанные куски. Дошла до Мишель, подождала, пока версана возьмет свою долю, и повернула назад, не удостоив обделенного Майка даже взглядом.

– Тамара! – одернул ее брат.

– Обойдется, – отрезала она.

Со своего места поднялась Лена, примостилась возле Майка. Протянула ему собственный кусок шоколада:

– Возьмите. Мне в горло не идет.

– Бросьте, не стоит, – хмуро отозвался версан.

Лена швырнула шоколад себе за спину, в растущие по склону кусты. На ноги встал Крокодав. Сейчас он не казался щуплым и неказистым, и голос прозвучал отчетливо и властно:

– Вот что, друзья мои. Горы не терпят вздорной мелочности, ссор и суеты. Если мы не хотим новой беды, нам потребуется великодушие и умение прощать. Вы сами видите: Изабелла – рай для счастливых и беспечных, так не будем держать зла друг на друга.

– Элана предупреждали, что место может оказаться гиблым, – заговорил Майк. – Мы с ним долго не могли взять в толк, почему. И вот выяснилось: люди теряют здесь разум. Мы все были вне себя; все хороши. Я не считаю, что это меня оправдывает, и приношу Тамаре извинения.

Колдунья надменно выпрямилась, откинула за спину русалочьи кудри.

– Я тебе, Майк Эри, той выходки до смерти не прощу. И имей в виду: ты вовсе не такой замечательный любовник, как воображаешь. Не зря жена тебя бросила.

– Придержи-ка язык, сестра, – вспылил Борис.

Мишель вскочила.

– Вы заметили, что на Восьмом великолепная слышимость? И на площадке, и в доме. Мне было отлично слыхать, что делается у Майка в комнате. Я полночи просидела на площадке… Потом он вышел, прогнал меня в дом и через несколько минут возвратился. Улегся спать. И вдруг – ее голос, – Мишель кивком указала на Тамару. Колдунья вздернула подбородок. – «Пойди туда, куда ходил, и принеси то, что спрятал. И все забудь». Я решила: мне чудится, сны снятся. А Майк пошел. Я в окно видела, с каким лицом возвращался – как зомби. И с пистолетом в руке. Тамара… не знаю, напоила его чем или дала понюхать… Я знала человека, которого за подобные штуки застрелили из снайперской винтовки, – закончила Мишель и села наземь подле Майка.

Версан глядел в пространство, будто его все это не касалось.

– Это ложь, – хладнокровно заявила Тамара. – Она обиделась на меня и наговаривает.

Мишель вспыхнула.

– На что ж это я обиделась?

– Что Майк со мной пошел, а к тебе не ходит.

Художник покатился со смеху.

– Ну, девки, ну, не могу! Ха-ха-ха-ха! Теперь будут мужика делить…

– Если еще раз кто-нибудь устроит разборки и свары, – заговорил Майк, – я сброшу в пропасть всех участников. Это ясно?

– А я попрошу проявить такт и выдержку, – добавил Крокодав. – Дружеская взаимопомощь – одно из главных требований жизни в горах. Нам следует вести себя достойно, господа.

Двинулись дальше. Прошли через снежник, одолели перевал, отшагали восемь километров по долине. Отдохнули. Взобрались на второй перевал и оттуда увидели призывно белеющий Девятый Приют.

Крокодав напомнил об осторожности и повел группу вниз. Высота большая, склон не солнечный. Кругом наст, и пугающая крутизна. Если упасть, можно со свистом мчать до самого низу, до границы снежника, а дальше голые камни. Поэтому продвигались не спеша, осмотрительно. Тамара один раз поскользнулась, выронила альпеншток и сунулась руками в снег.

Благополучно спустились со снежника и остановились передохнуть.

– А знаете ли, господа, что это за место? – спросила колдунья. – Ах, не знаете? – На ярких губах заиграла улыбка. – Здесь водятся горные демоны и джинны. Это их обиталище.

– Демонов не надо, – в один голос отказались версаны.

– Они добродушны и безобидны…

– Вон один бежит, – заметила Урсула, оглянувшись на преодоленный снежник. На гребне перевала появилась гибкая фигура Элана. – Наконец-то.

Тигреро заметил их, помахал рукой и устремился вниз по тропе. Майк уловил какой-то едва слышный звук – и увидел, как у Тамары расширяются глаза и с лица сбегает краска.

– Что такое? – успел спросить он, и колдунья пронзительно закричала.

У Элана из-под ног вырвался снежный столб, взлетел вверх, разрастаясь, выбрасывая в стороны белые рукава. Он закачался, загудел, словно приветствуя людей, и рассеялся сверкающей пылью. Пыль осыпалась на пустое место: только что шагавший по тропе Элан катился по обледенелому склону к поджидавшей внизу каменной осыпи.

Тигреро сделал единственное, что мог: собрался в клубок, укрыв живот и голову. Ядром пронесся по длинному снежному языку, ударился о камень, подпрыгнул, описал дугу, снова подпрыгнул – и покатился по осыпи, среди застучавшего камнепада. Поднялась пыль, повисла бурым шлейфом. Цветной комок развернулся, превратившись в человеческое тело, замедлил скольжение и замер далеко внизу.