Майк пустился бежать. Чернела узкая щель, только-только протиснуться.

– Здравко, чтоб тебе!.. – Он ворвался в эту самую щель, не слыша, как затрещала на спине рубашка. Со свету ничего не разглядеть. – Эй, ты тут? Ах, черт!

Майк не увидел его, а скорей угадал: темная, странно сложившаяся фигура у стены. Парень застыл, наклонившись вперед, подогнув ноги, будто думал стать на колени, но почему-то не сумел. Майк знал, почему.

Подскочив к мальчишке, он принял на себя вес его тела, обхватил одной рукой, приподнял, пытаясь нащупать что-то жесткое и тугое в складках отекшей шеи. Нет, не так. Пригнулся, вывернулся и, удерживая Здравко плечом, обеими руками растянул пережавший шею ремень, выпростал из петли дурную голову. Опустил парня на пол.

– Неврастеник… – Быстро прощупал шею – кажется, позвонки целы. Однако мальчишка не дышал. – Ну, мать твою… Истеричная баба!

Дальше Майк бранился мысленно: зажав парню нос, делал ему искусственное дыхание. И клял его на чем свет стоит, и знал, что на самом деле клянет самого себя. Ведь именно он, Майк Эри, взрослый двадцатисемилетний мужик, повинен в том, что дурной щенок полез в петлю. Это он не взял Здравко с собой к Лисьему оврагу, не дал искупить вину. А потом взвалил на него вину еще большую, лживую – ляпнул в сердцах, что все трое погибли, хотя это неправда.

– Дурак ты! – сказал Майк, когда Здравко приоткрыл глаза; в полумраке завиднелись белки.

Парень всхлипнул.

– Дурак! – Майк закатил ему оплеуху. – Лежать тут!

Он возвратился к вездеходу. Что-то врачи не торопятся…

Старшая дочь хрипела и извивалась. Майк достал ее, положил на траву. Затем вынул из салона младшую худышку, и наконец с немалым трудом вытащил мать, неловко ударив ее головой о порожек. Жива ли? Не поймешь. Он пощупал пульс, послушал сердце. Вроде бьется. Не зная, чем еще помочь, Майк с минуту постоял рядом. Затем увидел подлетающий глайдер, помахал рукой и побрел к гаражу.

Здравко лежал, где Майк его оставил. Мальчишка скорчился на боку, подтянув колени к груди и прикрыв голову руками, словно ожидал, что его опять станут бить. Чувствуя себя пожилым и умудренным, Майк уселся рядом.

– Ну, что, герой?

Здравко шмыгнул носом.

– Извини, начальник, – пробубнил он. – Я больше не буду.

– Не будешь, – согласился Майк. – А теперь можешь плюнуть мне в рожу – я сгоряча наврал. Живы твои тетки, все три.

Парень поднял голову.

– Зачем? – только и вымолвил он.

– Не зачем, а почему. – Майк неловко усмехнулся. – Нервы сдали, вот и разорался. Жена у меня… Таня… она совсем уехала. Навсегда.

Здравко сел, потер шею с темной полосой – следом ремня.

– Ну так… это самое… Ты не переживай, а? Спасибо, что из петли вынул. А Татьяна твоя – дура последняя, вместе со своей поэзи. Правда, не переживай. А, начальник? Что вынул – спасибо…

Несколько дней спустя у Майка в гостиной вдруг ожил коммуникатор; с той поры, как уехала Татьяна, еще ни одна душа не пожелала общаться с версаном.

– Добрый день. Мне бы Майка Эри, – произнес незнакомый женский голос.

– Я вас слушаю. Добрый день.

– Я Мишель Вийон. Вы мне отдали путевку на Изабеллу. Помните?

– Конечно. – Майк невольно улыбнулся. Зеленоглазая версана – почти что сестра.

– Видите ли, у меня изменились обстоятельства… – Мишель сбилась с ровного тона, в голосе прозвенели слезы. – Мне теперь не с кем ехать. Может быть, вы… я хотела вернуть путевку. – Она всхлипнула.

– Ну, плакать-то ни к чему. Поезжайте с мамой, с подругой. У вас что, совсем никого нет?

– Я думала, это будет что-то вроде… свадебного путешествия, – последние два слова дались Мишель с заметным трудом. – Но раз не сложилось, я не могу ехать.

– А меня жена бросила. Я тоже ехать не могу, – неожиданно для себя самого признался Майк. – Хотите, я вам составлю компанию?

– Н-нет.

– Вас это ни к чему не обяжет – путевка мне досталась бесплатно. – Майк и думать про нее забыл, но тут вдруг отчаянно захотелось, чтобы эта чужая девушка не отвергла его, как Татьяна, и согласилась лететь на Изабеллу.

– Мне сейчас не до путешествий.

– Тогда порвите бумагу к чертям.

– Не сердитесь на меня, – жалобно попросила Мишель.

– Подумайте до завтра, – предложил Майк. – Или хотите, я к вам подъеду? Обсудим и решим. Где вы живете?

– Это на самой окраине – Долгое шоссе, сто семьдесят три. Последний дом.

– Запомнил. Ждите через час.

Майк вышел из дома, кликнул Здравко. Парень выскочил из аппаратной, словно только и ждал, что его позовут.

– Остаешься за старшего. И чтоб плотина у тебя не рухнула, а речка вспять не потекла.

– Прослежу. – Здравко изобразил самодовольный вид и на глазах раздулся вдвое. – Э, смотри-ка: гости.

Из просвета в кедрах выкатился черный с радужным отливом «адъютант».

– И как торопятся! – Здравко вытянул шею, разглядывая редкую в Кедрове модель. – Рехнулся, черт! – заорал он, отпрыгивая, – «адъютант» проехал между ним и Майком и, не сбавляя ход, врезался в угол гаража. Гараж загудел, мобиль заскрежетал, сминаясь.

– Вот еще цирк на мою голову! – Майк зашагал к «адъютанту».

Из мобиля вылез человек. Он неуверенно распрямился и стоял, придерживаясь за крышу своей машины; на солнце серебрились светлые волосы.

– Я к тебе, – выговорил он хрипло. – Ненадолго. Принимаешь?

На Майка опять свалилась чужая беда.

Все началось с нового мужа подруги. Чета Белогорых закатилась к Мишель через две недели после свадьбы. Роман со Светой обошли студию, где за прозрачной стеной сбегал к речке зеленый луг, а за рекой поднимались сопки со знаменитыми золотистыми кедрами; от души похвалили вазы, горшки и плошки, которые Мишель сама лепила, обжигала и расписывала. Ее керамическая посуда с пейзажами хорошо продавалась и в Кедрове, и в других городах. Света приглядела набор салатниц – четыре одинаковых вида в разное время суток – и принялась их нахваливать и намекать супругу, что такие прелестные вещицы недурно бы приобрести в хозяйство. Роман поупирался, поворчал и наконец снизошел:

– И во что, уважаемая мастерица, вы оцениваете свою работу?

Мишель поглядела на салатницы: золотистое утро, яркий день, багровый вечер, зеленовато-лунная ночь. Тряхнула черными кудрями, лукаво улыбнулась.

– Сто.

– Тысяч? – с наигранным трепетом переспросил Роман.

– Естественно. – Мишель старалась сохранить серьезный вид. – Берете? Хороший товар: уникальная роспись.

– Берем! – свирепо гаркнул Роман. – Они стоят этих денег, черт возьми! Но ни единый гость не сожрет с них ни плевка салата. Я закажу стенд с бронестеклами, поставлю сигнализацию и охрану, и народ будет деньги платить за билет, как в музее.

– Идет, – радостно подхватила Света. – Они окупятся за месяц или два.

Сто – не сто, а пятьдесят стелларов Мишель с них запросила. Более чем умеренная плата; только ради Светкиной свадьбы.

Потом она подала чай, а гости принялись метать на стол привезенные с собой пирожные и сласти. Поболтали о том, о сем, и Роман быстро смекнул, что Мишель слишком увлечена работой и думать не думает о семье.

– Ну, что ты тут одна? – вопрошал он громогласно. – Куда без мужика годишься?

– Что мне мужик? – возражала Мишель. – Вот придет такой, вроде тебя, рассядется, станет мнение высказывать…

– Вздумала заделаться монашкой?

– Лучше никакого, чем какой-нибудь. – Мишель сморщила нос, показывая, что кого попало ей не надо.

– Зачем какой-нибудь? Нужен крепкий, отменного здоровья, чтоб и с утра, и с вечера был готов.

– Эй, муж, уймись, – Света попыталась приглушить супруга. – Мишелька, я понимаю, почему ты замуж не идешь. Подобного типа терпеть…

– На кой ляд замуж?! – взревел вошедший в раж Роман. – Про замуж речи нет. Просто нужен мужик, чтоб был. Тебе надо – он под рукой. А не надо – его и слыхом не слыхать.

– И где такого удобного найти? Чтобы – раз! – явился, два! – сгинул.