Однако я не думал, что мифордские подземелья имеют целых два уровня. Потом я узнал, что ещё раньше, когда на месте города стояло поселение одичалых, здесь стоял дом вождя. Во время штурма, поселение сожгли, а дом сравняли с землей. Зато глубокие подземелья остались почти в первозданном состоянии.

Ратушу как раз построили на удобном месте, где ранее и находился этот «дом вождей», но городским чиновникам подземелья не были нужны. А вот тюрьме пригодились, так что тюрьму построили рядом, соединили проходами, а сами подземелья привели в порядок и активно стали эксплуатировать.

Сначала мы спустились в подвал, потом извилистая, длинная лестница привела нас в караульную.

Караульная — это громко сказано, поскольку в маленькой каморке сидело двое пьяных стражников, которые, увидев Вонахейма, попытались как можно быстрее спрятать кувшин с выпивкой под стол. В результате его разбили. Друд великодушно притворился, что ничего не заметил.

— Как там Пуллер? — заговорил он.

— Чтоб его, сраного ублюдка! — отозвался младший из стражников. — Как же я ему влепил, господин, твою же!

— Что такое? — замечаю, что глаза Друда сузились в щёлки. На месте стражника я бы задумался над этим фактом.

— Орал, господин, тудыть его! — мужик замахал руками. — Дык, пошёл и ему, сучонку, того, вмазал и, того, сказал скотине, чтоб морду в пол и не булькал! — он рассмеялся довольным, пьяным смехом. — Хорошо, твою же, сказал, нет?

Вонахейм посмотрел на старшего из караульных.

— Кто это?! Не знаю его! — рука советника указала на болтливого парня.

В его голосе я чуял тон, который, — если бы я был младшим стражником, — приказал бы мне взять ноги в руки. Конечно, при условии, что означенный младший стражник имел бы хоть каплю мозгов в башке, залитой выпивкой.

— Я ему пинок! А потом дубиной по морде и, того, снова пинок..! — даже не заметил он действий Друда.

— Господин советник, я уезжал! — зато старший стражник несомненно знал, чем это светит. — Я первый день! Неделю меня не было и его не знаю, «Небесным Клинком» клянусь! Это новенький…

Ванахейм пошёл пятнами от бешенства. Челюсть у него ходила, как у рычащего пса. Купец протянул руку.

Старший стражник понял жест и подал обитую железом дубину, которая до сих пор стояла, опёртая о стену.

— С первой тычки, того, я ему нос свернул, второй, того, вмазал в глаз, а третьей… — хвастался юнец, разгибая пальцы.

Когда-то, ещё в Новиграде, будучи там проездом, я имел честь наблюдать, как сир Гаррен Дирген, мастер над оружием «Небесного Щита», тренирует солдат пользоваться булавой. Уже преклонного возраста мужчина поразил меня точным и мощным ударом, которым он раскрошил тренировочный манекен, показывая мастер-класс. Но это было ничто по сравнению с ударом, нанесённым Друдом. Одним ловким движением дубины советник сломал стражнику все три вытянутых пальца. Потом двинул с левой стороны и попал точно по колену. Лишь тогда мужчина начал душераздирающе выть.

— Идём, — приказал я старшему стражнику и потянул его за рукав.

Он послушно пошёл за мной и когда мы уходили, уже не слышали ни тяжёлого дыхания Вонахейма, ни стука его дубины, бьющей по телу, лишь полный боли рёв истязаемого человека. Мне было интересно, когда Друд утомится и решит присоединиться к нам? И также же мне было интересно, что останется от стражника. Хотя трудно было не согласиться с тезисом, что он получает лишь то, что усердно сам заслужил.

В камеру Пуллера вели дверцы, по покрытому ржавчиной замку которых я понял, что ими давно не пользовались. Узнику подавали воду и еду через маленькое окошко в кладке. Никто не задал себе труда, чтобы зарешетить его, поскольку даже ребенок был бы не в состоянии влезть в этот проём. Я заглянул внутрь и увидел человека, лежащего на каменном помосте у противоположной стены камеры. Помост был шириной едва ли в локоть, поэтому узник, чтобы удержаться на нём, выцарапал дыры между кирпичами, и я видел, что сейчас, во сне, он механически цепляется ногтями за эти отверстия.

Почему он так отчаянно старался удержаться на каменной полке? А всё потому, что в камере не было пола. Или, скорее, конечно был, но невидимый, покрытый слоем бурого месива. Настолько зловонного, что в какой-то момент мне захотелось отпрянуть от окошка. Месиво состояло из никогда не убиравшихся испражнений приговорённого и сочащейся со стен воды. Благодаря царящей вокруг меня тишине я слышал мерное покапывание жидкости, стекающей вниз с потолка.

Сын купца Пуллера лежал, повернувшись лицом к стене, поэтому я видел лишь его спину с выпирающими лопатками и тощие бёдра, покрытые глубоко въевшейся под кожу грязью. Вдруг он, вероятно заслышав шум от скрипучей дверцы, охнул и повернулся. Это порывистое движение привело к тому, что парень с плеском упал в отвратительную массу. Вскочил почти мгновенно.

Нечистоты доходили ему до колен, но я обратил внимание на нечто другое. Так вот, лицо Хендрика было не просто обезображенным и помеченным сеткой старых шрамов. Через левую щеку, от угла глаза до подбородка, тянулась отвратительная, воспалённая рана, а нос казался размозжённым. Очевидно, это были следы побоев, которыми хвастался молодой стражник и за которые как раз получал сообразную награду от Друда.

Молодой Пуллер качнулся в сторону двери, расплёскивая вокруг вонючую грязь, потом поскользнулся и упал. Скрылся под поверхностью.

— Вот так искупался! — стоящий рядом со мной мужчина рассмеялся искренним смехом кретина.

— Пошёл! — я оторвался от окошка и подтолкнул стражника. — Вытягивай его!

— Что вы, господин?! — он посмотрел на меня столь возмущённым взглядом, будто я предложил ему, чтобы он поразвлёкся содомией со своим отцом.

Потерявший сознание человек не выдержит без дыхания дольше, чем хватает времени на то, чтобы прочитать три-четыре раза молитву «Небесному Клинку». А я не хотел, чтобы Хендрик умер. Он был моей надеждой на полторы сотни золотых. А потому приходится самостоятельно заботиться о своём не очень надёжном вложении.

Нет, я не полез спасать сына купца собственноручно, а просто вывернул караульному руку, так что тот согнулся до самой земли. Стражник крикнул и что-то хрустнуло у него в плече. Я выхватил кинжал и кольнул его в шею.

— Я начну читать молитву «Небесному Клинку». Если после третьего его упоминания, здесь не будет узника, ты умрёшь… — предупреждаю мужчину.

Теперь можно и отпустить. Надеюсь, он достаточно разумен.

Караульный резко отшатнулся к стене.

— Но сапоги и штаны… господин… Они все провоняют!

— Предаю себя слову твоему, «Небесный Клинок»… — начал я.

— Уже, уже! — он подскочил к дверям и на кольце с ключами начал искать нужный. Наконец, железо заскрежетало в замке.

— Осторожно, не сломай, — даю ему свой ценный совет.

Стражник проскулил что-то невнятное, повозился ещё немного, а потом вырвал ключ обратно.

— Не тот! — судорожно прошептал мужчина, с ужасом на меня покосившись.

Его грубое, тупое лицо было преисполнено отчаяния.

— Ну, первое упоминание «Небесного Клинка» я произнёс, — хмыкаю в ответ. — Серебряный олень, если тебе удастся, — добавляю я, поскольку старое, доброе правило гласило, что нужно чередовать кнут и пряник. Правда некоторые считали, что достаточно использовать кнут и ещё чуть-чуть побольше кнута, но в данном случае я счёл, что стражник уже достаточно напуган.

Очередной ключ заскрежетал в замке и на этот раз с натугой, но всё-таки повернулся. Один раз и даже второй. Двери, дёрнутые сильной рукой, пронзительно заскрипели.

Грязь не вылилась из камеры в коридор, чего я, признаться, опасался, так как там была приличных размеров яма, но даже так, меня едва не снесло разнёсшейся вонью.

Стражник спрыгнул в камеру, разбрызгивая вонючую жижу, — я предусмотрительно отступил на шаг, — поскользнулся, опрокинулся и окунулся с головой. Вскочил, наверное, ещё быстрее, чем упал, после чего грязно, длинно и замысловато выругался, одновременно фыркая и отплёвываясь. Он нащупал лежащее на полу тело и вытянул его. Крепко обхватил и перебросил себе через плечо. Донёс до дверей и уронил к моим ногам.