— Ловушка… — тихо пробормотал он. — Вся битва была лишь приманкой, рассчитанной на то, чтобы заманить нас в центр!

Бхарбо наконец отмер и бросился бежать, ни на кого более не обращая внимания, перепрыгивая трупы, спеша, как и другие, к тёмной линии реки. К счастью, кхал размещался за областью пожара, за что сейчас благодарил Солнце и Луну: что позволили его верному скакуну получить ту злополучному стрелу и упасть. Ведь иначе, скорее всего, он бы возглавлял своих всадников и был прямо в центре того пылающего ада.

Мужчина споткнулся о сломанное копьё, торчащее из земли, и покатился кубарем, уткнувшись в мёртвую лошадь. Снова поднялся на ноги, упираясь руками в нагретый на солнце бок, и устремился дальше. Обогнул молодого воина, который хромал вперёд, не обращая внимания на стрелу, застрявшую в бедре, потом еще одного, который упал на колени и плевался кровью. А дальше мимо проскакала кучка вырвавшихся из-за заслона дотракийцев на лошадях. Их гнал вперёд страх, а потому они даже не обратили внимание на пешего, ни на секунду не подумав оглянуться, никак не ожидая увидеть своего кхала в таком, постыдном положении.

От слишком быстрого бега начало греметь в ушах. После каждого вдоха приходилось отплёвываться. Бхарбо видел впереди, на берегу, сотни оставшихся дотракийцев. Кто-то торопливо срывал с себя лёгкую броню или одежду, чтобы не мешала пуститься вплавь, не потяжелела от воды и не утянула на дно. Другие мчались на север, к мелководью, надеясь пересечь Ройну там.

Скачущие вперёд дотракийцы просто затоптали лошадями тех, кто собирался плыть и кинулись с обрыва прямо в воду. Многие из их коней потонули в водоворотах, утянув за собой и всадников, но нескольким все же удалось выбраться на тот берег.

Земля пошла под уклон и Бхарбо ускорил бег, мчась вниз длинными скачками. Перемахнул ещё одну убитую лошадь, с размаху проломился через колышущийся на ветру густой кустарник.

Кхал заметил приближающийся справа отряд вестероских тяжёлых кавалеристов, разворачивающихся на склоне и стремительно скачущих навстречу беглецам. Мужчина ускорился, постоянно спотыкаясь. Он быстро миновал узкий глинистый пляж и наконец оказался в толпе своих соратников, быстро растолкав всех, пробираясь к илистому берегу.

Бхарбо заметил на другом берегу реки десяток кочевников, сумевших переправиться и спастись. Они отряхивались от воды, неслышно о чём-то переговариваясь и переругиваясь. Время от времени, к ним присоединялись пешие, выплывающие на берег и яростно отплёвывающиеся.

Мужчина злобно оскалился им вслед, вытащил короткий нож и стал срезать ремни своих измазавшихся грязью, пока он валялся по земле дорогих кожаных одежд. Понятно, почему его никто не узнавал, даже пешим, ведь в таком виде он ничем не отличался от простых дотракийцев.

Дважды кхал едва не свалился в воду, но сумел перерезать уже половину крепких и жёстких ремешков его одеяния, моментально отправившего бы его на дно, вздумай он упасть в такое сильное течение.

Испуганные крики становились все громче — тяжёлый топот копыт приближался. Даже по одному их звуку Бхарбо легко определял, что это чужие войска. Его всадники были гораздо легче.

Кхал разобрал треск копий и ржание лошадей. Он принялся отчаянно тыкать ножом в сплетённые из кишок шнурки его неудобного, но такого величественного наряда. На него обрушилось несколько мёртвых тел и Бхарбо пошатнулся. Мужчина успел заметить тяжёлого и бронированного рыцаря врага — чёрный силуэт, на фоне яркого солнца.

Сорвав своё одеяние, кхал повернулся к реке, когда что-то взорвалось в его голове. Горячая кровь хлынула в глаза. Бхарбо упал на колени. Истоптанная земля ударила ему в лицо.

Вопли, стоны, плеск от тел, падающих в быструю горную реку было последним, что он запомнил.

Утро. Бхарбо пробудился, дрожа от холода. Стояла тишина, только журчали рядом воды Ройна.

От затылка, по всему телу, расползалась тяжёлая тупая боль. Мужчина довольно долго лежал неподвижно, придавленный её весом. Он прислонил грязные руки к голове, пытаясь хоть немного её уменьшить. Потом к горлу подкатила тошнота и его вырвало желчью в отпечатки чьих-то ног, прямо у лица. Бхарбо закашлялся. Нащупал языком мягкую, солоноватую дыру между зубами.

Боль давила на затылок кованым копытом, но мужчине всё же удалось подняться на четвереньки. Трава была вымазана кровью, грязью и глиной, она резала пальцы, как мелкие ножички. Бхарбо пополз прочь от шума реки.

Растительность на берегу была вытоптана и теперь застыла колючей летописью вчерашнего сражения. Трупы, казалось, вросли в почву. Натянувшаяся кожа уже была облеплена мухами, кровь застыла, запеклась раздавленными красными ягодами. Бхарбо казалось, будто он ползёт по одному из тех головокружительных каменных рельефов, которые рассматривал в детстве, находясь в Ваэс Дотрак: сражающиеся люди, застывшие в немыслимом изображении. Но эта картина не была изображением.

На краю обрыва, прямо над ним, точно округлая горная вершина, взгромоздился лошадиный труп. Облепленное насекомыми брюхо лошади было в тени, а над нею уже показался яркий краешек восходящего солнца.

«Мёртвые лошади все похожи друг на друга: застывшие в стоячей позе, точно деревянные статуэтки, поваленные набок», — появилась у мужчины чёткая мысль.

Бхарбо дополз до лошади, встревожив тучу мух и с трудом перевалился через её тушу. На ощупь конская шкура оказалась такой же холодной, как речная глина.

Поле битвы было пусто: куда ни глянь, одни только мухи, пирующие вороны, да спешно обобранные мертвецы. Бхарбо окинул взглядом склон, по которому он бежал.

Бежал… Он крепко зажмурился.

«Мы разбиты», — горько подумал кхал.

Они побеждены. Унижены и растоптаны «железными людьми», чья численность была в три раза меньше, чем количество его воинов.

Долгое время мужчина вообще ничего не чувствовал. Бхарбо вспоминал те дни в своей юности, десятки лет назад, когда он, непонятно с чего, просыпался задолго до рассвета. Мальчишка выбирался из шатра и уходил со стойбища, ища холм повыше, откуда можно следить, как рассвет постепенно обнимает землю. Травы шуршали на ветру. Солнце выкатывалось из-за горизонта и поднималось все выше. Он сидел и думал: «Я — последний. Я — единственный».

Как теперь.

Бхарбо осознал, что теперь они мертвы. Все они мертвы. Все! Кхаласар, застилавший горизонт, сотрясавший небесные своды топотом своих коней, исчез, разбит, развеялся как дым.

Там, откуда он бежал, с того огромного поля, ему был виден широкий выжженный круг и обгорелые, чёрные куски тел. Трупы тех, кто ещё вчера был гордым воителем. Не просто разбиты — повержены в прах.

У него внезапно перехватило дыхание и сдавило горло.

Бхарбо вцепился в траву саднящими руками, точно якорями, как будто он был так слаб и пуст, что порыв ветра мог унести его в безоблачное небо. Крик боли вырвался из его груди, но застрял в стиснутых зубах. Мужчина хватанул воздух ртом, застонал, мотая головой с боку на бок, не обращая внимания на боль.

«Нет!»

Как холодно! Земля такая холодная. Куда же ему деваться? Все его люди умерли позорной смертью. И для него не осталось места.

Это был будто сон, он долго пробыл там, лежал с ними, вместе с мёртвыми.

А потом Бхарбо бежал. Когда стемнело, он пробрался между яркими кострами вестероских разъездов. Ночь была так глуха и темна, что в ней, казалось, можно было кануть без следа. Будто сама земля служила ему упрёком.

Мёртвые преследовали его.

Это был успех. Полный и безоговорочный. Дотракийцы попались в ловушку, причём сразу, с первой же попытки. Конечно, потом я начал переигрывать бой, стремясь минимизировать свои потери, но в любом случае, требовалась жертва в центре армии и лагерь, который играл роль приманки.

«Жертвой» назначил войска Таргариена, по нескольким причинам: они были хорошо подготовлены и имели не так много потерь, как остальные. Своих же и вовсе постарался сберечь, назначая на самые безопасные участки.