Дисциплина. Он их проучит.

Эйрис зашагал к вратам «Небесного Храма», споткнулся, наступив на собственный длинный плащ, который уже никто не помогал нести сзади, и почувствовал, как сердце от ярости пропустило удар, когда к рёву толпы примешался хохот. Таргариен обернулся и посмотрел на бушующих от злобы и восторга людей. А затем, подобрав одеяния, бросился бежать по помосту.

Массивная каменная кладка храма окружила его со всех сторон. Убежище.

Двери с грохотом захлопнулись за королём.

У Эйриса подкосились ноги. Короткое замешательство. Холодный пол под коленями. Таргариен прижал дрожащую руку ко лбу и с удивлением почувствовал, как из-под пальцев струится пот.

«Потрясающая глупость! Что подумал бы Рейгар?»

Звон в ушах. Неестественная темнота. И всё то же имя, эхом отдающееся от стен.

«Небесный Клинок!»

Тысячи голосов, подобно молитве, твердили имя, которое Эйрис швырял, как ругательство.

«Небесный Клинок!»

С трудом переводя дух и нетвёрдо держась на ногах, король прошёл через длинный коридор и остановился. Из огромных храмовых светильников были зажжены лишь немногие. Тусклые круги света падали на пол и на ряды потускневших молитвенных табличек. Колонны толщиной с северные чардрева уходили во мрак. В темноте смутно виднелись очертания галерей для восседания апостолов. Во время официальных служений здесь настежь открываются ставни, заливая храм светом. Специально изготовленные на заказ окна, — из Эссоса, — искажают солнечные лучи, придавая залу призрачный и таинственный вид. Это сделано, чтобы верующим казалось, будто они стоят на границе иного мира. Но сейчас храм был пуст и даже на втором этаже король не заметил ни единого апостола, стражника или верующего. Ставни были закрыты и место казалось похожим на огромную, тёмную пещеру. В воздухе отчётливо чувствовался запах подземелья.

Вдалеке Эйрис увидел его — человека, с кем у него будет встреча. Того, кто посмел вызвать его сюда от лица Моустаса — Верховного Апостола всей его религии.

В данный момент он преклонил колени в центре большого полукруга, образованного статуей «Небесного Клинка», выполненной не просто в полный рост, а высотой порядка десяти метров.

«Вот ты где», — подумал король, ощущая, как к нему постепенно возвращаются силы. Руки Эйриса машинально пробежались по одежде, расправляя и приглаживая её. Длинные ногти цепляли одеяния и Таргариен невольно подумал, что нужно избавиться от них, хоть как-то.

После сегодняшнего стресса, если разум позволит, он попытается привести себя в царственный вид, достойный человека, что стоит на перепутье между столь значимыми путями: смертью или величием.

Взгляд короля скользнул по высеченным на колоннах изображениям: сражения армий, осады замков, возвышающийся над ними бог… имеющий вид, удивительно похожий на одного западного лорда… Картины, застывшие со сверхъестественным достоинством каменных изваяний.

Эйрис остановился перед первым ярусом ступеней. Сейчас над его головой находился центральный, самый высокий из куполов храма. Несколько мгновений он смотрел на широкую спину Верховного Апостола. Человека, который имеет право говорить «голосом бога». Человека, который имел власть в столице, немногим меньшую, чем у самого Таргариена.

«Повернись к своему королю, ты, фанатичная, неблагодарная тварь!»

— Я рад, что ты пришёл, — сказал Филипп Йордан, так и не повернувшись.

Арвинд Моустас откликнулся на письмо Эйриса, но не сумел, либо не захотел покинуть армию, которая шла к столице. Вместо этого он предложил встретиться со своим «приближённым человеком», который, в данный момент, присутствовал в Королевской Гавани.

«Он будет говорить от моего лица. И все его слова — что мои собственные. Как именно вы решите проблему, так я и поступлю», — вспомнились Таргариену строчки письма.

Теперь, с момента, как Рейгар убил Вариса, ему приходится самому читать свои письма.

Голос Верховного Апостола был звучен и словно бы окутывал собеседника. Но почтения в нём не слышалось. Йордан говорил с королём также, как и со всеми остальными. Напрямую.

«Как с каким-то простолюдином!», — обожгло болезненный разум Эйриса.

Нет, он конечно помнил, что когда-то, в старые времена, Верховный септон мог поспорить своей властью с королём. Во время «Восстания Святого воинства» весь Вестерос короткое время был вынужден жить по законам главы веры, «первого после Семерых». Но эти времена давно прошли.

Потом же, когда Святой Вере запретили иметь свои войска… тогда Верховный септон из серьёзной фигуры стал очередным советником, не более.

Сейчас Йордан обращался к нему так, словно Таргариен был одним из прихожан. Всего лишь простым человеком. Не королём.

«Кто дал тебе это право?», — возникла жёсткая улыбка на лице Эйриса. Его давно нечищеные, жёлто-чёрные зубы показались между губ. Но мужчина стерпел подобное унижение. Хочет быть равным? Будет!

— Зачем всё это, апостол? И почему именно здесь?! Я не хотел встречи в Красном Замке, потому что как раз надеялся на её тайну!

Йордан обернулся. Он был одет в простую белую рясу с рукавами чуть ниже локтя. На миг мужчина остановил на Эйрисе оценивающий взгляд, потом вскинул голову, прислушиваясь к глухому гомону толпы так, словно это был шум первого после долгой засухи дождя. Он был безбород, как почти весь ближний круг Моустаса. Лицо у Филиппа было широким, словно у крестьянина, и на удивление молодым.

«Сколько же тебе лет?», — невольно задумался Таргариен.

— Слушай! — прошипел апостол, указывая рукой в сторону площади, откуда доносилось одно единственное имя:

«Небесный Клинок! Небесный Клинок! Небесный Клинок!»

— Я не гордец, Ваше Высочество, но их преданность моему господину трогает меня до глубины души.

Несмотря на нелепый драматизм сцены, Эйрис поймал себя на том, что присутствие этого человека вызывает в нём чувство благоговения. На миг у короля снова закружилась голова.

— Я недостаточно терпелив, апостол. Всё моё естество требует твоего наказания за доставленные мне неудобства. Ты слышал, что сделали с северянами. Не мог не слышать. Они осмелились требовать от меня выдать свою кровь! Казнить моего сына! Каково им теперь, смотреть на нас из-за лика своих деревьев?!

Таргариен расхохотался, отчего длинная и нечёсаная грива волос рассыпалась по его лицу.

— Говори, ради чего я приехал сюда! И говори быстро, пока у меня не кончилось терпение. Я прощу твою наглость, но лишь на первый раз и в качестве доброй воли. Что хочет Моустас за своё предательство?

Филипп выдержал паузу, затем обаятельно улыбнулся. Он начал спускаться по ступеням.

— Переговоры. Вот что просил меня провести мой Бог — «Небесный Клинок». Но больше всего мне хотелось лично взглянуть тебе в глаза, король.

«Опять эта фамильярность!»

Однако, почему-то слова мужчины усилили замешательство, овладевшее Таргариеном. Выбили его из себя и даже не дали возможность сполна ощутить гнев. Эйрису, ещё до прихода сюда, следовало понять, что встреча с Верховным Апостолом окажется для него настоящим испытанием.

«И ведь даже не на кого было переложить эту задачу!»

— Скажи, — произнёс Йордан, — ты ведь действительно хотел убить Арвинда Моустаса? А потом и Тайвина Ланнистера? Планируешь ли ты сжечь Королевскую Гавань Диким огнём, если не получится выиграть в войне?

«Откуда он знает?!» — отступил король на шаг назад.

— Что?! Глупости! — Эйрис слышал, как на миг дрогнул его голос.

— Нет? — наклонил Филипп голову.

— Я оскорблен столь низкими подозрениями… — Таргариен с удивлением и страхом осознал, что… начал оправдываться. Да ещё и перед кем?!

Гнев вновь ударил в его голову, но как только король открыл свой рот, то… столкнулся с крайне необычной реакцией на свои последние слова.

Хохот апостола был внезапен, громок и достаточно звучен, чтобы заполнить собой огромный зал «Небесного Храма». Эйрис задохнулся от изумления. Вспышка его гнева также быстро улетучилась. Чтобы священнослужитель вёл себя настолько неподобающе?!