— Выпей с прихода. Догоняй.

Женщина, внезапно ворвавшаяся в компанию, на некоторое время оборвала беседу. Русский, сидящий рядом с Жоржем на койке, одетый в тунгусскую дошку, в унтах, мужчина средних лет, медленно переводил глаза с одного на другого, не торопясь затягивался папиросой и пускал дым к потолку. Обветренное, дорожное лицо было спокойное и тяжелое. Кореец на табурете походил на богатого артельного старосту. Он беспокойно хмурился, что-то соображал и вертел в руках треуху, как будто ежеминутно собирался уйти. Двое на полу помалкивали. Вдруг Жорж вырвал шапку у корейца.

— Ты шапку оставь, надо договориться, а потом выпить. Если ты, Ван Ху, не пойдешь — Теркандинские ключи не заплачут по тебе, а вот нас ты своими обещаниями дотянул до весны и теперь хочешь на попятную. Люди сухарей насушили, готовы, а мы сидим. Народишко уже шевелится, а мы все торгуемся.

Кореец кинул взгляд на Лидию, оглянулся на перегородку и приложил палец к губам. Русский в дошке улыбнулся.

— Не беспокойся, хватит на всех. Если оба Незаметные пойдут целиком, и тогда не унести золота, которое там лежит. Не беспокойся, все равно узнают, — гору за пазуху не спрячешь.

Лидия видела какую-то сложную игру. Ван Ху прижал ладони к груди и заискивающим голосом попросил:

— Расскажи: сам был?

— Да я ведь только рассказывал. Ну, что тебе еще надо? Какие места? Такие же, как здесь, никакой разницы нет. Ну, что еще? Район расположен по реке Терканде. Терканда впадает в Джелтулу, правый приток Тимптона. Слыхал? Ну что же еще? Ну, первым открыл золото якут Александров в тысяча девятьсот семнадцатом году. В двадцатом район захватили хунхузы и хищники, держали в своих руках, никого без выкупа не допускали, не выпускали. Недовольные взбунтовались, главарей порасстреляли и начали делать то же самое, пока отдел снабжения Пятой армии не восстановил порядка и не начал эксплуатировать ключи сам. Но дело в том, что никто не добрался до настоящего золота.

Жорж стукнул кулаком по столу. Бутылки и стаканы подпрыгнули и зазвенели.

— Человек своими глазами видел, а его исповедуют. Не ботало{70} сидит, а штейгер. Понимает что-нибудь, наверное!

Наступила тишина. Ван Ху напряженно смотрел в лицо штейгера. Остальные, не мигая, уставились на него. Было ясно — кореец держит в своих руках судьбу важного предприятия. Все усиленно дымили папиросами. Жорж нервно протянул руку к бутылке:

— Наливай, вспрыснем Теркандинскую артель. Незаинтересованный человек говорит. Наплевать ему, пойдем мы с тобой или останемся дураками. Люди вернутся с удачей, а ты будешь по голове себя колотить. Не нанялся человек нас уговаривать. Я его за рукав затащил в барак — расскажите, пожалуйста, — и мы же не верим. Другой после этого разговаривать не стал бы. — Он повернулся к штейгеру. — Правду я говорю?

— Горняк горняку обязан помочь. Но, конечно, долго засиживаться я не могу. Утром выезжаю, надо отдохнуть немножко.

Жорж насильно завладел рукой корейца и хлопнул по ней ладонью:

— Ну, сделано? Помни условие, как договаривались, так и остается.

Но кореец отнял руку. Опустил глаза и вытер пот с лица.

— Горячий человек, кипяток человек. Артель надо спросить.

— Брось ты дурочку валять. Ты будешь спрашивать артель? Ты вот ее где держишь. — Жорж показал кулак. — Что ты мне рассказываешь про тысячу одну ночь!

Он пересел к корейцу. Они зашептались. В каморке становилось темно. Один из сидящих на полу задвинул оконце куском картона и зажег свечу. Штейгер придвинулся к Лидии и чокнулся о налитый для нее стакан. Она отпила глоток. Штейгер хватил до дна и принялся шептать комплименты. Темной бронзы, со светлыми усами, лицо его пылало, в глазах засверкали отраженные кусочки пламени свечи. Под столом его унты нажимали на ее валенок, словно на педаль. Она отодвинула ноги, но унты преследовали их. Подняла стакан и воскликнула со смехом:

— Оставьте, честное слово — искупаю.

Она внимательно следила за Жоржем и корейцем, а этот господин в дошке мешал ей. У них, видимо, налаживалось дело, они совсем мирно беседовали, кивали головами, но вдруг Жорж отодвинулся от корейца и с отчаянием махнул рукой.

— А если позолочу? — приставал штейгер. — Не будешь такая недотрога? — Он отвернул дошку, достал из кармана кожаный кисет и принялся развязывать шнурок. — Перестанешь сердиться?

— Тогда посмотрим.

Все жадными глазами уставились на кисет в руке штейгера. Пальцы, освещенные пылающей свечой, копались в запутанном шнурке. Один из сидящих на полу предупредительно подвинул свечу ближе. Центром внимания в каморке были кисет и пальцы. Наконец, кисет развязался. Штейгер запустил в него руку и долго возился в поисках подходящего подарка. Взял руку Лидии, повернул ладонью кверху и посыпал на нее несколько крупных золотин. Все поднялись, как будто никогда не видели золота. Ладонь не зажималась, несмотря на усилия штейгера.

— Маловато, маловато, хоть и теркандинское, необыкновенное. Дешево ценишь, дружок, видно по полету купца-молодца — скуповат. Приискатель пригоршню отсыпал бы, не поморщился. Жорж, скажи ему, как приискатели дарят.

Но Жоржу было не до шуток. Он дергал корейца за рукав и повторял:

— Видал теперь! Видал!

В квадратном лице корейца застыло тяжелое раздумье. Лидии захотелось вдруг помочь Жоржу, выбившемуся из сил.

— Брось ты его, пожалуйста, уговаривать. Раз человек не хочет, что же ты можешь поделать. Я достаю тебе деньги и три куля муки. Иди садись рядком, поговорим ладком. Я ставлю такие условия…

Не даром она играла на сцене в приисковом клубе, у нее это вышло очень правдоподобно и естественно. Даже Жорж растерялся было от ее выходки, но, поняв в чем дело, с серьезным видом подсел к ней.

— Ты что, Лида, хочешь в долю пойти со мной? — спросил он. — Какие же твои условия? На все пойду. Что хочешь — требуй. В таком положении нахожусь.

Кореец схватил его руку:

— Давай кончай. Ладно!

Мгновенно все изменилось как по взмаху волшебной палочки. Двое поднялись с пола; кореец наливал в стаканы спирт. Жорж засуетился, накладывал закуски из банок на тарелки, все заговорили. Стало как будто теснее и невыносимо душно. Русский в дошке ногой толкнул дверь и едва не расшиб лицо одному из любопытных, подслушивающих у дверей.

Ясное дело — вернувшиеся с деляны обитатели барака слышали сговор и видели на ладони Лидии необыкновенное золото с таинственных ключей. Штейгер поднялся и застегнул дошку.

— Ну прощайте, друзья. Прощай, голубка таежная. Не знаю, кто ты, но очень жалею, что приходится уезжать.

Лидия ответила ему в тон:

— Так и быть, прощай, сокол ясный. Поздно прилетел и рано отлетаешь, не миновать бы в петельку попасть. Счастлив твой бог.

За штейгером разошлись и остальные. Жорж усмехался и потирал руки, мечтательно глядя на окошко.

— В чем дело, Жорж?

— Не поняла?

Он присел рядом и рассказал, что на днях с обоих приисков двинется народ на Терканду. Были сомнения, но после рассказов штейгера, очевидца богатств далекой речки, сомнения нет. Приискатели ждут, чтобы кто-нибудь двинулся первым, не хочется рисковать разработанными делянами, которые, несомненно, сейчас же захватят оставшиеся старатели. Все готово — сухари, инструмент, лошади, саночки, — но сидят и слушают, как сторожевые собаки, не раздастся ли скрип снега под ногой, чтобы кинуться следом.

— Ну и молодец же ты. Можно сказать, из петли вынула. Что тебе за это? Кореец уперся, как бык. Когда ты предложила мне помочь, он весь затрясся. Одному без меня ему не идти, и мне без него — тоже. Теперь я кум королю, солнцу брат. Ты ни черта не понимаешь, а а женотделки записалась.

— Откуда явился этот чернобровый?

— А я почем знаю. Говорит — проездом.

Лидия покачала головой. Все виденное наводило на тревожную мысль о какой-то темной махинации, но говорить об этом с Жоржем было бесполезно.

— А как же насчет моей просьбы?