Я провожу костяшками пальцев по ее скуле.

— Почему?

— Потому что все, о чем ты думаешь, не может быть хорошим.

— Но это точно может быть весело.

Я не могу дождаться, когда она окажется в нашем номере, потому что я планирую забрать свою награду за гонку с Ноа. Ее щеки вспыхивают, когда я прижимаюсь мягким поцелуем к ее рту. Она вдыхает, и я ухмыляюсь.

Громкий, визжащий звук ударяет по моим ушам. Я обхватываю Хлою руками, когда лифт начинает опускаться. Мой желудок соответствует внезапному падению кабины. Лифт трясется при падении, скрип напоминает скрежет гвоздей по меловой доске. Крик Хлои заставляет мои уши звенеть от протеста.

Кабина останавливается с рывком, как будто ее тянут за шнур. Я спотыкаюсь, но ловлю нас, прежде чем мы падаем.

Хлоя прижимается ко мне, когда лифт издает последний скрежещущий звук.

— Боже мой! — она прижимается головой к моей груди.

Свет мерцает и гаснет. Мы оба тяжело дышим, звуки наших вдохов и выдохов соответствуют друг другу. Нас окружает кромешная тьма. Я кладу подбородок на голову Хлои, регулируя свое дыхание.

— Мы чуть не умерли? — прохрипела она.

— Нет. Конечно, нет. В лифтах есть защитные механизмы для таких ситуаций. Особенно в таких старых зданиях, как это, — я не имею ни малейшего представления о механике лифтов, но что-то в ее голосе говорит мне, что нужно притвориться, что все в порядке.

Динамик оживает, когда кто-то говорит с нами по-итальянски. Я отпускаю Хлою и подхожу к электрической панели.

— Aiuto — Помогите, — это одно из немногих слов, которые я могу вымолвить, когда нажимаю кнопку вызова.

Человек начинает трещать, говоря то, что я не понимаю. Голос исчезает, когда он говорит что-то, что, по моим предположениям, означает «помощь скоро будет». Я проверяю телефон на наличие связи, но отсутствие полосок заставляет меня выругаться.

— Как долго, по-твоему, мы будем здесь торчать? — в голосе Хлои нет обычной уверенности. Она кажется маленькой и слабой, что меня беспокоит.

— Я не знаю. Может быть, час или больше? Это зависит от того, застряли ли мы между этажами.

— Я не могу решить, хочу я блевать или плакать, — стук каблука о пол выдает ее волнение.

Я не уверен, от прилива ли адреналина или от благодарности за то, что все в порядке, я смеюсь до слез.

— Хотя мне бы не хотелось, чтобы ты плакала, пожалуйста, не блюй здесь. Это сделает плохую ситуацию еще хуже.

— Это не смешно!

— Это немного смешно.

— Каким образом? Мы чуть не умерли!

Я подхожу к ней и прижимаюсь всем телом, загоняя в угол. Моя рука действует сама по себе, наматывая пряди волос Хлои на мои пальцы.

— Но мы ведь не умерли.

— Это так не успокаивает, — ее голос дрогнул. — Сейчас самое время открыть тебе, что я не люблю тесные, темные пространства?

— Черт. У тебя клаустрофобия?

— Ммм.

Черт. Ее дыхание учащается. Я достаю телефон из кармана и включаю фонарик. Она вздрагивает от внезапной яркости. Я наклоняюсь и кладу телефон на пол, освещая пространство достаточно, чтобы разглядеть ее тень.

— Так лучше?

— Немного, — ее голос переходит на тон выше.

Ладно, значит, не лучше. Думай, Сантьяго.

Все встает на свои места. Я использую ручку позади Хлои, чтобы встать на колени. Движение получается не слишком плавным, но ограниченное освещение скрывает мои усилия.

Рука Хлои замирает на моем плече.

— Что ты делаешь?

— На что это похоже?

— Ну, поскольку я почти ничего не вижу… Ты что-то уронил?

Ее реакция заставила меня захихикать.

— Нет.

— Тогда почему ты стоишь на коленях на полу?

— Угадай.

— Сейчас не время для игр, — ее голос дрогнул. Очевидно, что она готова сорваться в любую секунду.

— Зачем мне играть, если я уже выиграл? — я провожу пальцами по ее платью, прежде чем поднять подол.

— О, Боже, — панический голос Хлои переходит в задыхающийся.

— Даже Он не сможет спасти тебя от меня, — я прижимаюсь поцелуем к ее покрытому шелком центру. Материал блокирует меня, но Хлоя понимает мое послание.

— Блять. Блять, блять, блять.

Я хихикаю себе под нос.

— Облокотись на поручень и держи подол платья.

— А как насчет волшебного слова?

— Оргазм?

Она хохочет.

— Нет.

— Член.

— Пожалуйста.

— Я знал, что ты умеешь умолять, если очень постараешься, — я провожу пальцем по влажному материалу, покрывающему место, которое я отчаянно хочу попробовать на вкус.

— Ублюдок.

— Я предпочитаю ублюдка, который вот-вот заставит тебя кончить, но, в конце концов, и до этого доберемся.

Тело Хлои дрожит, когда я прижимаю большой палец к ее клитору. Она следует моей команде, раздвигая ноги передо мной.

Тени не дают мне возможности запомнить, как она выглядит, и я ненавижу это. Но что я точно знаю, так это то, что она совершенна. Так чертовски совершенна, что я просто вне себя от возбуждения. Прошло много времени с тех пор, как у меня была подобная связь с кем-то. Я впитываю это, наслаждаясь. Человеческая связь. Что-то настолько фундаментальное, в чем я отказывал себе годами.

Я провожу пальцами по ее ногам, слегка касаясь. Это слабое прикосновение, которого достаточно, чтобы сказать ей, что я здесь. Чтобы убедиться, что она знает, что я контролирую ситуацию. Ее тело дрожит, когда мои пальцы цепляются за ее нижнее белье. Я стягиваю атласную полоску ткани и прячу ее в карман.

Моя уверенность растет от ее энтузиазма. Боже, мой рот практически наполняется слюной при виде того, как она раскрылась передо мной. Фонарик телефона освещает слабую улыбку на ее губах. Я цепляюсь за этот образ, выжигая его в своей памяти, когда мои губы опускаются на ее тело. Я оставляю поцелуи на внутренней стороне ее бедра, прежде чем провести языком по ее киске.

Стон, который она издает, заставляет мой член пульсировать в штанах. Я становлюсь зависимым от каждого стона и вздоха, которые она издает, когда я доставляю ей удовольствие. Это лучшее чувство — оживлять ее так же, как она оживляет меня. Я потерянный мужчина, который с помощью Хлои вновь обретает частички себя.

Она сходит с ума, когда я сосу ее клитор. Моя маленькая чертовка, необузданная и нуждающаяся, умоляет меня о члене своим хныканьем. Я ввожу в нее палец, и она со вздохом цепляется за мои волосы. Если раньше я думал, что зависим от Хлои, то теперь я в полной заднице. Не надо записывать меня на реабилитацию.

Прикосновения к ней — это мечта, она невероятно отзывчива на все, что я делаю. Тепло струится по моему позвоночнику, когда она без протеста принимает следующие два пальца.

Возбуждать Хлою — мое новое любимое занятие, наравне с тем, чтобы заставлять ее смеяться. Я мучаю ее, доводя до грани наслаждения, а потом снова отступаю.

Ее пальцы цепляются за мои волосы, дергая их за корни.

— Если ты не заставишь меня кончить, клянусь Богом, когда я буду возвращать тебе услугу, ты будешь умолять гораздо дольше, чем я.

Я улыбаюсь, увеличивая темп своих пальцев, проникающих в нее. Я посасываю ее клитор и использую язык в своих целях.

Ее стон эхом отражается от стен, когда она кончает надо мной. Я не останавливаюсь, пока ее тело не перестает содрогаться и ее пальцы не освобождают мои волосы от смертельной хватки.

Ее голова с грохотом ударяется о стену позади нее.

— Это официально. Я открыла лекарство от клаустрофобии.

— Оргазм?

Она хихикает. Ее рассеянность скрывает мою борьбу, когда я поднимаю себя с земли с помощью поручня. Я вздрагиваю от давления на ногу, шипение вырывается из моего рта, прежде чем я успеваю остановить себя.

Хлоя хватается за мою руку.

— Ты в порядке?

Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем того, чтобы Хлоя забыла, что я другой. Меня не нужно опекать, так как она считает, что я не могу делать то, что может нормальный мужчина. К черту это. Пошло оно все к черту, потому что я покончил с этим дерьмом рядом с ней. Я — мужчина. Никакая травма или металлическая нога не помешают мне доказать ей это.