Мы заходим в ожидающую нас кабину. Двери закрываются, и я выдыхаю.

— Ты в порядке? — Хлоя наклоняет ко мне голову.

— Я просто хочу добраться до номера и расслабиться.

— Мм… хорошо, — она покачивается на пятках своих кроссовок.

Цифры сменяются ползком, пока машина начинает свой медленный подъем. Я стучу пальцами по металлическому поручню.

— Ты хочешь отменить поездку? Еще не поздно повернуть назад и поехать домой.

Домой. Такое слово из ее уст не должно заставлять мою кожу нагреваться от нервозности, но это так. Что-то глубоко внутри меня было бы не против отвезти Хлою домой. Куда угодно, только не сюда.

Я качаю головой.

— Нет. И судя по количеству фотографий, которые сделали фанаты, я уверен, что все узнают, что я здесь, в течение часа. Если я убегу, то буду выглядеть трусом.

— Или кем-то, кто ценит свою личную жизнь, — она пожимает плечами.

Ее жест мил, но я не смогу избежать этой участи, даже если захочу. Лифт останавливается, и перед нами открываются двери в наш номер.

— Святое дерьмо, — у Хлои открывается рот, когда она выходит из кабины, оставляя меня позади, чтобы занести наши сумки внутрь.

Свет отскакивает от люстры над нашими головами, освещая обширное пространство. Хлоя проводит рукой по замшевому дивану. Я наслаждаюсь выражением благоговения на ее лице, когда она все рассматривает.

— Эти выходные могут стать еще лучше, только если ты скажешь мне, что в этой комнате есть бесплатное шампанское и шоколад, — она бросается на диван.

Ее реакция напоминает мне мой первый опыт знакомства с роскошной жизнью Формулы-1. Я потерялся в роскоши, не понимая, как легко ее могут отнять.

Я нахмурился при этой мысли. К сожалению, так оно и было. Психологическая рана переросла в нечто осязаемое: боль проникает через все мое тело к ноге. Если фантомная боль снова возникнет в присутствии Хлои, клянусь, я сойду с ума. Один раз был достаточным ударом по моей самоуверенности. Два раза за один день будут катастрофой.

Глубоко вдыхая, я отворачиваюсь в сторону двери в противоположном конце комнаты. Мне требуется все, чтобы не споткнуться.

— Не стесняйся, располагайся поудобнее. Я собираюсь вздремнуть.

— О, конечно, — ее улыбка спадает. — Я буду молчать и исследовать дворец. Я имею в виду это место, — она смеется про себя.

Еще одна боль пронзает мою ногу. Черт. Я хватаюсь за ручку и распахиваю дверь. Не оглядываясь, я вхожу в комнату, отгораживаясь от помощи Хлои.

Я не хочу, чтобы она больше видела меня слабым. Как она может хотеть меня, если я все еще какой-то калека, который не может функционировать как нормальный человек? Меньше всего я хочу, чтобы она видела во мне что-то недостаточное.

Мрачные мысли разъедают мое самообладание, заставляя сомневаться в том, что эти выходные были хорошей идеей. Но, как и все в моей жизни, мои быстрые решения приводят к радикальным последствиям.

Я работаю над фантомной болью самостоятельно. Без зеркала для упражнений и игр разума требуется на двадцать минут больше времени, чем обычно. А в отсутствие Хлои я стараюсь дышать ровнее, чтобы боль утихла. Я уже скучаю по ней, помогающей мне вырваться из мысленного облака презрения к себе, как это было сегодня утром.

Меня осеняет внезапное осознание. Я становлюсь зависимым от женщины, у которой есть все перспективы уйти. И, черт возьми, я хочу, чтобы она осталась, пусть даже ненадолго.

* * *

Хлоя смотрит на меня, ее рот открыт, как у рыбы. Это мило. Невероятно мило.

Да, ты в полной жопе. Ты думаешь, что все, что она делает, выглядит привлекательно.

— Ты хочешь сказать, что нам придется делить одну кровать? — ее взгляд метался между матрасом королевского размера и моим лицом.

— Да.

— И одну комнату?

— Обычно так и происходит с одной кроватью. Да, — я ухмыляюсь.

— Не будет ли это слишком, если я попрошу вторую комнату? Ты ведь богатый и все такое.

Я трясусь от беззвучного смеха. Она произносит слово «богатый» с таким отвращением, что я начинаю уважать ее за это еще больше.

— Конечно, для моей семьи это было бы совсем не очевидно.

Она молчит, но ее глаза остаются широкими, пока она осматривает комнату.

— Мы уже сделали это однажды. Что может случиться?

— Да, но у нас был больной ребенок, о котором нужно было заботиться, — ее глаза темнеют, когда они бродят по моему телу.

Я ухмыляюсь, как идиот.

— А теперь что?

Ее горло подрагивает, когда она сглатывает.

— Ничего.

— О, да ладно. Ты нервничаешь, когда делишь постель?

— Нет.

— Волнуешься?

Она насмехается.

— Определенно нет.

— Тогда в чем проблема?

— Ты выглядишь как человек, который занимает большую часть кровати.

— Ужас, — я задыхаюсь и прижимаю ладонь к груди.

Она стонет под нос и хватает свою одежду из багажа.

— Я собираюсь принять душ.

— Тебе нужна помощь?

Она бросает связку носков прямо мне в лицо.

В ответ на мой смех раздается тихий щелчок закрывающейся за Хлоей двери ванной. Меня охватывает тепло при мысли о том, что я буду спать рядом с ней.

О, да. Я в полной, абсолютной жопе.

* * *

Хлоя скользит в кровать после душа. Темнота скрывает ее лицо от меня, но ее нерешительные движения заставляют меня поднять бровь.

— Спокойной ночи, — бормочет она себе под нос. Простыни шуршат, когда она прижимается к краю кровати.

— Если ты так заснешь, то окажешься на полу.

— Это лучше, чем альтернатива.

— И какая же?

Она придвигается ближе к середине кровати, отказываясь от края. Ее руки шарят в темноте, создавая барьер из подушек.

От этого вида я хихикаю от всей души.

Она вздыхает.

— Это тот момент, когда ты признаешься мне, что тебе нравится смотреть, как люди спят?

— Нет! — она смеется.

— Тайный фетиш?

— Боже мой. Прекрати! — ее хихиканье становится громче.

— О, я знаю. Ты храпишь!

Ее тело дергается, когда ее смех отскакивает от потолка.

— Меня признали любительницей обнимашек десятой стадии.

Мой интерес гаснет от всплеска ревности, который застает меня врасплох.

— Кто? — я пытаюсь всеми силами сохранить свой голос ровным.

— Брук. Предположительно, я чуть не задушила ее во сне, когда нам пару раз приходилось делить постель. Она сказала, что я обернулась вокруг нее, как мокрое одеяло.

— Это должно быть уловкой?

— Это красный флаг.

— Ну, когда дело касается тебя, считай, что я дальтоник.

Она разражается несносным смехом, который заставляет меня ухмыляться.

— Ты же должен был сбежать в горы.

Смех вырывается из меня, неконтролируемый и неожиданный.

— Ты странная, если думаешь, что это так.

— Ну, я не утверждала, что я не странная.

Я показываю на плохую попытку создать барьер из подушек.

— Ты также упряма.

— Я предпочитаю более позитивный синоним — упорная.

— Хорошо, Мерриам Вебстер.

— Ты собираешься называть меня именем другой женщиной в постели? Ты действительно худший фальшивый бойфренд, — она притворно вздохнула.

Я выпустил горловой смех. Что-то в Хлое делает все светлее. Лучше. Счастливее. У меня возникает искушение продолжать подшучивать над ней, просто чтобы услышать, какую нелепость она выдаст в следующий раз.

С каждой шуткой ее смех становится все более безудержным.

Я понимаю, что игра на гитаре — это не единственная музыка, которая питает мою душу. Смех Хлои — это сладчайшая мелодия, гармония звуков, которую не могут воссоздать никакие струны или ноты. Они наполняют меня теплом, изгоняя тьму, которая росла и разлагалась в течение многих лет после моего несчастного случая.

* * *

Я просыпаюсь от тяжести в груди. Что это?