Не хочу признавать, но мне нравилось притворяться перед Майей и Ноа. Это было весело, и я почувствовала себя частью семьи на целых тридцать секунд. Но, в конце концов, ложь — это неправильно, и я избегаю ее любой ценой.

Ну, ложь — это не то, чем я обычно занимаюсь с кем-либо, кроме Маттео. Но эта ситуация оправдана. Я не могу ворваться в замок и признаться, кто я такая, без того, чтобы он меня узнал.

Марко плачет на другом конце линии, вырывая меня из моих мыслей.

— Черт, — простонал Сантьяго.

— Что происходит? Марко в порядке? — я сбрасываю с себя одеяло и встаю.

— Мне нужна твоя помощь, потому что на этот раз Марко действительно болен. Клянусь, я не вру. Его рвет, я не знаю, что делать, и мне очень нужна твоя помощь. Он плачет по маме, а она сейчас на другом конце мира, так что ты — лучшее, что я могу сейчас придумать.

— Ты давал ему какие-нибудь жидкости?

— Только воду, но он не может ничего пить.

Вопли Марко доносятся через динамик.

— Черт, мне надо идти. Я бы не стал просить об этом…

Я игнорирую желание поддержать его. Это то, чего он заслуживает после произошедшего со мной. Но крик Марко о своей маме на другом конце линии заставляет меня отложить гнев на Сантьяго.

— Не беспокойся, я буду через пятнадцать минут.

* * *

На этот раз я пользуюсь калиткой, как нормальный человек, и вхожу в дом Сантьяго. Плач из коридора приводит меня в спальню на втором этаже.

Марко корчится на матрасе. Его пижамная рубашка лежит на полу скомканная, покрытая рвотой.

— Хлоя! — кричит Марко, как только видит меня.

Сантьяго стоит рядом с Марко и сжимает его руку стальной хваткой. Он оглядывается через плечо, и облегчение мгновенно заливает его лицо.

— Спасибо тебе большое, что пришла. Я так благодарен, что ты здесь.

Я отодвигаю в сторону трепетание в животе от его искренности. Возьми себя в руки, Хлоя. Держись подальше от этого мужчины. Он — человеческий эквивалент раздела некрологов в газете.

— Нет проблем. Давай я проверю его, — я кладу руку на плечо Сантьяго и сжимаю его. Мышцы напрягаются под моим прикосновением.

— Серьезно. Я твой должник. Я понятия не имею, как это вылечить или как помочь, — морщины на лбу Сантьяго разглаживаются. Он отступает назад, давая мне немного пространства.

Я улыбаюсь Марко.

— Привет, малыш.

— Привет, — хрипит Марко, садясь выше.

— Как дела? — я убираю его влажные волосы со лба и прижимаю к нему руку. — По крайней мере, жара нет. Это хорошая новость.

— Меня тошнит, — Марко сморщил нос.

— Я думаю, его жар спал после того, как его вырвало во второй раз, — дыхание Сантьяго греет мою шею, заставляя меня дрожать.

Хлоя, сосредоточься на ребенке, а не на громоздкой фигуре позади тебя.

— Я скучаю по маме. Ее поцелуи заставляют меня чувствовать себя хорошо, — бормочет Марко.

— Я знаю. Мамочка тоже хотела бы быть здесь. Выпьешь немного воды? Это может помочь тебе почувствовать себя лучше, — я беру пластиковую бутылку с тумбочки и протягиваю ему.

Марко берет ее из моих рук и сосет соломинку.

Я поворачиваюсь к Сантьяго.

— Что вы оба сегодня ели?

— Ничего необычного. Я приготовил наши обычные блинчики утром, макароны на обед, а потом курицу с рисом на ужин.

— И ты ел все ту же еду? Ты чувствуешь себя хорошо?

— Да, и я чувствую себя хорошо. Единственная разница — это перекусы, но он ел их все время, пока был здесь. Раньше он никогда не болел.

Я вспоминаю свое обучение в детском саду.

— Есть пищевая аллергия?

Он дергает себя за густые волосы.

— Нет. Он может съесть все и вся.

— Тогда у него, должно быть, желудочный вирус.

— Эй, принцесса? — Марко трогает меня за плечо.

— Да? — я поворачиваюсь к нему.

— Меня снова тошнит, — его лицо бледнеет, что видно даже при тусклом освещении.

Я замираю.

— О, нет! Где ведро, Сантьяго?

— Ведро?

Уф. Может, мне удастся отвести его в ванную до того, как…

Вода, которую выпил Марко, возвращается, а я не фанат выхода на бис. Она пропитывает плед.

Сантьяго что-то бормочет себе под нос.

Моя грудь сжимается от того, что Марко снова плачет. Я сбрасываю одеяло с ног Марко и кладу его на угол матраса.

Я вздрагиваю, когда рыдания Марко переходят в неровный кашель.

— Если он будет продолжать в том же духе, нам придется отвезти его в больницу.

— Моя сестра взбесится и помчится сюда. Если у тебя есть другая идея, я только за, — голос Сантьяго переходит на новый уровень паники.

— Ладно, все в порядке. Расслабься. Посмотрим, что произойдет в течение следующего часа. Мы должны переложить его на твою кровать, чтобы ты мог присматривать за ним, — я отхожу в сторону, чтобы дать Сантьяго возможность схватить Марко. Каждый его шаг сопровождается сильным стуком.

Я смотрю на аппаратуру, прикрепленную к его ноге. Я никогда раньше не видела ничего подобного. Его правая нога пристегнута к какому-то устройству, с помощью которого он может стоять на коленях на площадке, прикрепленной к стабилизированному столбу. Его колено и культя удобно лежат на подкладке, прикрытые чем-то вроде защитного носка.

Марко переползает в объятия Сантьяго.

Я украдкой разглядываю специальный костыль для ходьбы.

— Хочешь, я понесу его вместо тебя?

Его спина напрягается.

Надо же было сказать что-то не то.

Его спина поднимается и опускается, когда он делает глубокий вдох.

— Не делай этого.

— Чего не делать?

— Не начинай относиться ко мне так, будто я теперь другой, — шепчет он.

Мое тело замирает от прерывистого хрипа в его голосе. Даже после того, как он солгал мне, мое сердце болит так, что невозможно продолжать злиться на него. Только не сейчас, когда он выглядит побежденным, измученным какими-то мыслями, которые его гложут.

— Я ношу его так каждую ночь, когда он засыпает в моей постели. Ничего особенного, — он поворачивается к двери, не удосужившись взглянуть на меня.

Как я могу заставить грусть в его голосе исчезнуть?

Думай, Хлоя, думай.

— Никто не должен выглядеть так хорошо, как ты, нося ребенка. Ты рискуешь тем, что яичники женщин взорвутся по всему миру, — восклицаю я, представляя, как рой эмодзи с изображением фейспалма плывет вокруг моей головы.

Что я могу сказать? Нет лучшего способа снять неловкость, чем сделать комплимент мужчине. Их эго, подобно изголодавшимся растениям, нуждающимся в солнечном свете.

Я ловлю его ухмылку, прежде чем он выходит из комнаты. Бум. Достижение разблокировано.

Я нисколько не лгу. Смотреть, как Сантьяго таскает Марко — высшее наслаждение для глаз. Забудьте о прессе и мускулистых руках. После такого зрелища я просто не могу смотреть на мужчин, держащих на руках маленьких детей и целующих их в лоб. Сантьяго официально возглавил мой секс-список.

Ладно, кого я обманываю? Он и есть список.

Я следую за ними, очарованная тем, как Сантьяго передвигается с помощью своего устройства. Сантьяго ходит медленнее, звук стабилизатора эхом отражается от стен его дома. Он по-прежнему ловко управляется с устройством, похожим на костыль, и явно чувствует себя комфортно в своей среде. Честно говоря, он более грациозен, чем я, а у меня обе ноги твердо стоят на земле.

Он останавливается.

— Я практически чувствую твой взгляд на себе.

— Прости. Я слишком любопытна для своего же блага, — я краснею. Я благодарна, что стою позади него, потому что последнее, что мне нужно, это показать ему, как я волнуюсь.

— Поверь мне, я прекрасно знаю.

— Как это называется?

— iWalk (прим. пер. протез). Это то, что мне нравится носить, когда я не хочу проходить через хлопоты и дискомфорт ноги, — он продолжает идти.

Что-то подсказывает мне, что простое признание о боли и дискомфорте сильно выбило его из колеи. Это первый раз, когда он говорит мне о своей инвалидности не как о чем-то постыдном, а как о факте. Я чувствую, что хочу поощрять в нем больше такого.