— Я ведь думал, что тебе конец, — продолжал Роланд. — Я ведь думал, что погиб мой оруженосец. А что я за рыцарь без оруженосца? Именно недоделанный какой-то. Знаешь, Зернышко, почему меня иногда называют Сэр Сплю Под Мостом? Нет, не потому что я действительно спал в ту ночь под мостом, а потому, что только у тех, кто не способен даже оруженосца прокормить единственный дом, и есть мост. Не пугай меня так больше, оруженосец. И помни ты мой оруженосец!

Последние слова его сумели-таки пробить завывания ветра и достучались до мирно сопящего разума. Я отодвинулся от него и посмотрел ему в глаза.

— Я твой оруженосец? — пробормотал я.

— Ну, конечно, же! — он снова сгреб меня в объятья, начисто игнорируя второй удар, на сей раз, вырвавший восточные ворота, прихватившие с собой солидный кусок стены. — Конечно!

И мне на плечо упала горячая капля. Сэр рыцарь отодвинулся, мельком глянул на меня и, решив, что я не вижу, смахнул слезу.

— Хочешь чего-нибудь? — не обращая внимания на раздающиеся с улицы отчаянные крики, спросил он. — Есть? Пить?

— Пить, — в мои руки тут же легла кружка с водой. Я выпил все до капли, протянул ее рыцарю, тот приподнял брови, но я покачал головой. Есть отчаянно не хотелось.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Зад болит, — признался я и потянулся к завязкам на штанах. — Ты не посмотришь, что там у меня так болит?

Роланд отшатнулся, нахмурился, пару минут смотрел в мои невинные глаза и кивнул. Я спустил штаны. Он долго смотрел на мои ягодицы, жевал губы и тихо, думая, что я не слышу, ругался.

— Ничего, — наконец сказал он.

— Болит, — не согласился я.

— Там ничего нет, — тихо простонал Роланд, и я медленно повернулся к нему, не подняв штанов.

В каком это смысле там ничего нет? Как это? там должна быть кожа, если ее нет, то должно быть мясо, а если и его нет, то хоть кости должны были остаться. Как это ничего нет? Я хлопнул себя по заду и удовлетворенно выдохнул: есть! Кожа есть! А на коже должен быть ожог, что портил мне жизнь все последние месяцы. О чем я и сказал.

— Нет у тебя на заднице больше никакого ожога, — заскрежетал зубами Роланд, но от меня не отодвинулся.

В такой интересной позе: я стою со спущенными штанами, слегка наклонившись, а Роланд, придвинув благородное лицо к моему заду, во все глаза таращится на него, нас и застала Бели. Она влетела в комнату и замерла в двух шагах от двери, не веря своим глазам.

— Вы чем тут занимаетесь? — она подскочила ко мне и рывком натянула мне штаны едва не до ушей. — Какого черта вы тут устроили. Сэр рыцарь, я от вас такого не ожидала!

— Уймись, — выдохнул Роланд, наконец, распрямляясь, и протянув руку, сорвал с меня штаны, вновь обнажив мне зад. — Глянь сюда! — он ткнул пальцем мне в ягодицу.

— Это только для таких как ты развлечение, — осклабилась монашка и подавилась собственными словами. — А-а-а, — протянула она, медленно оседая на пол. — Это как?

— Это ты у богини своей спроси, — прорычал Роланд. — Вот прямо сейчас пойди и спроси!

Бели покосилась на окно и замотала головой.

— Она сейчас немного занята, — сморщившись, поведала монашка.

— И чем это?

— К нам в гости заявились наши старые приятели. Точнее один старый и один новый. Точнее одна новая, с группой друзей.

— Ты чего несешь? — Роланд опешил. — Какие еще приятели.

— Черный рыцарь с компанией знакомых тебе волосатых прихвостней и баба на лошади в компании демонов. Красивая баба! Не веришь? Да вон в окно глянь.

Рыцарь сорвался с места, припал к окну и тут же сполз под него.

— Зря ты, Зернышко очнулся, — недобро хихикнул он. — Сдается мне, они все по твою душу пожаловали, — он снова на этот раз нервно хихикнул и рассмеялся. — Они пришли за тобой, точнее за тем, что у тебя было, но больше нет. Иронично, — я не понял этого слова, но попытался его запомнить, мало ли, вдруг ругательство какое заковыристое. — Я был готов умереть, защищая тебя и то, что красовалось на твоем заду, а теперь придется умирать, только за тебя! И самое смешное, что я по-прежнему готов умереть за тебя, Зернышко.

Если он надеялся, что слова его как-то меня приободрят, или добавят в мою жизнь особого смысла, то он ошибся. Я его и не слушал. Я кричал себе в голову, призывая отозваться хоть кого-то из жившей еще утром там троицы. Но как я ни старался, как не повышал голос, как ни звал их, все было тщетно — мне никто не отзывался. И только когда Роланд поднял меч и направился к дверям…Нет, я не услышал никого. Я очнулся. Оруженосец я или нет? Я соскочил с топчана, запутался в спущенных штанах, набил на лбу очередную шишку, неловко крутясь на полу, натянул штаны, кое-как завязал их, отмахнувшись от бросившейся помогать мне Бели и вскочил на ноги.

— Ну, что, — подмигнул мне Роланд. — Разомнемся напоследок. Бели! Предлагаю пари. Кто больше отправит в ад тварей, коим там самое место.

— Ты уже проиграл, — усмехнулась Бели, обнажив сияющий голубоватым светом нож. — Только давай потом не списывай на то, что тебе принцессу надо спасти, — сказала она и закусила губу.

Роланд изменился в лице. Мгновение он стоял, глядя перед собой, а затем проронил:

— Пари откладывается! Зернышко?

Но я уже слетел вниз по лестнице, и в моих руках была палица, позаимствованная из арсенала рыцаря. Не спрашивайте, как она оказалась в комнате, я не знаю. Однако чуть позже я узнал, что это была вовсе и не его палица, но тогда я плевать хотел на все и вся.

Не обращая внимания ни на орущего мне что-то в спину рыцаря, ни на споткнувшуюся и катящуюся кубарем по ступенькам монашку, я выскочил на улицу. Выскочил и нос к носу столкнулся с волосатым мужиком в меховой броне. Точнее я-то столкнулся носом, еще точнее нос мой уперся ему в подмышку, а вот он столкнулся затылком с палицей, которой я, выбегая, размахивал. Палица оказалась куда как крепче затылка и мужик, разбрызгивая кровь, рухнул к моим ногам. Я свалился на него и почувствовал на языке горьковатый привкус чужой крови. В голове мгновенно вспыхнуло воспоминание о Суккубе и том, что ее сестра, попробовав кровь, изменилась. Я сглотнул чужую кровь. Сейчас я как никогда хотел измениться.

На улицах города творилось черти что. Мужики в меховых крутках резали всех подряд, демоническое воинство сестренки Суккубы не отставало, убивая всех, кого только видело. Сами же предводители не обращая внимания на зверства, что творили их подчиненные, сцепились между собой. И надо сказать, что сестренка Суккубы была сильнее рыцаря. Она свалила его на землю и, вцепившись костлявыми черными пальцами, в его шею уставилась в смотровую щель, явно выискивая в темноте и пустоте шлема глаза.

— Я, — скрипел ее голос, — я выпью тебя без остатка.

Ее глаза засветились, тонкие струйки желтого света потянулись к черному шлему. Рыцарь не сопротивлялся. Он, расслабившись, обмяк, раскинув руки и ноги в стороны. Желтое сияние коснулось шлема, женщина взвизгнула и отстранилась. Сияние погасло.

— Что? — захрипел рыцарь, пальцы его сжались на рукояти меча. — Не можешь меня убить? Не можешь навредить мне? Хозяин предвидел твое предательство. Ты будешь делать, что я скажу!

— У меня, — скрипнула женщина, окончательно утрачивая красоту, чернея на глазах, вытягиваясь, становясь выше, но значительно тоньше. — У меня только один хозяин и это не та грязь, кому ты служишь.

Такой, или примерно такой диалог должен был между ними происходить. Я не слышал слов, хотя и со всех ног мчался к ним продолжая размахивать красной от крови палицей. Но от крови палица стала не только красной, но и скользкой, а перехватить ее под завязку мозгов у меня не хватило, и при очередном замахе она вылетел из моих рук и, опередив меня, врезалась в спину восседавшей на черном рыцаре женщины.

— Сам пришел, — обернулась ко мне женщина.

— Он мой! — рыцарь дернулся, скинул ее с себя и рывком встал. Встал, словно в нем не было костей, словно поднятый десятком лошадей в упряжи. Вот он лежал в пыли и вот уже стоит на двух ногах, сжимает в руках меч и манит меня черной кованной перчаткой.