— У вашего друга прекрасный аппетит, сэр рыцарь, — даже звуки этого нежного, но слегка насмешливого голоса за спиной не смогли заставить мои челюсти перестать пережевывать еду.
— Сами страдаем, — усмехнулся рыцарь, ставя на стол и отодвигая от себя кружку с пивом.
— Вы знаете, кто я? — спросил тот же голос.
— Нет, — плечи Роланда слегка дернулись. — И мне, честно говоря, плевать. Хотя я подозреваю, что ты и есть та самая богиня. Я прав?
— Вы проницательны, мой милый рыцарь.
А вот это заставило меня перестать жевать. Я даже куриную ногу выронил, а ведь еще не весь жир с нее слизал. Ладно, не велика потеря, никуда она от меня не убежит, она ведь хоть и нога, но жаренная. Медленно, на всякий случай, не выпуская ногу из видимости, я повернулся. За спиной моей стояла женщина лет эдак пятидесяти, слегка полноватая, слегка седая, одетая просто и, наверное, даже в чем-то безвкусно. Ну, кому может понравиться обычное платье, без особых узоров, разве что все швы покрывает какой-то замысловатая вышивка. Простые сандалии и торчащие из них пальцы с блестящими ногтями. И прическа из собранных в пучок волос, забранная на затылке красной лентой. Вот лента красивая, а женщина нет. Далеко ей до Суккубы и уж тем более до Валькирии. Разве ж так выглядят богини? Да ее же на любом пиру на смех поднимут. Та же принцесса, ради которой мы все дружно рисковали жизнями, и та в дорогу лучше одевается. Нет, не похожа эта тетка на богиню.
— А как, по-твоему, должна выглядеть богиня? — спросила она, присаживаясь рядом со мной, явно заметив, что мой интерес снова сосредоточился на куриной ножке.
— Красиво! — откусив приличный кусок, ответил я естественно с набитым ртом.
— А я не красивая? — она улыбнулась, по-доброму, как и должна улыбаться светлая богиня.
— Улыбка у тебя красивая, — не переставая жевать, сказал я и уставился на рыцаря, мало ли, вдруг чего не то сказал. Я ведь могу.
Роланд лишь улыбнулся кончиками губ и слегка покачал головой, но ничего не сказал. И я, решив, что сказал все правильно, вернулся к недоеденной курице. Ведь дела надо завершать.
Богиня протянула руку и положила ее мне на плечо, я покосился, но жевать не перестал, пусть себе лежит, есть она не мешает. Богиня же закрыла глаза, тяжело вздохнула и, не убирая руку, повернулась к Роланду.
— Когда до меня дошли слухи, — проговорила она, — я думала, что это не больше чем очередные бестолковые просьбы моих слуг, но теперь я вижу, что они и на половину не были правы. Скажи мне, благородный рыцарь, он и, правда, дурачок?
— Кто? — Брови Роланда чуть приподнялись. — Зернышко? Да, нет, что ты, он очень хорошо умеет изображать полное отсутствие разума. Подожди, он еще слюну пустит, или на бабочку засмотрится. Если хочешь поговорить о чем-то, подожди, пока он здесь все не съест и дай ему в руки деревянную лошадку, а после можешь хоть голой танцевать.
Лошадка? Кто сказал лошадка? Я перестал жевать, смутно припоминая, что где-то в моих вещах должна быть припрятана деревянная лошадка из башни бородатых магов. Вот только где именно вспомнить не мог. Больше того, я не мог вспомнить, где все мои вещи и были ли у меня вещи вообще.
— Лошадки у меня нет, — грустно произнесла богиня, но я могу дать ему это.
Она извлекла из одежды хрустальный шарик и протянула его мне.
— Иди, Зернышко, поиграй!
— Не бери! — в один голос рявкнули в голове и Черт и Суккуба и Валькирия, но мои пальцы уже крепко вцепились в шар, оставляя на его ровной прозрачной поверхности грязные следы куриного жира.
Я смотрел в прозрачную муть шара, полностью в ней растворяясь, и сам не заметил, как выполз из-за стола и уполз в угол, где и предался странному наслаждению, перекатывая шар в руках и катая его по полу. Сейчас-то я понимаю, что таким образом богиня ловко устранила меня, но тогда я решил, что она — богиня, действительно богиня. Самая лучшая на земле. И даже ее предупреждение, чтобы я ни в коем случае не разбил игрушку, не испортили ее образ.
Взбешенная, растрепанная, красная, словно вареный рак, от которого я всего несколько мгновений назад отказался, Бели влетела в комнату и замерла на пороге. Ее злобный взгляд испепелил Роланда, безуспешно попытался тоже самое проделать со мной, и уткнулся в женщину, что еще мгновение назад мило беседовала с рыцарем. Рот монашки медленно открылся, пальцы разжались, позволяя ножу упасть на пол. Она тяжело сглотнула и опустилась на колени.
Роланд, благородный во всем, что касается правил поведения и женского пола тут же метнулся к ней, на замер, успев сделать всего несколько шагов. А замер он лишь потому, что губы Бели пришли в движение и в комнате раздался тихий шепот:
— Богиня! — голова монашки опустилась еще ниже.
— Чего? — Роланд уставился на монашку, словно видел ее впервые. — Это, — он ткнул за спину большим пальцем, — это та самая, твоя богиня? Какого хрена, Бели…, - он осекся и, повернувшись к богине, склонил голову: — Простите! Какого Черта, Бели… Простите еще раз! Что за ерунда, — он замолчал на пару мгновений, но решив, что теперь извиняться не за что продолжил: — Бели, какого, мать твою, хрена, мы нарезаем круги по стране, когда она ждет нас здесь.
— Я не ждала вас, благородный сэр рыцарь, — поправила его богиня.
— Она не ждала нас, — поддакнула ей Бели. — Точнее ждала, но не здесь.
— Точнее ждала, но не я.
Роланд тяжело опустился на лавку.
— Теперь давайте-ка обе излагайте. По-порядку!
Что ему сказать Бели не нашлась, а вот богиня стесняться не стала, коротко заявив, что для нее стало полной неожиданностью, что в мире происходит такое и что она легко сможет нам помочь. Она взглянула на меня. А я… А что я? Я утратил интерес к шарику и тот покоился у моих ног. Взгляд же мой метался от растерянного рыцаря, внезапно побледневшей Бели к богине и обратно. Она сказала, что сможет нам помочь, но мне не очень-то понравилось, как именно она это сказала. Было в ее словах, что-то такое от чего волосы на моей спине зашевелились, хотя голос ее был тих, взгляд спокоен, а на губах играла милая улыбка.
— Я не спрашиваю вашего разрешения сэр рыцарь, я просто сделаю то, что должна. Должна, потому что иначе наш мир изменится навсегда. Вы ведь понимаете, о чем я говорю. Вы ведь своими глазами видели тех, кто охотится на вас…
— Зернышко, — зазвучал в моей голове хриплый голос, перебивая богиню и заглушая ее слова, — сейчас ты поднимешься на ноги, скажешь, что отлить надо. После чего выйдешь отсюда, поймаешь первую попавшуюся лошадь, влезешь в седло и помчишься прочь отсюда.
— И сделаешь это очень быстро! — голос Валькирии дерганный, словно она чем-то очень сильно напугана, но от этого менее требовательным он не стал.
— Не задерживайся, — попросила Суккуба, напустив в голос столько эротизма и похоти, что в моих штанах что-то зашевелилось.
— Не сейчас, дура! — рявкнул Черт. — Зернышко, бегом давай! Пожалуйста!
— Пожалуйста! — добавила Суккуба, оставив в голосе похоть, но убрав эротизм. Штаны похудели, но мой затуманенный взгляд от богини не укрылся.
— И куда вы собираетесь бежать? — она повернулась ко мне. — За городом вашего Зернышка встретят те, кто не станет ничего спрашивать. Вы хотите, чтобы он умер?
— Лучше умереть в бою! — неожиданно для самого себя ответил я и ужаснулся собственным словам. Нет, умирать я не собирался и как понимаю никто из живущей во мне троицы тоже. По крайней мере, никто из них этих слов не произносил. Тогда откуда они в моей голове?
— Это успеется, — усмехнулась богиня.
И прежде чем я успел хоть что-то сделать, подняла руку, протянула ко мне. Тонкие ее пальцы сжались. В голове что-то взорвалось. Затем я услышал крики. Черт вопил так, словно его самого, его же товарищи по происхождению на вертел одевали. Суккуба стонала, и в стонах ее не было даже намека на похоть. Валькирия же, как и подобает воинам без различия на пол, скрипела зубами и сдавленно охала. Мое тело охватил жар. Пот брызнул из всех мест разом. Рубаха прилипла к спине и, казалось, врастает в нее. Я сорвал одежду, но легче не стало. Меня то бросало в жар, то погружало в холод. В голове без остановки вопили, полные боли голоса, а перед глазами плыли разноцветные круги. Еще немного и голова моя взорвется, словно переспевшая тыква.