— Безусловно! — Роланд так и не повернулся к собеседнику, не сделал шага, он просто стоял и смотрел на седого старика, возящегося с бумагами, стопками, разложенными на столе. — В этом вы лучший. И если бы победы давали за способность сидеть с седле, вам бы отдали приз еще до начала турнира.

— Ни что это вы намекаете?

— Я? — Роланд, наконец, обернулся и широко улыбнулся. — В моих словах, — медленно произнес он — нет ни малейшего намека, ни на что. Мои слова лишь констатация факта. Пусть и прискорбного, для всех нас, но факта.

То, что сэр Роланд его оскорбил, понял даже я, а в те дни я отнюдь не отличался умом. Впрочем, думаю, описанием своих умственных способностей я вас утомил, а потому больше не стану их упоминать. И все же даже я понял, что сэр Роланд его оскорбил, а вот собеседник славного рыцаря не углядел в словах его никакого оскорбления и, довольно хрюкнув, удалился, пообещав, как и в прошлом году выбить Роланда из седла.

Когда шаги его стихли, Роланд наклонился ко мне.

— Год назад, они подрезали мне подругу. И я проиграл. Я хочу, чтобы в этом году такого не повторилось. Проследи.

— Хорошо, — кивнул я и, пустив слюну от собственной значимости, спросил: — А подпруга это где?

Рыцарь закрыл глаза и, бормоча что-то о безысходности, отсутствии выбора и собственной доброте, что однажды погубит его, ушел. Я же нырнул в кучу оружия пытаясь найти эту самую подпругу и не допустить, чтобы ее кто-то мог подрезать.

К полудню толпа рыцарей с оруженосцами и приближенными заполнила ристалище. Я, открыв рот, разглядывал великолепные разноцветные доспехи и не менее великолепных лошадей. На еще более великолепных красавцев восседающих на лошадях, обряженных в доспехи, я внимания обращал мало, лишь отмечая, что мне достался самый последний замухрышка. Было в этих людях что-то, чего не хватало сэру Роланду. Что-то из легенд и сказок, что редко, но все же мне удавалось подслушать из-за моей печки в старой кухне старшего повара. Роланд, хоть и держался с достоинством, а по росту и стати превосходил многих, но его плечи опущены, простая полотняная рубаха пропитана потом и он старается не смотреть на своих соперников. А вот соперники разглядывают его во всю и, не скрываясь, посмеиваются. Они тычут в него пальцами в стальных перчатках и длинно так именуют.

Я же, сперва гордо подняв нос, слушал их, но чем больше вслушивался в слова, тем ниже становился мой нос, пока не уперся в мои коленки и не нырнул в них. Сэр Сплю Под Мостом. Сплю Под Мостом. Это могло означать только одно, что мой сэр рыцарь настолько беден, что не может себе позволить кровать. Я тоже не могу позволить себе кровати, но ведь я не рыцарь. А он, он… Я покосился на него. Роланд, опустившись на землю, уперся в нее руками, вытянул тело и медленно так отжимался.

Он спокойно отжимается, потеет и кряхтит, когда над ним смеются. Смеются, глядя ему в глаза. Нет, не в глаза конечно. Под сэра рыцаря никто не подлазил, а именно это пришлось бы сделать, если бы кто-то хотел посмеяться ему в глаза. Но над ним смеются, а он знай себе отжимается и приседает. На мои глаза навернулись слезы. Я всхлипнул. Роланд завис на половине отжимания, посмотрел на меня, подтянул стопы и ловко вскочил на ноги.

— Муха в глаз попала? — спросил он, подойдя ко мне.

— Над вами смеются, — сквозь всхлипы произнес я.

— И пусть, — пожал плечами Роланд. — Люди должны радоваться. Пусть радуются. Смех это хорошо.

— Но они смеются над вами.

— У каждого человека есть что-то, над чем могут посмеяться другие. Пусть они смеются надо мной. Я предпочитаю смех, а не слезы.

Он хлопнул меня по плечу и отошел к стоящему неподалеку ведру с водой. Я же остался в глубокой задумчивости, так и не поняв, что именно имел в виду рыцарь. Много позже я это понял, но в тот момент я и обдумать это не успел, пролетающая мимо моего носа синяя бабочка так махала крылышками и была такой красивой, что я начисто забыл и о словах рыцаря и о нем самом. Бабочка села на шип одной из булав и сложила крылышки. Созерцанием этого великолепного создания и я был занят следующие пару часов, не вспомнив ни про еду, ни про воду.

Ленивые жители города, на ходу заглатывая пирожки, запивая их пивом из деревянных кружек, смеясь, делая ставки, шлепая женщин по задам и лихо пританцовывая, медленно подходили к ристалищу. Они никуда не спешили, прекрасно зная о том, что действо раньше вечера не начнется. Ведь что нужно уставшему от тяжелого трудового дня жителю провинциального городка, что каждый год принимает рыцарей со всей округи? Пиво, пирог с мясом и пухлый женский зад под рукой. Тогда и желудок будет рад и рука, а что касаемо глаз то и они сегодня увидят что-то, что порадует их.

Вокруг ристалища зажглись факела, осветив на миг погрузившееся в сумрак поле боя. Люди занимали места, толкаясь локтями за лучший, по их мнению, обзор, возникали тихие перепалки, что тут же умолкали. Места хватит всем.

Мы с Роландом находились в специально огороженном загоне, на подобие тех, где держат приготовленную на убой скотину. За нашими спинами шептались зрители. Их шепот сильно нервировал меня, но глядя на абсолютно спокойного рыцаря, я тоже старался сохранять спокойствие. Шепот смолк, едва стоило глашатаю ударить в висящий на широкой распорке гонг и громогласно прокричать:

— Его превосходительство градоначальник Стелиус Стерлис с женой и дочерью.

В абсолютной тишине, на специально выставленные три стула, поднялись люди. Толстый, лоснящийся, едва переставляющий ноги градоначальник сел посредине. Его чуть менее толстая, но чуть более лоснящаяся жена опустилась слева. Дочь же, тощая и длинная словно жердь, сложив руки на коленках, чьи чашечки выступали даже через ткань плотного бархатного красного платья, с достоинством опустилась справа. Обведя томным взглядом, слегка раскосых глаз, толпу она приподняла тощую ручонку и пригладила усики над верхней губой.

Я встряхнул головой, сильно зажмурился и, вновь открыв глаза, уставился на дочь градоначальника. Ну, бог с ней тощая, словно доска для стирки, черт с ее родинками, щедро разбросанными по всему покрытому язвочками лицу, хрен с пропитанными маслом, местами вылезшими волосами на голове, но усы. Усы! У меня таких нет! А я пусть и совсем недавно стал таки мужчиной, правда, только по возрасту, а отличие между мужчиной и женщиной для меня в то время было отсутствие на женском лице бороды и разница в одежде. Я четко знал, что мужчины не носят платьев, а женщины брюк. Но глядя на заросшую жиденькой, серой порослью верхнюю губу дочери градоначальника, я начал сомневаться в своих познаниях. А быть может, это она украла мои усы.

Я невольно провел языком по губам. Я провел бы и рукой, но сэр Роланд перехватил мою руку и так сильно сжал кованной перчаткой пальцы, что я и думать забыл проверять, не выросла ли такая поросль и на моем лице. Проверить-то я забыл, но таращиться не перестал.

— Это ж надо так, — хрюкнул кто-то за моей спиной и голос этот показался мне знакомым.

Я дернулся обернуться, но рука в перчатке сдавила мои пальцы сильнее.

— Не повезло девке, — вздохнул мужик, и голос его стал еще более знаком. Но где я слышал его раньше, вспомнить я не мог.

— Турнир будет проходить по стандартным правилам, — вещал тем временем глашатай, а я не знал радоваться этому или нет. Стандартные правила это хорошо? И что за стандарт? Что вообще за слово такое?

— Победителю турнира достанется сто золотых монет и венок из рук прекрасной Брисциллы. Если же досточтимый победитель турнира пожелает, то сможет взять прекрасною Брисциллу в жены.

Глашатай произнес последнюю фразу странным разочарованно-безразличным голосом и замолчал, обводя стоящих перед трибуной рыцарей взглядом. Судя по его погасшим глазам, желающих связать себя узами брака с усатой девушкой желающих не нашлось.

— Замуж? — снова хрюкнул за моей спиной мужик. — Вот это? Это замуж? Кто вообще выпустил это чудовище из клетки? Если бы я увидел такое в другом месте, я бы пошел в монахи! Эй, — позвал он кого-то, — ты спишь? Иди сюда! Тебе надо на это поглядеть!