— Ты знаешь, что означает эцетар?

Марселин нахмурилась и отрицательно покачала головой. Артур против воли усмехнулся. Боги, откуда ей знать об этом? Она же даже никогда не была в Сигриде. Не то чтобы Артур был, но его далёкие предки пришли оттуда, да и коалиция, в том числе Диона и Энцелад, достаточно просветили его.

— Кэргорцы верили, что эцетар — священная связь между близнецами. Не между братьями или сёстрами. Только близнецами. У них считалось, что близнецы рождались лишь в том случае, если величие души было слишком велико для одного тела.

— Иными словами, они верили, что одну душу делили на два тела? — осторожно уточнила Марселин.

— Да, именно. Наверное, поэтому Энцелад думает, что я не понимаю. — Артур ущипнул себя за переносицу, чувствуя, что вот-вот не сдержит слёзы и снова расплачется. — Он со мной даже не разговаривает.

Марселин ничего не сказала. Артур сомневался, что она хотя бы примерно представляет, что можно сказать. Она подошла ближе и обняла его, крепко прижав к себе. На секунду Артур растерялся, но после обнял её в ответ.

Они никогда не были особо близки, — обычно их общение ограничивалось оказанием помощи со стороны Марселин и обещаниями Артура принести ей какой-нибудь кусочек тела ноктиса для изучения, — но сейчас что-то изменилось.

Поэтому Артур, выждав ещё немного, тихо произнёс:

— Я знаю, что лезу не в своё дело…

— Но? — с лёгким волнением уточнила Марселин.

— Но если Стефан не проснётся, отпусти его.

***

Третий сальватор смотрел на Марселин так, будто оценивал её. Он стоял, сложив руки за спиной, и, казалось, совсем не замечал присутствие посторонних и внимание, направленное на него. Марселин не сомневалась: он ощущал магию Диего и Шераи, чары Нокса, замершего у противоположной стены, сосредоточенный взгляд Гилберта и Джонатана, но не реагировал на них, потому что знал, что справится с ними. Об этой уверенности ей постоянно говорила Пайпер, и Марселин, которая слушала её вполуха, всё равно умудрилась запомнить это.

— Госпожа Гарсиа, — с улыбкой, от которой Гилберт только сильнее скривился, произнёс Третий сальватор. — Рад, что вы здесь. Его Высочество, видите ли, считает, что без вашего присутствия я сделаю только хуже.

— Я в этом уверен, — резко возразил Гилберт.

— В таком случае заявляю, что эта вера…

— О, боги, хватит, — встряла Пайпер, возведя глаза к потолку. — Стефан сам себя не разбудит, так что кончайте спорить.

Горло Марселин сжалось. Она знала, что Гилберт оттягивает пробуждение Стефана исключительно из-за недоверия к Третьему, и даже просила его как можно скорее позволить сальватору применить магию, но не думала, что это произойдёт… вот так. Слишком много посторонних людей, которые на самом деле наблюдали за Третьим, будто они не знали, что клятва не позволит ему навредить Стефану. Слишком много волнения внутри самой Марселин и растерянности во взгляде Пайпер — хотя она, в общем-то, всё это время только и говорила о том, что Третий сальватор обязательно справится. Слишком много давления и мыслей, что даже он не сможет разбудить Стефана.

Но он, вообще-то, должен был справиться. Сомнус, как и говорил Сионий, потерянная магия, способная погубить того, кто решит использовать её. И хотя в своё время Стефан нашёл способ использовать сомнус и погрузить в сон Марселин, развеять его могло только Время.

Марселин была уверена, что Арне исчез и больше никогда не появится, что Время сгинуло в поглощённом Сигриде, а вместе с ним и Третий сальватор. Но прямо сейчас он был здесь, практически целый и невредимый, — не считая шрамов на спине, которые он едва ли не с гордостью продемонстрировал в зале Истины, — и ждал, когда Марселин решит, что он может использовать магию для помощи Стефану. Он, казалось, все эти годы жил в этом мире и точно знал, как следует себя вести: взгляд, осанка, уверенность, которую излучал Третий сальватор — всё в нём было до ужаса идеальным.

Не говоря ни слова, Марселин первой прошла в комнату. Ей казалась иррациональной мысль о том, что пускать сюда кого-то ещё неправильно. Стефан много раз говорил о том, что Третий его друг, и из-за одной его просьбы тот совершил Переход во Второй мир, когда, Марселин была уверена, существовали более важные проблемы, чем девушка, погружённая в сомнус. Но он пришёл и помог. Он явился и сейчас, пусть даже Марселин до сих пор не знала, откуда. Пайпер ей не говорила.

— Только попробуй… — начал было Гилберт, но Третий, глаза которого засияли ярче, едва не с восхищением выдохнул, вслед за Марселин зайдя в спальню:

— Потрясающе.

— Прошу прощения? — резко произнёс Гилберт, метнув на него убийственный взгляд.

— Его организм… в порядке, — задумавшись всего на секунду, пояснил сальватор. Он остановился возле кровати, на которой лежал Стефан. — Магия, поддерживающая в нём жизнь, идеальна. Это ваша работа, госпожа Гарсиа?

Он посмотрел на неё, остановившуюся с другой стороны, и, казалось, искренне восхищался тем, что узнал. Марселин вдруг стало неуютно.

— Ты не говорила, что она настолько сильна, — пробормотал Третий, покосившись на Пайпер.

— Говорила, — возразила она, — ты просто не поверил.

— Что ж, моя ошибка. Я действительно не полагал, что вы, госпожа Гарсиа…

— Боги, просто Марселин, — не выдержала она.

— …настолько искусны. Некогда прежде не встречал столь совершенной и тонкой работы. Ветон во многом вам уступает.

— Кто? — тут же спросил Гилберт.

Третий ему не ответил. Марселин прикусила щёку изнутри, боясь издать лишний звук. Умом она понимала, что лишь Время способно помочь Стефану, что если бы Третий сальватор хотел навредить, он бы уже сделал это, не стал бы ждать ещё два дня. Пайпер ему верила, и ему верил Рафаэль, с которым Марселин до сих пор не могла поговорить.

Он её избегал, а если вовремя скрыться не удавалось, то просто молчал, даже не смотрел ей в глаза. Марселин старалась не давить, но, вероятнее всего, на Рафаэля давил сам мир. Теперь каждый в особняке наблюдал за ним и людьми, с которыми он прибыл, и каждый их шаг строго контролировался. Насколько Марселин знала, с тех пор, как они предстали перед коалицией и принесли клятвы, они практически не покидали особняка и совсем ничего не делали. Изредка Марселин видела, как огромная волчица просто бродит по коридором и тщательно изучает каждый угол, и знала, что девушка с чёрными губами, Клаудия, безвылазно сидит в своей комнате. Изредка и Рафаэль запирался, — ну, не по-настоящему, ибо особняк всё ещё не позволял сделать этого, — но большую часть времени таскался за Пайпер, Николасом и Третьим сальватором.

Но Марселин он избегал.

Пайпер пообещала ей, что попытается узнать, помнит ли он хоть что-нибудь об этом мире, но Марселин сомневалась, что обещание было искренним. Пайпер только и делала, что ругалась с Гилбертом, Джонатаном и людьми, присланными коалицией ради наблюдения за Третьим сальватором. Что удивительно, он сам при этом не высказывал недовольства. Отвечал, когда его спрашивали, был честен (если верить Пайпер) и напоминал, что Время будет служит коалиции, пока он и его спутники в безопасности и их жизням ничего не угрожает.

Какими бы противоречивыми ни были чувства Марселин к нему, одно она поняла: он не позволит кому-либо навредить Рафаэлю. И хотя ей было больно из-за того, что он говорит, будто не знает её, и заступается за Третьего, Марселин решила отложить их разговор до тех пор, пока не проснётся Стефан — тогда на одну причину для волнения станет меньше.

Но Стефан не просыпался.

— В чём дело? — торопливо спросила Марселин, начав заламывать руки. — Что-то не так? Почему он до сих пор…

— Потому что я ещё не начал, — спокойно ответил сальватор, подняв на неё глаза. Его взгляд был скорее ледяным, пронизывающим до костей, чем внушающим уверенность.

Марселин сглотнула.

— Сложно сосредоточиться, когда столько посторонних — с вежливой улыбкой добавил Третий, выпрямившись и кинув на Гилберта предостерегающий взгляд. — Боитесь, что я убью его?