Гилберт со вздохом ущипнул себя за переносицу. Внутри Пайпер всё кипело до такой степени, что едва не плавились мышцы и кости — но, может быть, дело было в физической и душевной боли, которую она до сих пор старалась не замечать. Ей начинало казаться, что, если она сосредоточиться на чём-нибудь другом, пугающие мысли о Магнусе и Дионе просто исчезнут. Что она не вспомнит о стольких смертях, произошедших за время её отсутствия, и не будет чувствовать, как вина, боль и иррациональный страх наполняют её и мешают думать. Что на время Пайпер просто перестанет быть собой и сможет справиться с этим, никому не навредив ещё сильнее.
— Пайпер, — помолчав немного, наконец сказал Гилберт и поднял на неё усталый взгляд. — Я не могу, слышишь? Не могу. Я обязан действовать в интересах коалиции, и коалиция решила, что Предателя будут судить.
Пайпер показалось, что она ослышалась. Но Гилберт молча смотрел на неё, будто давая больше времени на осознавание услышанного, и даже не представлял, какой коллапс происходил внутри неё.
Она замотала головой, чувствуя, как вновь подступают слёзы, и выдавила сквозь зубы:
— Вы не имеете права. Если ты сейчас же не освободишь его…
— То что? — с вызовом уточнил Гилберт, перебив её. — Что ты сделаешь? Сама пойдёшь вызволять его? Пойдёшь против все коалиции?
— Именно, — согласилась Пайпер, и секундой позже удивилась тому, как легко ей удалось растянуть ещё недавно дрожащие губы в улыбке. — Если навредите Третьему, Стелле, Клаудии или Эйкену, будете иметь дело со мной.
Она медленно обернулась, надеясь посмотреть в лицо каждому, но остановилась сразу же, заметив непонимающий взгляд дяди Джона. Эйс, бывший куда более пугливым и эмоциональным, практически не обратил внимания на её слова, что показалось Пайпер странным. Но дядя Джон смотрел так, будто совершенно не понимал её, и, что самое страшное, боялся услышанного. Вряд ли он боялся её саму — скорее того, что она действительно заступилась за Третьего.
Это действительно было странно. Ещё месяц назад, — или пять, если уж верить Николасу и Киту, — она сама смотрела на Третьего, как на безумца, и не доверяла ему. Пайпер была уверена, что он сумеет обмануть связь между ними и сделает нечто, что только закрепит за ним звание предателя. Но теперь Пайпер знала, что Третий не стал бы вредить ни ей, ни кому-либо другому, а дядя Джон — нет. Он наверняка думал, что она пострадала из-за него.
— Пайпер, — с невероятно усталым вздохом произнёс Гилберт, привлекая её внимание. — Я не идиот и знаю пределы своих полномочий. Но до тех пор, пока суд не закончится, никто из них за пределы камер не выйдет.
— Судить будут всех? — быстро спросила Пайпер, надеясь, что из-за взгляда дяди Джона по её коже не побегут мурашки.
— Предателя — в первую очередь.
— Он Третий, — инертно возразила Пайпер и тут же продолжила: — И если я ещё могу кое-как понять, почему вы хотите его судить, то насчёт остальных… Нет, не понимаю. Они-то уж точно ни в чём не виноваты.
— Ты в этом так уверена? Что ты вообще о них знаешь?
— Уж явно больше, чем вы, потому и говорю: они не виноваты.
Гилберт упрямо поджал губы, прожигая её взглядом не меньше половины минуты — то ли знал, что она права, то ли просто ненавидел факт того, что она пытается защитить Третьего. И когда, казалось, он уже был готов вновь возразить, Марселин срывающимся голосом произнесла:
— Рафаэль не виноват.
Пайпер повернулась к ней, сбитая с толку, и непроизвольно растянула губы в улыбке. Мысль о том, что хоть кто-то понял, что она пыталась донести, была практически опьяняющей.
— Рафаэль? — задумчиво повторил Гилберт.
— Тот мальчик с рисунками на коже, — подбежав к столу и уперевшись в него, протараторила Марселин. — Это Рафаэль, мой брат. Он не может быть виноват. Пожалуйста, Гилберт, отпусти его. Он ни в чём…
Гилберт поднял ладонь, и Марселин, что поразило Пайпер, действительно замолчала. Но после, буквально мгновением позже, заметила, что сделала она это вовсе не из-за приказа, а из-за слёз, которые пыталась удержать из последних сил.
Пайпер почувствовала, как в её памяти что-то шевелится, что-то о братьях Марселин. Кажется, она говорила о них в тот же самый день, когда они отправились к господину Илиру и…
Пайпер остановилась, вспомнив, что господин Илир мёртв. Был зверски убит Мараксом или кем-то из его демонов, а обвинили в результате Твайлу.
Боги и элементали, дайте ей сил.
— Не хочу показаться бестактным, — выждав несколько секунд, продолжил Гилберт, — но Шерая говорила, что Рафаэль погиб двести лет назад. Стефан ведь сам собирал все их останки, верно?
— На то они и останки! — громко выпалила Марселин. — Кто знает, может, это были и не его. Гилберт, послушай, это точно Рафаэль. Я узнала его. Я чувствую его даже сейчас, и если ты отпустишь его…
— Исключено, — отрезал Гилберт. — Пока мы не узнаем, как Предатель выжил и оказался здесь…
— Из-за меня! — гаркнула Пайпер, не выдержав. — Я пыталась вытащить нас из Башни и открыла портал!
— Из Башни? — наконец вмешалась Шерая.
— Да, из хреновой Башни! — пыхтя от злости, повторила Пайпер. — Но я же не знала, что портал станет Переходом! Я думала, что мы вернёмся назад, к тому храму, а потом обратно в Тоноак и… — подступающие рыдания вдруг сжали её горло, и она запнулась, закрыв лицо руками.
Она думала, что они вернутся обратно, в тот храм, а потом в Тоноак, все вместе. Пайпер была уверена, что, накопив достаточно магии, которую Дикие Земли безуспешно подавляли, успеет открыть портал и вытащить из разрушающейся Башни каждого.
— Я просто хотела вернуться домой, — пробормотала она, отняв руки от лица и опустив плечи. — Я не знала, что открою Переход, ясно?
— Ясно, — сухо согласилась Шерая. — Предельно ясно.
— Так что если кто и виноват, то я, — продолжила Пайпер, посмотрев на Гилберта. — Хотите кого-то судить — судите меня.
— Ни за что на свете, — резко возразил дядя Джон. — Просто напомню, что на момент Вторжения тебя вообще не существовало. Следовательно, ты не виновата.
— Третий тоже не виноват, — не отступала Пайпер. — Вы что, действительно верите, что за Вторжением стоит он? Что он лично провёл столько демонов в Сигрид?
— Это факты, — холодно заметил Гилберт.
— Засуньте себе в задницу эти факты, — не моргнув и глазом, парировала Пайпер. — То, во что вы верите, ложь. Третий сделал всё возможное, чтобы остановить демонов и защитить как можно больше людей. Он никогда и никого не предавал.
Ну, может, когда-то и предавал тех, кто предавал его. Такие мелочи, вообще-то, ничуть не волновали Пайпер, особенно сейчас.
— Это он тебе сказал? — уточнил Гилберт, напрочь не замечая умоляющего взгляда Марселин, всё ещё стоявшей напротив. — И ты, конечно, поверила каждому его слову.
— А чьим словам поверил ты?
— Я поверил не словам, а воспоминаниям. Тысячи сигридцев, если не больше, доказали, что видели Предателя во Вторжении…
— Видели то, — перебила Пайпер, из-за чего Гилберт нахмурился сильнее, — что вам показали демоны. Если хочешь увидеть, что было на самом деле, пусть он тебе покажет. Время никогда не лжёт.
— То есть ты хочешь, чтобы он воздействовал на меня своей магией? Гениально, Пайпер, это же так легко и просто! Ни единого шанса обмануть.
Пайпер поджала губы, поражённая его упрямством, но, немного подумав, всё-таки произнесла, надеясь, что звучит саркастично и интригующе одновременно:
— Странно. Ваш дядя Киллиан поверил.
Интересно, откуда в ней столько злости и желчи, которую она была готова проявлять вновь и вновь?..
Гилберт, затихнув, смотрел на неё так, будто впервые увидел. Но даже в их первую встречу он казался более собранным и решительным — сейчас же нём было куда больше растерянности, скептицизма и недоверия, о котором он постоянно говорил раньше.
— Киллиан правит в Омаге.
Пайпер знала, что раскрывать чужие тайны — отвратительная идея, но если это поможет ей посеять в Гилберте сомнения, она с радостью раскроет все, что успела узнать. И, заметив, как его взгляд вновь изменился, действительно поверила, что у неё получится, поэтому продолжила: