Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Зато он придает большое значение своему первому роману. Учась в первом классе, они с Филиппом Реберолем много говорили о своих замыслах. В романе Ребероля, который Барт анализирует в длинном письме от 14 апреля 1933 года, написанном во время пасхальных каникул, изображен честолюбивый персонаж, терпящий одно поражение за другим. Произведенный в литературные критики, Барт советует своему однокласснику «убить [сво]его друга Сержа как можно раньше, он не сможет выдержать этих непрерывных провалов». Затем он представляет собственный замысел, уточнив для начала, что его герой – это не он сам, пусть даже детали романа позаимствованы из его собственной жизни, какой она была бы, останься он жить в Байонне. Он выводит в романе молодого провинциала по имени Орельен Паж: «Его семья, по сути дела, буржуазная, принадлежащая к провинциальной аристократии, к „добропорядочной“ среде. Дух этой среды, тиранический, лицемерный и такой типичный для буржуазной морали, воплощен в бабушке Орельена (никаких личных аналогий; вовсе нет: моя бабушка остроумна, и ей чужды чувства и принципы мадам Паж; но нужно, чтобы между антагонистами была большая разница в возрасте)». Молодой человек охвачен революционными устремлениями, которые не сочетаются с его средой и заставляют его вступить с нею в конфликт. «Он хочет ее покинуть, но его держит мать, которую нельзя ни взять с собой, ни оставить, и те самые семейные и социальные законы, которые заставляют его так страдать, но которые он не в силах нарушить». Затем он встречает молодую женщину, Элен Манори, еще больше мешающую ему порвать с обществом, в котором он обречен жить…

Отсылки очевидны, как и у Ребероля: прежде всего это Бальзак, затем социальный французский роман 1920-х годов, провинциальный вариант романа воспитания, каким он предстает у Робера Эстонье, Жоржа Дюамеля, Анри Бордо или Жака де Лакретеля и, конечно, Франсуа Мориака. Барт, впрочем, уточняет в конце письма, что в описании поединка молодого человека с обществом он опирался на романиста, которого он «очень любит, Рене Буалэва», который «изобразил, в каком постыдном рабстве оказывается при вступлении в брак „благовоспитанная девушка“. Я хотел показать, что это обязательство верно и для молодых людей»[172]. Что касается сюжета и отношений героев, любопытна верность героя своей матери и конфликт с бабушкой, недостаточно драматический в нарративном плане. Барт месяцами работает над романом и окончательно бросает только в следующем году, когда собственное развитие слишком сильно отдалило его от персонажа. 1 января 1934 года он пишет Филиппу:

Несмотря на то что я в Байонне, я совсем не думаю о романе; я абсолютно уверен, что не стану его продолжать; я так решил. Причин множество: первая в том, что я слишком доволен моей жизнью здесь, прелестями этого дома, где меня избаловали, как самого настоящего каноника из Анатоля Франса, чтобы роман, который я мог написать, был окрашен той же горечью, той же язвительной и злопамятной резкостью, что я мог представить себе несколько месяцев назад. В моем возрасте еще не говорят «я постарел»; но надо, наконец, признать, что мы развиваемся, и наше мужественное негодование распространяется на предметы куда более важные, чем просто испорченность некоей социальной среды. Я хочу сказать, что теперь истории моей бабушки, рассказанные с большим остроумием, кажутся мне забавными и обезоруживают мой гнев. Вот в чем, я думаю, практическая причина.

Но он добавляет и причину более литературного характера, показывающую, что набросок романа уже соответствует поискам формы: «Теоретическая причина в том, что, если я должен что-то написать, это что-то всегда будет встраиваться в рамки, в „тональности“ Искусства; а роман по определению – жанр антихудожественный; форма в нем – приложение к содержанию, а психология неизбежно душит эстетику. Я не ругаю его за это: всему своя роль. Кажется, у меня есть определенное понятие о произведении искусства в литературе, которое пока еще мало чем подтверждается». Эти причины, как мы видим, касаются самого жанра, ограничения которого подростку кажутся слишком тесными. Его поиски легко приведут к более эстетским формам, которые он опробует в коротких театральных пьесах или музыкальных композициях, дивертисменте[173] и даже начнет сонату.

Учебный год 1933/34 отмечен двумя главными событиями. Первое событие – внешнее и выглядит как первое вторжение истории в жизнь. Второе – личное и становится первым серьезным натиском болезни. Помимо литературного журнала под названием La Règle organique, который он пытался создать вместе со своими товарищами, Барт испытывает потребность в политической деятельности. Многие молодые люди, политизировавшись, вступили в правые движения: «Аксьон франсез», «Патриотическую молодежь», а некоторые даже в «Камелоты короля». Лишь несколько учащихся отстаивают левые позиции. Барт называет среди них Ребероля, Шодие и Шотана, родственника премьер-министра. Гитлер пришел к власти в марте 1933 года, и антипарламентаристские настроения, связанные с недовольством последствиями экономического кризиса, распространились по всей Европе. 25 декабря 1933 года директор байоннского банка «Муниципальный кредит» (Барт не мог пройти мимо этого события) Гюстав Тисье был арестован за мошенничество и выпуск поддельных облигаций на предъявителя на сумму 25 миллионов франков. Вскоре выясняется, что аферу провернул учредитель банка «Муниципальный кредит» Серж Александр Ставиский в сговоре с заместителем мэра Байонны Домиником-Жозефом Гара (которого приговорят к двум годам лишения свободы), а также со многими другими видными представителями судебных органов, полиции и администрации. Разразился скандал, Ставиский был найден мертвым в шале в Шамони 8 января 1934 года. Газеты иронизировали: «Ставиский совершил самоубийство из револьвера, выстрел был произведен в упор». Или: «Ставиский покончил с собой, выстрелив с расстояния трех метров. Вот что значит иметь длинные руки». Антипарламентаристские настроения в результате этой аферы еще больше усилились и вместе с антисемитизмом, который отныне можно было выражать без опаски (Ставиский был натурализованным украинским евреем), привели к массовым беспорядкам 6 февраля, которые Барт считал ключевым событием своей юности. В предшествующие дни крики протестующих крайне правого толка были направлены прежде всего против Шотана и министра юстиции Эжена Ренальди. В день, когда новое правительство должно было быть представлено палате депутатов, «Университетские фаланги» призвали провести на площади Согласия демонстрацию против «революционных организаций» и возглавить широкое национальное движение, готовое к «борьбе против захватчика». Демонстрация переходит в массовые беспорядки, и к вечеру в результате пожаров и столкновений с полицией насчитывается 16 убитых и сотни раненых. Многие учащиеся лицея Людовика Великого откликнулись на призыв лиги правых, в то время как левые студенты утверждаются в желании противостоять подъему фашизма во Франции. Они организовали группу под названием «Республиканская и антифашистская оборона» (DRAF), на которую большее влияние оказали Вальдек-Руссо и Леон Блюм, чем «Группы антифашистской обороны», созданные коммунистами в 1920-х годах. Они выражают готовность защищать свободу любыми средствами, оставаясь при этом настоящими демократами. Политическая ангажированность юного Барта с вдохновляющей героической фигурой Жореса остается довольно романтической, но она далеко не абстрактна, и нельзя отрицать ее роль в формировании его личности. Тот факт, что он обрел политическую идентичность, основанную на борьбе с экстремизмом, может объяснить его позицию в дальнейшем. В более поздних записях дневника-картотеки Барт возвращается к этим событиям, оставившим след в его юности: он считает 6 февраля 1934 года одним из решающих моментов в своем формировании[174], вместе с DRAF, и вспоминает дело Ставиского в «Дневнике траура»: «Вчера вечером смотрел глупый и грубоватый фильм „Один два два“. Действие происходит в эпоху дела Ставиского, в которую я жил. В целом он мне ни о чем не напоминает. Но вдруг меня потрясла деталь декора: просто лампа с плиссированным абажуром и витым шнуром. Мама такие делала…»[175] В переписке он также выражает желание окружить себя умными людьми, с которыми можно обсудить политику и литературу. «Я бы просил их только об одном: быть „нонконформистами“, Давидовым братством, Davidsbündler»[176]; в качестве образца он берет клуб, созданный Робертом Шуманом в 1834 году и объединявший реальных и выдуманных персонажей, сам Шуман присутствовал в нем в различных ипостасях (мечтательного Эвсебия и импульсивного Флорестана). Клуб собирался в Kaffeebaum в Лейпциге для борьбы со всеми формами академизма и буржуазного традиционализма.

вернуться

172

Письмо Филиппу Реберолю от 14 апреля 1933 года. Фонд Филиппа Ребероля, IMEC.

вернуться

173

17 января 1934 года он адресует Филиппу, на нотной бумаге, свое первое музыкальное сочинение: это дивертисмент в фа-мажор, «в буквальном смысле редчайший экземпляр, полностью переписанный рукой автора, для его друга Филиппа Ребероля».

вернуться

174

BNF, NAF 28360, «Grand fichier», 1 août 1979.

вернуться

175

Journal de deuil, p. 136.

вернуться

176

Письмо Филиппу Реберолю от 1 января 1934 года. Фонд Филиппа Ребероля, IMEC.

20
{"b":"815438","o":1}