***

Наступил вечер, и вместе с этим температура опустилась. Было сыро, моросил дождик. Типичный осенний вечер в юго-западном Онтарио. Октябрь подходил к концу, и остатки теплой погоды подошли к концу. У меня складывалось впечатление, что зима будет ранней. Того и гляди пойдет снег.

Перед кинотеатром стояла длинная очередь, ожидавшая возможности купить билеты на восьмичасовой показ «Серебряных Ангелов и Бегущих Дьяволов». Я убедительно отговорил Реджи от совместного ужина, так что в кинотеатр мы приехали по отдельности. Мы встретились на парковке напротив кинотеатра, после чего встали в конец очереди, ежась от ветра.

— Должно быть, тут много твоих студентов, — сказал я, кивнув на группы молодых парней и девушек, дожидавшихся входа.

Реджи как обычно быстро заморгал, окидывая взглядом толпу, и дождь моросил по его лицу.

— Некоторые тут есть, да, — он повернулся к ним спиной и смущенно улыбнулся мне. — Мне не нравится быть дружелюбным со студентами. Лучше провести четкую линию и убедиться, что они понимают, зачем нужна эта линия, правильно? Профессиональные границы.

Я отвернулся, глядя на мокрую улицу и проезжающие мимо машины. Их фары отражались от тротуара, заставляя тот блестеть. Под пристальным взглядом Реджи к моим щекам прилило тепло, а внутри зародилось мимолетное чувство вины.

— Это логично, да. Профессиональные границы.

Реджи редко говорил о своих парах и студентах. Я же, напротив, сильнее налегал на эту тему, используя работу, чтобы убрать неловкость между нами. Я не знал, чем еще поделиться. Моя жизнь и отношения были тайной.

— Но ты не такой, да? Я заметил.

Я вздрогнул и натянул нейтральное лицо, повернувшись обратно.

— Что ты имеешь в виду? Что ты заметил?

— У тебя есть приемные часы. Ты поощряешь студентов приходить и общаться с тобой один на один, если им так хочется. Я свожу корреспонденцию к электронной почте. Это более обезличенно. Мне не нравится, когда студенты думают, будто можно вести себя со мной по-свойски.

Я знал, что этот комментарий не был отсылкой к Скайлару, но сердце все равно застучало чуть чаще. Реджи никак не мог знать.

— О. Да. Пожалуй, я не прочь поболтать со студентами, — или спать с ними. Или проводить с ними каждую минуту бодрствования. — Так вот, — сказал я, глянув на очередь, постепенно движущуюся вперед. — Расскажи мне про этот фильм, — лучше сменить тему.

Реджи, держа руки засунутыми глубоко в карманы пальто, развернулся и прошел несколько шагов, сократив расстояние до группы перед нами.

— Разве ты не предпочел бы увидеть все без моего влияния? Мне бы не хотелось испортить тебе впечатление.

— Конечно, но какое у студентов было задание? Какова цель проекта? Ориентир. Задача. Что они должны были изучить или показать? Как ты выставлял им оценки?

Реджи усмехнулся, но не сводил взгляда с очереди.

— Искусство — это свобода выражения. Правил нет. Только не в моем понимании.

— Тогда как ты выставляешь оценки? Это звучит весьма неопределенно.

— У меня есть свой процесс. Наверное, тебе придется посмотреть и оценить его самостоятельно. Может, ты поймешь, когда увидишь, — затем он пихнул своим плечом мое плечо и усмехнулся. — И не хмурься. Будет здорово. Обещаю.

— Ладно. Поверю тебе на слово, — затем я усиленно постарался стереть с лица хмурую гримасу, поскольку даже не осознавал ее присутствие.

К тому времени, когда мы попали в старый кинотеатр, мы оба промокли и замерзли. Это место не было похоже на обычный кинотеатр. Здание, которое они арендовали для фестиваля кино, в прошлом использовалось любительской театральной труппой Виндзора.

Лобби было элегантным и роскошным, с высокими потолками и золотистыми расписными колоннами. Под ногами лежали кроваво-алые ковровые дорожки с серебристыми и золотыми узорами. На стенах висели фотографии в рамках, отражавшие все постановки, что показывались на сцене за последние пятьдесят лет или около того. Некоторые были черно-белыми. Другие — цветными. Тут был бар, где люди общались за пластиковыми стаканчиками вина, и маленькая зона сбоку, где на постерах показывался процесс создания разных фильмов. Когда я попытался пойти в ту сторону, Реджи повел меня к аудитории.

— Нам лучше занять хорошее место, пока есть возможность. Народу много.

Швейцары в черной униформе с маленькими галстуками-бабочками направляли людей в аудиторию и протягивали программки. Сиденья с обивкой из мятого бархата, под уклоном спускавшиеся к экрану, заметно истрепались за годы. Места были наполовину заполнены людьми, ждущими начала фильма. В воздухе витал ровный гул голосов.

На сцене был установлен огромный экран для проектора, на котором должен показываться фильм. Реджи сжал ладонью мой локоть и потащил за собой, наклонившись поближе и зашептав на ухо:

— Сюда. Давай сядем сзади. Я не хочу, чтобы меня атаковали студенты, понимаешь? Я бы предпочел, чтобы они не знали, что я здесь. Так у нас будет уединение.

Он не выпускал мою руку, пока мы не добрались до ряда, который он посчитал подходящим. Затем его рука легла на мою поясницу, когда он направил меня к месту. Как только мы уселись, Реджи удобно наклонился ко мне, чтобы продолжать приглушенно говорить, пока фильм не начался. Понятие личного пространства ему неведомо, и я постарался не беспокоиться из-за этого.

— Я рад, что ты решил прийти. Это так волнительно, да? Ты такой увлекательный человек. Я просто хочу узнать о тебе все. Нам надо проводить больше времени вместе, ты так не думаешь?

Я нахмурился, пытаясь переварить это. Реджи был чудаковатым. Я это знал. Но я не понимал, что во мне такого особенного, черт возьми. Для всех вокруг я был обычным парнем. Обычным страдающим парнем.

— Так вот, — сказал я, поерзав и создав между нами несколько сантиметров дополнительного расстояния. — Как пес? Ты оставил его себе?

— Рекс. Да, оставил.

Он вытащил телефон и показал мне ту же фотографию дикой дворняжки, что и раньше. Как и в прошлый раз, я изобразил интерес и посмотрел на нее разок, после чего окинул взглядом кинотеатр.

— Думаю, это помесь ротвейлера.

— Круто. Составит тебе компанию.

— Тебе стоит как-нибудь прийти в гости. Познакомишься с ним.

Мне не представилось возможности ответить, и я был благодарен, поскольку не приготовил хорошую отмазку. Идти в гости к Реджи не значилось в списке моих приоритетов. Быть с ним дружелюбным — это одно, а ходить в гости — это уже более тесная дружба.

Ведущий вышел на подиум в стороне от сцены и призвал всех к вниманию. Он описал фильм, который нам предстояло посмотреть, и рассказал про пятерых студентов, которые его создали.

— В ваших программках вы увидите короткое интервью с создателями и главой факультета, который помог воплотить все это в жизнь. А теперь давайте наслаждаться шоу.

Когда я открыл программку, чтобы взглянуть, освещение погасло, и начался фильм. Я убрал программку в карман, чтобы изучить попозже.

Фильм оказался необычным. Поначалу я не знал, что и думать. Операторское искусство было вовсе не таким, к какому я привык. Явно снималось с чрезвычайно маленьким бюджетом. Неудивительно. Актеры переигрывали, спецэффекты вызывали «испанский стыд».

Однако со временем я смог оценить фильм таким, какой он есть, и понял, почему его выбрали для фестиваля. На экране разворачивался скрытый подтекст, и вскоре я увлекся фильмом.

Показ завершился почти в половину одиннадцатого. Зажглось освещение, аудитория захлопала в ладоши. Ведущий зачитал короткую финальную речь, за которой последовала вспышка активности — все разом устремились из аудитории.

— Хочешь подождать, пока угомонится хаос? — спросил Реджи.

Во время показа он опустился ниже на сиденье, почти сгорбился, а теперь запрокинул голову, с улыбкой наблюдая за мной. Я сполз ниже на его уровень и уперся коленями в сиденье передо мной.

— Конечно. Я не спешу.