Сегодня было воскресенье. Скайлар доделывал домашнюю работу, а я смотрел документалку про индийские железные дороги. Он сидел перед журнальным столиком, одетый лишь в облегающие трусы. Я назвал его дразнилкой, и это лишь побудило его пританцовывать, виляя задницей, пока он в немыслимых деталях рассказывал мне про свои секси-плавки, которых настигла скоропостижная кончина на пляже Испании.

Не отрывая взгляда от телевизора, я спросил:

— Что прочитать? Если это по моему предмету, то ответ нет.

— Черт. Ладно. Забудь.

Карандаш подергивался вверх и вниз, пока Скайлар жевал его, печатая, фыркая и корча умильные рожицы перед ноутбуком. В одном ухе у него был вставлен наушник, но он так погрузился в домашнюю работу, что примерно час назад перестал подпевать и отбивать ритм.

— Мне надо получить за это хорошую оценку, чтобы поднять средний балл. Поверить не могу, что за прошлую работу ты поставил мне всего 72 (прим. по стобалльной системе)

— 72 это хорошо.

— 72 это дерьмо. Я очень старался. Ты такой строгий.

— Справедливости ради замечу, что я тебе вообще ничего не ставил. Твои работы оценивает Марианна, и ты это знаешь. Конфликт интересов.

Мы это обсуждали, и единственный вариант, при котором я мог спать по ночам, не чувствуя себя еще более виноватым — это передача всех работ Скайлара моей ассистентке. Его это устраивало, пока он не осознал, что Марианна оценивает строго — возможно, даже строже, чем оценил бы я.

— Ладно. Твоя дурацкая ассистентка слишком строгая, — он зарычал на ноутбук и захлопнул крышку. — Уф. Ладно. Я закончил. Я наверняка провалюсь, и тогда мне придется отчислиться. Тогда я буду вынужден до конца своих дней работать в клубе, но мы оба понимаем, что это не прокатит, потому что скоро я сделаюсь старым и обвисшим, и кто хочет, чтобы сорокалетний бармен подавал им... — когда я сердито посмотрел на него, он захлопнул рот. — Поправочка. Кто хочет, чтобы шестидесятилетний бармен подавал им напитки? Потому что сорок — это новые двадцать, и сорокалетний бармен — это совершенно нормально. П.С. Ты ужасно горяч, и я все равно нарожаю тебе детишек, даже если тебе сорок с чем-то.

— Вообще не изящно выкрутился. Позор тебе.

— Позор. Я пристыжен. Тебе стоит отвести меня в постель и наказать, — его усмешка выдавала все с головой.

— Ты закончил?

— С домашней работой или с нытьем?

— С домашней работой.

— Пока да. У меня башка взорвется. Потом еще раз перечитаю.

Скайлар бросил на меня взгляд, который я начал узнавать. За этим взглядом следовали неудобные темы.

— Что? — спросил я, и настороженность просочилась в мой тон. — Выкладывай уже.

— Ты можешь отказать, но у меня возникли проблемы с проектом по психологии. С изучением дела. Мне ненавистно просить об этом, но как думаешь, мы на следующей неделе или около того сможем выкроить время, чтобы обсудить кое-что о нем?

Моя кожа чуть ли не вибрировала от упоминания Моргана. Его имя превратилось в табу, и когда упоминался Морган, мое хрупкое хорошее настроение висело на волоске.

— Я бы предпочел не делать этого. Это выбивает меня из колеи. Мне становится лучше, но когда я говорю о нем... — я покачал головой. — Скай...

— Знаю. Все хорошо. Прости, что поднял эту тему.

— Тебе просто придется достать информацию в другом месте. Знаю, пока ее немного, но... ты справишься.

— Я понимаю. Правда.

— Я знаю, что несколько журналистов брало у него интервью. Может, тебе удастся связаться с ними и узнать, что не попало в печать. Я просто не могу больше об этом думать, ладно? Когда мы говорим о нем...

— Все хорошо. Давай закроем тему. Притворимся, будто я не спрашивал.

Вот, что изумительно в Скайларе, — когда он говорил такие вещи, он действительно имел это в виду. Он не настаивал, не сыпал соль на рану.

Скайлар встал и застонал, потягиваясь и хрустя спиной. Я невольно скользнул взглядом по его телу, когда он выгнулся и выпятил вперед бедра; бугор под его трусами и так и привлекал мое внимание.

Он заметил мой взгляд и улыбнулся в дурашливой манере.

— Нравится то, что ты видишь?

— Ты же знаешь, что нравится, — я похлопал по дивану рядом с собой.

Он плюхнулся и растянулся, положив голову на мои колени.

— Разбуди меня попозже. Мне надо вздремнуть.

Я погладил его по волосам и вздохнул его сладкий запах — аромат жимолости, свежего воздуха, мыла и мужчины. За прошлую неделю эта динамика между нами сто раз пробуждала во мне тревогу. Мне все нравилось, но я боялся. Если я слишком задумывался о происходящем, то испытывал желание отослать Скайлара домой и сказать ему никогда не возвращаться.

Слова Леви крутились в моей голове. Он звонил несколько раз. Мы разговаривали. Если он спрашивал про Скайлара, я менял тему. Если он настаивал, я придумывал повод закончить разговор. Он знал.

Страх набросил на мою шею удавку. Каким-то образом я оказался в отношениях со своим студентом. Я этого не планировал. Я этого даже не хотел. Чем сильнее я пытался уложить это в голове, тем сильнее убеждался, что мы обречены.

И по этой же причине мы со Скайларом это не обсуждали.

Мы никак это не называли.

Мы не заостряли на этом внимание, и у меня сложилось впечатление — Скайлар знал, что не надо поднимать эту тему. Он был покладистым, так что просто плыл по течению.

Тем временем я ждал, когда все пойдет псу под хвост. Так и будет. Как бы нам ни было комфортно друг с другом, крошечный червячок сомнения по-прежнему жил в глубинах моего сознания, и я ждал, когда все разрушится.

Из-за Моргана я был как никогда настороже, готовился к малейшим признакам, что что-то не так. Я был готов к предательству, обману, лжи.

Был ли я параноиком? Наверное. Но Морган научил меня одному — будь осторожен с тем, кому доверяешь.

— О, — произнес Скайлар через какое-то время, и его голос сделался хриплым, будто он уже засыпал. — Мэв и Хантер хотят сходить куда-нибудь в среду вечером. Они скучают по мне. Они собрались в караоке в маленьком баре в центре города, и ты же знаешь, что я не могу отказаться от караоке, верно? Это моя фишка. Хантер сказал, что не будет участвовать, но думаю, я сумею убедить Мэва подняться со мной на сцену. Я сказал, что пойду с ними.

— Звучит здорово.

— Вот именно. В любом случае, они возмущаются, что я провожу все время здесь, так что я, наверное, в ту ночь посплю дома и побуду с ними. Ты не против?

— Тебе не нужно мое разрешение. На самом деле, отлично совпало. У меня в среду тоже планы с другом. Я и так собирался сказать тебе, что вернусь поздно вечером, — тот фестиваль авторского кино должен состояться на следующей неделе, и Реджи трижды напомнил мне про обещание пойти с ним и посмотреть на работу его студентов.

Скайлар изменил позу и уставился на меня с приоткрытым ртом.

— О боже, у тебя есть друг? Он воображаемый?

Я щелкнул его по носу, и он оттолкнул мою руку, рассмеявшись.

— Да, маленький ты засранец. У меня есть друг. Вроде как. Не знаю. Мы не очень-то близко знакомы. Он... странноватый.

— А я-то думал, что я единственный. Кто он?

— Всего лишь еще один профессор из университета.

— О, понятно теперь, в чем дело, — Скайлар изобразил надменно-обиженный тон, улегшись обратно на мои колени. — Всего лишь еще один профессор. Студентов будете обсуждать? Вы все собираетесь и перемываете нам кости, да?

— Наверное, только плохим студентам.

— А обо мне будете говорить?

— Нет.

— Ты расскажешь своему другу о наших тайных сексуальных утехах?

— Боже, нет.

— Даже об убийственном минете, который я сделал тебе сегодня утром? Это было эпично. Я думал, ты мне все волосы вырвешь. Даже об этом не расскажешь?

— Нет, — я щелкнул его по уху, заставив рассмеяться.

— Отстой, — Скайлар драматично вздохнул. — Я так и знал, что ты меня стыдишься.

Я не потрудился отвечать, но мои щеки так и растягивались в улыбке. На этой неделе улыбки давались мне все легче и легче, и все из-за мужчины, который лежал на моем диване, на моих коленях. Он прокрался в мое сердце вопреки моему желанию, и я наслаждался этим, когда умудрялся не нервничать хотя бы пять секунд.