Морган умер. Двадцать лет рядом с ним. Двадцать лет незнания, каков он на самом деле. Я ожидал, что будет больно. Я ожидал испытать какую-то грусть или сожаление, но не чувствовал ничего.

Если уж на то пошло, тьма, которую я носил в своем разуме, слегка отступила. Было ли это правосудием? Я сомневался, что что-либо способно компенсировать разрушенные им семьи. Возместить причиненную им боль.

Леви сжал мое плечо и оставил меня одного в кабинете. Я прочел письмо от Фрэнсиса. Оно было официальным и прямолинейным. Я убрал бумагу обратно в конверт, порвал его надвое и бросил в мусорку у стола Леви.

Больше никаких споров в суде. Я официально могу двигаться дальше. Я свободен.

Когда я вернулся к гостям, Скайлар встретился со мной взглядом. Я выдавил улыбку, чтобы он не думал, будто я расстроен. Мне надо было догадаться, что он видел меня насквозь.

Скайлар все равно подошел ко мне, но прежде чем он успел спросить, что случилось, Отэм постучала ложечкой по пивной бутылке Леви, привлекая всеобщее внимание.

Я обнял Скайлара одной рукой и притянул его к своему боку.

— Попрошу минуточку внимания, — сказала Отэм. Леви обнял жену сзади и положил подбородок на ее плечо. — Мы бы хотели поблагодарить всех за то, что вы сегодня пришли отпраздновать этот день с нами. Сложно поверить, что я десять лет терплю этого мужчину.

Леви зарычал и игриво куснул шею Отэм. Она захихикала и отмахнулась от него.

— Десять лет, и я счастлива как никогда. Мы с Леви подумали, что сегодня хорошо будет сделать объявление, поскольку вся наша семья и друзья собрались вместе.

— Вот черт, — сказал я вслух, расплывшись в улыбке.

Леви широко улыбнулся мне.

— О да, чувак. Вот именно. Плохо ты молился.

Я рассмеялся, а Отэм продолжила:

— Мы с Леви вновь ждем пополнение. Ребенок появится на свет летом.

Собравшиеся гости захлопали в ладоши и принялись поздравлять пару.

— Леви не хотел еще одного ребенка? — прошептал Скайлар.

— Леви врет как дышит. Он на седьмом небе.

Скайлар положил голову на мое плечо.

— Вот и здорово.

***

Позднее тем же вечером, когда гости разошлись, я немного отклонился от курса перед тем, как поехать в отель. Знакомые дороги и район провоцировали некоторую тревогу, но все было уже не то. Когда я свернул на подъездную дорожку перед домом в колониальном стиле, который делил с Морганом, Скайлар помалкивал. Он болтал на протяжении всей дороги, но, похоже, понимал, когда мне нужно пару минут тишины.

Я заглушил двигатель и просто сидел, переваривая и анализируя все, что узнал сегодня вечером. Свет фонарей отражался от снега, но в остальном дом оставался темным.

— Он мертв, — произнес я в тишине.

Скайлар повернулся ко мне лицом.

— Знаю. Леви мне сказал.

— Кто бы мог подумать.

— Он беспокоился, что ты можешь быть не в порядке.

— Я в норме.

— Но если ты не в порядке, то ничего страшного.

— В порядке. Просто... не знаю. Не могу это объяснить.

Скайлар глянул на дом.

— Это твое жилье?

— Да. Было им. Наш с Морганом дом. Я его продам. Полностью. С мебелью, со всем.

— Слишком много связей?

— Слишком много напоминаний о прошлом. Мне надо начать заново. С нуля. Думаю, может, пора уже купить дом в Виндзоре и съехать из той дерьмовой квартиры.

Скайлар дотронулся до моей ноги, когда я стиснул руль с такой силой, что кожа заскрипела.

— Куплю все новое. Обустроюсь на новом месте.

— А можно мы заведем кошку?

Я нахмурил лоб и попытался рассмотреть лицо Скайлара в темном салоне машины.

— Мы?

— Ну естественно. К твоему сведению, я переезжаю к тебе, если ты витал в каком-то дурацком заблуждении, будто будешь жить без меня.

— О? — мое лицо само растягивалось в улыбке. — А у меня есть право голоса?

— Нет. Не особенно. Видишь ли, когда ты спасаешь кого-нибудь от вооруженного ножом маньяка, это практически предложение руки и сердца. И нет пути назад. Это означает съехаться, путешествовать вместе и заниматься сексом каждую ночь. И котики. Я всегда хотел завести одного или двух.

Я повернул к себе самодовольное лицо Скайлара, чтобы он переключил внимание с дома на меня.

— Ты серьезно?

— Однажды мы сделаем самых красивых детишек на свете.

— Пожалуй, сначала нам надо поговорить о том, как работает репродуктивная система людей. Кажется, ты не совсем понимаешь это.

Улыбка Скайлара сияла ярче солнца.

— Все я прекрасно понимаю.

Я провел большим пальцем по его губам.

— Я люблю тебя.

— Знаю. Ты мой герой, помнишь? Эпическая демонстрация любви. Все награды достаются тебе.

Я усмехнулся и поцеловал его. Скайлар бывал разным, но в этом бесконечном путешествии из испытаний, душевной боли и отчаяния он вернул солнце в мою жизнь, которая прежде была переполнена лишь тенями.

И вместе мы сияли как никогда ярко.

Путешествие со Скайларом

— Это абсурдно великолепно. Я даже не расстроен, что мы не путешествуем аля Скайлар. Ну типа, только не тогда, когда мы летим на чертовы Галапагосские острова. О боже мой, мы увидим все. Морских львов, черепах размером с дом, касаток, выдр...

Скайлар не переставал болтать и подпрыгивать на месте с тех пор, как в три часа утра прозвенел наш будильник. Судя по тому, что простыни не скомкались, и я проснулся нос к носу со своим бойфрендом, глядящим на меня, я предположил, что он почти не спал. Но это не уменьшило его энергичность.

— Прекрати болтать на пять секунд и отдай мужчине свой рюкзак, а то мы никуда не улетим.

Для того, кто путешествовал так много, Скайлар был на удивление взбудораженным... и отвлеченным.

— А, точно. Вот, — он снял рюкзак с плеча и бросил на весы.

Мужчина, проверявший багаж, прицепил ярлычок к туристическому рюкзаку Скайлара и бросил его на конвейер, где тот скрылся в люке. Мой рюкзак последовал за ним.

Мы взяли талоны на посадку и направились к месту досмотра. Скайлар буквально описывал круги и всю дорогу трещал о том, что мы сделаем и увидим.

— Это первый раз, когда я путешествую не один. Ну типа, я сходился с парнями на несколько дней, и мы путешествовали вместе, но это другое, — заметив мой суровый взгляд, он добавил: — Сходился не в плане отношений, а просто... Ладно, знаешь, вычеркнем этот комментарий, потому что я только навлеку на себя проблемы. Так вот, обычно я оказывался на этих долгих рейсах, и приходилось знакомиться с незнакомцами вокруг. Когда я летел в Германию, рядом со мной сидел один мужчина. Ему было, типа, за восемьдесят, и у него был очень сильный акцент. Он постоянно предлагал мне еду и жвачку. «Возьми это», — Скайлар изобразил ужасный акцент. — Он вечно совпал мне в руки жвачки и показывал на свой рот. Кажется, он пытался скормить мне свой носок. Серьезно, он поднял ногу и твердил: «Видишь это? Ешь, ешь!» Серьезно. Какого черта, да?

Скайлар пятился задом наперед, активно жестикулируя и не глядя, куда идет. Он прекрасно изображал лицо старика из своей истории. Мне не надо было присутствовать при этой сцене, чтобы понимать — старик хотел затолкать носок в горло Скайлара, чтобы насладиться тишиной и покоем. Я жил со Скайларом. Бывали дни, когда я подумывал о том же.

Обычно мне нравился его не закрывающийся рот. Но вот в несусветную рань, в оживленном аэропорту, когда я еще не ел и не пил кофе — это другая история.

Я схватил его руку в последнюю секунду перед тем, как он врезался бы в группу девочек-подростков, сбившихся в кучку и переговаривавшихся высокими голосками.

Я переплел наши пальцы, подталкивая его идти рядом.

— Ты тихий, — заметил он.

— Ты говоришь за нас обоих.