Граф Беккер".

Как видят читатели, Наполеона больше не называют "величеством", зато князя Экмюльского по-прежнему величают "светлостью".

Подобный ответ должен был привести к крайним мерам. В течение дня прибыла депеша; сначала подумали было, что в ней говорится об отъезде императора. Наполеон распечатал ее и прочитал следующее:

"Приказ военного министра генералу Беккеру.

Париж, 28 июня 1815 года.

Господин генерал!

Вам предписывается во главе гвардейской части, находящейся в Рюэе под вашим командованием, сжечь и полностью разрушить мост у Шату.

Приказываю также войскам, находящимся в Курбевуа, разрушить Безонский мост.

Для выполнения этой операции я посылаю туда одного из моих адъютантов.

Завтра я отправлю войска в Сен-Жермен, а пока займите эту дорогу.

Офицеру, доставившему Вам это письмо, поручено передать мне отчет о выполнении данного приказа".

Генерал Беккер ждал, что скажет император.

Тот, не теряя хладнокровия, передал ему письмо.

— Каков будет приказ вашего величества? — спросил граф Беккер.

— Исполняйте полученное распоряжение, — ответил император.

Генерал Беккер отдал необходимые приказания в ту же минуту.

Вечером генерала отозвали в Париж; он уехал в восемь часов.

Наполеон не пожелал ложиться отдыхать до возвращения генерала. Он хотел знать, что произойдет между генералом и военным министром.

В одиннадцать часов генерал вернулся.

Император приказал немедленно пригласить его.

— Что нового в Париже? — едва завидев генерала, спросил император.

— Происходят странные вещи, сир; вы не поверите, ваше величество…

— Ошибаетесь, генерал: с тысяча восемьсот четырнадцатого года я излечился от неверия. Рассказывайте, чему вы были свидетелем.

— Свидетелем! Да, сир, можно подумать, что ваше величество обладает даром ясновидения. Прибыв в особняк министра, я столкнулся с выходившим от князя человеком, на которого я вначале не обратил внимания.

— Что это был за человек? — нетерпеливо спросил Наполеон.

— Князь позаботился сообщить мне это, — продолжал генерал. — "Вы узнали человека, который только что от меня вышел?" — спросил он. "Не обратил на него внимания", — признался я. "Это господин де Витроль, уполномоченный Людовика Восемнадцатого".

Наполеон не смог сдержать едва заметной дрожи.

Генерал Беккер продолжал:

— "Ну что же, дорогой генерал, — сказал мне военный министр, — это господин де Витроль, уполномоченный Людовика Восемнадцатого, явившийся от имени его величества (Людовик XVIII снова стал "величеством") передать мне предложения, которые я нашел вполне приемлемыми для страны. Таким образом, если мои предложения будут одобрены, завтра я поднимусь на трибуну и обрисую наше положение, чтобы дать почувствовать необходимость принятия проектов, которые я считаю полезными для интересов нации".

— Стало быть, интересы нации заключаются отныне в возвращении Бурбонов… — пробормотал Наполеон. — И вы ничего на это не ответили, генерал?

— Напротив, сир. "Господин маршал! — сказал я. — Не скрою, я удивлен, видя, что вы принимаете решение, которое определяет судьбу Империи в пользу второй реставрации: поостерегитесь взваливать на себя такую ответственность. Возможно, существуют другие средства отбросить неприятеля, а мнение Палаты не кажется мне после ее голосования в пользу Наполеона Второго благоприятным для возвращения Бурбонов".

— И что он ответил? — с живостью спросил император.

— Ничего, сир. Он вернулся в свой кабинет и передал мне новый приказ об отъезде.

Действительно, генерал привез бумагу, в которой говорилось, что, если Наполеон не уедет в двадцать четыре часа, никто не отвечает за его личную безопасность.

Но император словно и не слышал приказа.

Казалось, его ничто не должно было удивлять, он только не мог понять одного: вопрос о возвращении Бурбонов обсуждал с г-ном де Витролем тот же самый князь Экмюльский, который вел переговоры о возвращении его, Наполеона, — тот же человек, который прислал к нему на остров Эльбу г-на Флёри де Шабулона, чтобы привлечь его внимание к положению дел и передать, что Франция для него открыта и ждет его!

Когда стало известно о высадке, бывший начальник штаба Наполеона оказался настолько скомпрометирован, что попросил прибежища у г-на Паскье, главного хирурга Дома инвалидов: он знавал его еще по армии и мог положиться на его преданность.

Наполеон заблуждался: еще существовало нечто, способное его удивить.

Он отдал приказание о своем отъезде на следующий день.

Но пока шла подготовка к отъезду императора, произошло событие, последствия которого могли привести к серьезным изменениям обстановки.

Одним из тех, кто с болью следил за тем, как Наполеон нерешительно борется с Божьей десницей сначала в Елисейском дворце, а потом в Мальмезоне, оказался наш старый знакомый, г-н Сарранти, в настоящее время искупающий за решеткой свою непреклонную верность императору, за которую он вскоре и вовсе может поплатиться головой.

Со времени возвращения Наполеона он неустанно и почтительно напоминал своему бывшему генералу, что в такой стране, как Франция, ничто никогда не потеряно. Маршалы были забывчивы, министры неблагодарны, сенат гнусен. Но армия и народ сохранили ему верность.

Необходимо все отринуть от себя подальше, повторял г-н Сарранти, и призвать на этот великий бой народ и армию.

Итак, 29 июня утром произошло событие, как будто подтвердившее правоту сурового и несгибаемого советчика.

К шести часам утра все изгнанники Мальмезона — жившие в этом замке уже являлись изгнанниками! — были разбужены громкими криками: "Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!"

Все спрашивали друг друга, что означали эти крики, почти забытые с тех пор, как под окнами Елисейского дворца два полка гвардейских стрелков, добровольцы из числа ремесленников Сент-Антуанского предместья, прошли через сад, громко требуя, чтобы император возглавил их и повел на врага.

Господин Сарранти, казалось, один был в курсе происходящего. Он был одет и стоял в передней, прилегавшей к спальне императора.

Он вошел раньше, чем император успел его позвать и справиться о причине шума.

Сарранти прежде всего взглянул на кровать: она была пуста. Император находился в смежной со спальней библиотеке. Он сидел у окна, положив ноги на подоконник, и читал Монтеня.

Заслышав шаги, он спросил, не оборачиваясь:

— В чем дело?

— Сир, вы слышите? — раздался знакомый голос.

— Что именно?

— Крики "Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!".

Император печально улыбнулся.

— Ну и что же, дорогой Сарранти? — спросил он.

— Сир! Это дивизия Брейера возвращается из Вандеи, она стоит у ворот замка.

— Что же дальше? — продолжал император в том же тоне с прежней невозмутимостью или, точнее, с прежним равнодушием.

— Что дальше, сир?.. Эти храбрецы не хотят идти дальше. Они заявили, что будут ждать, пока им вернут их императора, а если их командиры не согласятся быть их представителями перед вами, они сами придут за вашим величеством и сделают вас своим командующим.

— А дальше? — снова спросил Наполеон.

Сарранти подавил вздох. Он знал императора: это уже было не просто равнодушие, а отчаяние.

— Так вот, государь, — продолжал настаивать г-н Сарранти, — генерал Брейер здесь, он просит позволения войти и положить к стопам вашего величества волю своих солдат.

— Пусть войдет! — приказал император, поднимаясь и откладывая раскрытую книгу на окно, словно собираясь скоро вернуться к прерванному интересному чтению.

Вошел генерал Брейер.