— Да она стоила все пятьдесят!

— Ты забываешь, что я уже заложил ее за двадцать пять тысяч, которые выслал тебе до того.

Петрус закрыл лицо руками.

— Ну вот… Я приехал спросить, могу ли я оставить себе пятнадцать тысяч.

Петрус выглядел совершенно растерянным.

— На время, разумеется, — продолжал капитан. — Если позднее они тебе понадобятся, ты вправе потребовать их у меня.

Петрус поднял голову.

— Продолжайте, отец, — попросил он.

А шепотом прибавил:

— Это мне в наказание!

— Вот каков мой план, — говорил тем временем капитан. — Я сниму или куплю хижину в лесу… Ты же знаешь, как я живу, Петрус. Я старый охотник и не могу уже обойтись без своих ружей, без своей собаки. Я стану охотиться с утра до ночи. Жаль, что ты не охотник! Ты бы меня навестил, мы бы вместе поохотились…

— Я вас навещу, отец, навещу, не беспокойтесь.

— Правда?

— Обещаю.

— Понимаешь ли, есть еще одна причина… Для меня охота важна, во-первых, тем, что я получаю удовольствие, а во-вторых, ты даже не представляешь, скольких людей я кормлю своим ружьем.

— До чего вы добры, отец! — вскричал Петрус.

А вполголоса прибавил:

— До чего великодушны!

И воздел глаза и руки к небу.

— Погоди, — остановил его капитан. — Скоро наступит время, когда я буду рассчитывать на тебя, мой бедный мальчик.

— Говорите, говорите, отец.

— Мне пятьдесят семь лет. Взгляд у меня пока острый, рука твердая, я крепко стою на ногах. Однако я уже вступил в такую пору, когда жизнь идет под уклон. Через год, два, десять лет зрение мое может ослабеть, рука тоже, а ноги будут подкашиваться. И вот в одно прекрасное утро к тебе придет старик и скажет: "Это я, Петрус, больше я ни на что не гожусь! Не найдется ли у тебя места для старого отца? Он всю жизнь прожил вдали от того, кого любил, и не хочет умереть так же, как жил".

— Ах, отец, отец! — разрыдался Петрус. — Неужели ферма в самом деле продана?

— Да, дружок: утром третьего дня.

— Кому, о Господи?

— Господин Пейра, нотариус, мне этого не сказал. Понимаешь, мне важно было получить деньги. Я взял десять тысяч франков, в которых ты нуждался, и приехал.

— Отец! — поднимаясь, проговорил Петрус. — Мне необходимо знать, кому вы продали ферму моей матери.

Тут дверь в мастерскую отворилась, и лакей Петруса с опаской ступил на порог, держа в руке письмо.

— Оставь меня в покое! — крикнул Петрус, вырывая у него письмо. — Я никого не принимаю.

Он собирался швырнуть письмо на стол, как вдруг в глаза ему бросился штемпель Сен-Мало.

Надпись на конверте гласила: "Господину виконту Петрусу Эрбелю де Куртене".

Он торопливо распечатал письмо.

Оно было от нотариуса, у которого капитан, как он сам только что сказал, оформил продажу фермы.

Петрус покачал головой, пытаясь прийти в себя после услышанного, и стал читать:

"Господин виконт!

Ваш отец, делавший у меня различные займы на общую сумму в двадцать пять тысяч франков, пришел ко мне третьего дня, чтобы продать за двадцать пять тысяч свою ферму, уже заложенную под вышеуказанную сумму.

Он сказал, что эти двадцать пять тысяч также предназначаются Вам, как и предыдущая сумма.

Я подумал — простите меня, господин виконт, — что Вы, возможно, не знаете, на какие жертвы идет ради Вас отец, и что эта последняя жертва окончательно его разорила.

Я решил, что обязан как нотариус Вашей семьи и тридцатилетний друг Вашего отца сделать следующее: во-первых, передать ему двадцать пять тысяч, о которых он меня просит, но не продавать пока ферму; во-вторых, предупредить Вас о том, как расстроены дела Вашего отца, так как я уверен в том, что Вы об этом просто не знаете, а как только Вам станет это известно, Вы, вместо того чтобы окончательно потерять отцовское состояние, попытаетесь его восстановить.

Если Вы оставите себе двадцать пять тысяч франков, ферму придется продать.

Однако если Вы не испытываете в этой сумме настоятельной нужды и можете подождать или вовсе отменить дело, на которое Вам понадобились эти деньги, если Вы так или иначе можете в течение недели вернуть вышеозначенную сумму мне, Ваш высокоуважаемый отец останется владельцем фермы и Вы избавите его тем самым от большого, как мне представляется, горя.

Не знаю, как Вы расцените мою просьбу, однако сам я полагаю, что поступил как честный человек и друг.

Примите, и проч.

Пейра, нотариус в Сен-Мало". 489

Письмо сопровождалось сложным росчерком, которые так любили провинциальные нотариусы двадцать пять лет тому назад.

Петрус облегченно вздохнул и поднес к губам письмо достойного нотариуса, который уж конечно никак не рассчитывал на такую честь.

Обернувшись к капитану, Петрус сказал:

— Отец! Я отправляюсь с вами сегодня вечером в Сен-Мало.

Капитан радостно вскрикнул, но сейчас же спохватился и обеспокоенно спросил:

— Зачем тебе понадобилось ехать в Сен-Мало?

— Просто так… Хочу проводить вас, отец… Когда я вас увидел, я подумал, что вы погостите у меня несколько дней. Раз вы не можете остаться, значит, я сам съезжу ненадолго к вам.

И действительно, в тот же вечер, написав два письма — одно Регине, другое Сальватору — и пригласив отца отужинать (не у генерала, чьи упреки или насмешки могли ранить его измученную душу, а в ресторане, где ужин их — вдвоем, за маленьким столиком — полон был задушевной нежности), Петрус сел вместе с отцом в дилижанс и отправился из Парижа в Сен-Мало, еще более укрепившись в принятом решении.

На что же решился Петрус?

Возможно, мы об этом узнаем из отправленных им писем. Начнем с того из них, что адресовано на бульвар Инвалидов.

"Любимая Регина!

Простите, что я на несколько дней покидаю Париж, не увидевшись с Вами, ничего Вам не сообщив о своем отъезде ни в письме, ни лично. Неожиданное событие, в котором, впрочем, уверяю Вас, нет ничего страшного, вынуждает меня сопроводить отца в Сен-Мало.

Позвольте Вам сказать, дабы полностью Вас успокоить: то, что я гордо назвал событием, в действительности всего-навсего денежное дело.

Но оно затрагивает интересы человека, — простите мне это кощунство и извините, что я так говорю! — которого я люблю после Вас больше всех на свете: моего отца.

Я говорю об этом шепотом, Регина, опасаясь, как бы меня не услышал Господь и не наказал за то, что я люблю Вас больше того, кому моя любовь должна была бы принадлежать в первую очередь.

Если Вам также необходимо сказать мне, что Вы меня любите, как мне необходимо об этом услышать, и если Вы хотите не заставить меня забыть о Вашем отсутствии, но помочь мне пережить его, написав одно из тех писем, в которые Вы так трогательно умеете вкладывать часть своей души, отправьте его до востребования в Сен-Мало, но не позднее завтрашнего дня. Я намерен отсутствовать ровно столько времени, сколько необходимо на дорогу и на дело, призывающее меня туда, — иными словами, не более шести дней.

Постарайтесь сделать так, чтобы и по возвращении я нашел ожидающее меня письмо. Если бы Вы знали, как оно мне будет необходимо!

До свидания, любимая Регина! Вас покидает лишь моя земная оболочка, зато сердцем, душой, мыслями — всем, чем человек способен любить, — я с Вами.

Петрус".

А вот что он сообщил Сальватору:

"Друг мой!

Прошу Вас отнестись к моей просьбе так, словно это завещание Вашего умирающего отца: исполните ее слепо, не рассуждая, умоляю Вас об этом.

По получении моего письма возьмите оценщика и отправляйтесь ко мне. Прикажите описать моих лошадей, оружие, карету, картины, мебель, ковры — словом, все, что у меня есть. Оставьте мне лишь самое необходимое.