— Потом я вас оставлю, где вам и положено оставаться, и, заклинаю вас, не показывайтесь, пока я не скажу: «Ко мне!»

— Но если вам будет что-нибудь угрожать, господин Сальватор?

— Это мое дело.

— Скажете тоже!

— Дайте слово, что не выйдете, прежде чем не услышите: «Ко мне!»

— Что же делать!? Придется пообещать…

— Ваше слово!

— Слово Бартелеми Лелона!

— Слово Туссен-Лувертюра!

— Хорошо. Бартелеми! Сунь эти веревки в карман. А ты, Туссен, положи к себе вот этот платок.

— Готово дело!

— Теперь вот что: вам знаком парк Вири?

— Мне — нет, — признался Туссен.

— А я его знаю, — сказал Жан Бык.

— Если один из вас двоих знает, этого достаточно.

— Что мы должны делать?

— Ступайте через поле и, когда заметите высокую белую стену, проходящую под углом к дороге, остановитесь и спрячьтесь неподалеку. Я найду вас сам.

— Понятно, — в один голос отозвались Жан Бык и Туссен-Лувертюр.

— До скорого свидания!

— До встречи, господин Сальватор.

Оба могиканина вышли.

Сальватор вернулся к генералу Лебастару де Премону и Жюстену, которых, как мы сказали, он оставил в экипаже.

Вместе они продолжали путь по шатильонской дороге и выехали наконец на главную дорогу в Фонтенбло в том самом месте, где идущая под уклон дорога выходит на мост Годо, а оттуда — к замку Вири.

У Сальватора был опытный глаз, и он увидел, как в сумерках мелькнули две тени; это были Бартелеми Лелон и Туссен-Лувертюр.

Карета покатилась под уклон, выехала на мост Годо, и оттуда стала видна белая стена, напоминавшая в ночи молочную реку, текущую через равнину.

Путешественники вышли из коляски, оставив ее под деревьями на краю дороги, словно нарочно для этого случая образовавшими огромный навес. Жаку Бернару было приказано молчать; он был горд тем, что хоть как-то причастен к готовившемуся таинственному событию.

Поставив экипаж в надежное укрытие, Сальватор, за которым следовал Жюстен, а потом генерал, не пошел проселочной дорогой на Вири, а ступил на тропинку, подводившую к каменной стене.

Трое друзей продвигались, как говорит Вергилий, per arnica silentia lunae[16] в одну из последних весенних или, вернее, первых летних ночей. Воздух был теплый, небо облачное, и каждую минуту та же луна, что, как мы сказали, дарила путникам свое дружественное молчание, играла с ними в прятки словно расшалившееся дитя: скрывалась за темным облаком, потом снова появлялась и опять исчезала.

Так все трое подошли к уже знакомой нам решетке, потом приняли вправо и вышли к тому месту в стене, где обычно перелезал Жюстен. Там генералу объяснили, что ему надлежит предпринять. Сальватор прислонился спиной к стене и подставил руки. Жюстен, подавая пример, полез первым и спрыгнул по другую сторону ограды с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что это упражнение для него привычное. Генерал последовал за ним: он был старше Жюстена на пятнадцать лет, но не уступал ему в ловкости и легкости.

Думая, что пришел его черед, Ролан приготовился разбежаться и перемахнуть через стену, как вдруг хозяин его остановил: он не забыл двух приятелей, которые вышли раньше, но отстали, потому что не могли соперничать с лошадьми Жака Бернара. Сальватор решил их обождать и встал на углу.

Пять минут спустя он заметил Жана Быка и Туссен-Лувертюра: их тени, похожие на силуэты великанов, замаячили вдали. Появление их казалось тем более фантастическим, что шагов не было слышно.

Вместе они приблизились к Сальватору, и только тогда он увидел, что они идут босиком.

— Великолепно! — шепотом похвалил он. — А я вас ждал.

— Мы здесь! — доложили вновь прибывшие.

— Следуйте за мной.

Плотник и угольщик повиновались.

Подойдя все к тому же месту в стене, где перелезали Жюстен и генерал, Сальватор остановился.

— Это здесь, — сообщил он.

— Ага! — промолвил Жан Бык. — Надо перебраться через эту ограду, так?

— О Господи, конечно же! Сейчас мы вам покажем, как это делается, дружище Жан, — пообещал Сальватор. — Ко мне, Ролан!

Пес подбежал к хозяину и встал у стены на задние лапы.

Сальватор приподнял Ролана: тот зацепился когтями за верх стены и, оттолкнувшись задними лапами, спрыгнул в парк. Сальватор подпрыгнул, ухватился рукой за стену и, подтянувшись, сел верхом на ее гребень.

— Теперь ваша очередь! — сказал он.

Двое приятелей окинули взглядом возвышавшееся перед ними препятствие.

— Дьявольщина! — выругался Жан Бык.

— Как?! Ты, плотник, мастер из мастеров и мастеров учитель, спасуешь?..

— Если Туссен-Лувертюр не боится, что я раздавлю его в лепешку, и подставит мне руки, — отвечал Жан Бык, — я, пожалуй, смогу взобраться.

— Я не боюсь! — заметил Туссен-Лувертюр.

— Предупреждаю: я вешу сто пять килограммов, Туссен, — сказал Бартелеми Лелон.

— Это чуть больше, чем два мешка угля, — заметил Туссен, — а мне и по три приходилось поднимать. А вот как я сам перелезу?

— Дай только мне залезть и больше ни о чем можешь не беспокоиться.

— Ну, давай, поднимайся! — предложил Туссен.

Угольщик помог Жану Быку, как за четверть часа до этого Сальватор помог Жюстену и генералу.

Через несколько секунд Жан уже сидел на гребне стены против Сальватора. И было самое время! Как бы мало времени ни заняло восхождение, Туссен начал сгибаться под тяжестью гиганта.

— Готово! — объявил Жан.

Он вынул из кармана веревку и завязал на конце петлю.

— Держи-ка, — приказал он Туссену, — да покрепче!

Туссен послушно ухватился за веревку.

— Держишься? — спросил Жан Бык.

— Да.

— Крепко?

— Не беспокойся.

— Ну, поднимаю!

И, подтянув одной рукой веревку, другой он схватил Туссена за воротник бархатной куртки и, словно ребенка, поднял на уровень стены.

Туссен хотел было ухватиться руками за гребень.

— О, это ни к чему, — остановил его Жан Бык.

Он подхватил угольщика под ноги, перенес через стену и, вернув его из горизонтального положения в вертикальное, опустил в парк.

Затем приготовился последовать за ним:

— Теперь моя очередь!

Но Сальватор положил руку ему на колено, будто прося тишины.

— Послушай! — сказал он.

— В чем дело?

— Тсс!

Издалека доносился топот лошадиных копыт.

Он становился все ближе.

Затем раздалось ржание.

Подавал ли голос скакавший галопом конь или заржала одна из лошадей, запряженных в коляску, — Сальватор не мог определить, потому что тень всадника возникла в это время недалеко от того места, где был спрятан экипаж.

Всадник стремительно приближался.

— Прыгай, Жан Бык! Прыгай! — приказал Сальватор.

Жан Бык тяжело перевалился через стену.

Как это уже было однажды, Сальватор повис на руках, уцепившись за гребень стены и высунувшись поверх забора так, что его не было видно.

Всадник проехал мимо, завернувшись в плащ.

Но Сальватор узнал в нем Лоредана де Вальженеза.

— Это он! — выдохнул Сальватор.

И он бесшумно спрыгнул на землю, а Ролан глухо зарычал.

— В путь! — приказал Сальватор. — Время терять нельзя, если только мы уже не опоздали.

Сальватор поспешил через парк; два человека последовали за ним.

Где находились Жюстен и Мина? Вот в чем заключался вопрос.

В те дни, когда Мина ждала Жюстена, она держалась неподалеку от скамейки, где впервые Сальватор увидел девушку. Но еще ни разу Жюстен не являлся без предупреждения: расставаясь, молодые люди договаривались о следующей встрече.

Сальватор побежал в сторону замка. Генерал, спустившийся вместе с Жюстеном, последовал раньше за школьным учителем.

Когда мы говорим, что Сальватор «побежал», мы ошибаемся: невозможно было передвигаться бегом в этом парке, где все поросло колючками, крапивой, высокой травой, где, казалось, давно не ступала нога человека; парк поразительно напоминал девственный лес на улице Анфер.