Как он и предвидел, начиная от церкви святого Рока улица Сент-Оноре была запружена народом.

В Париже есть два сорта любопытных: одни, притягиваемые событиями, становятся их участниками; другие приходят на следующий день поглазеть на место происшествия.

И вот десять или двенадцать тысяч таких зевак с женами и детьми пришли на место происшествия.

Это было похоже на праздничное гулянье в Сен-Клу или Версале.

Здесь Сальватор и рассчитывал отыскать г-на Жакаля.

Сальватор ринулся в самую гущу толпы.

Мы не сможем в точности сказать, со сколькими людьми он обменялся взглядами и рукопожатиями, но все это — в полном молчании, только жестом он давал всем понять: «Ничего!» Так он добрался до улицы Мира.

Против особняка Майенсов Сальватор остановился. Он увидел того, кого искал.

Господин Жакаль, в рединготе, делавшем его похожим на домовладельца, в шляпе на манер Боливара и с зонтом под мышкой, зачерпывая щепоть табаку из табакерки с Хартией, разглагольствовал о вчерашних событиях, обвиняя во всем, разумеется, полицию.

Когда г-н Жакаль поднял очки, он встретился взглядом с Сальватором, однако ничем не выдал, что узнал его. Но было ясно: начальник полиции его увидел.

И верно: спустя мгновение Жакаль снова взглянул в ту сторону, где стоял Сальватор, и в его глазах читался вопрос: «Хотите мне что-то сказать?»

«Да», — также взглядом отвечал комиссионер.

«Ступайте вперед: я иду следом».

Сальватор пошел вперед и свернул в ворота.

Господин Жакаль повторил его маневр.

Сальватор обернулся, едва заметно поклонился и, не подавая руки, сказал:

— Можете мне не верить, господин Жакаль, я искал именно вас.

— Я вам верю, господин Сальватор, — хитро посмеиваясь, отозвался начальник полиции.

— Мне чудом помог случай, — продолжал Сальватор. — Ведь я только что из префектуры.

— Неужели? — откликнулся г-н Жакаль. — Вы удостоили меня чести зайти ко мне?

— Да, ваш дежурный тому свидетель. Правда, он не мог сказать, где вас искать. Пришлось мне поломать голову, и я пустился на поиски, веря в свою звезду.

— Могу ли я иметь счастье быть вам чем-нибудь полезным, дорогой господин Сальватор? — спросил г-н Жакаль.

— Ах, Боже мой, конечно, — ответил молодой человек, — если, разумеется, пожелаете.

— Дорогой господин Сальватор! Вы слишком редко обращаетесь ко мне с просьбами, и я не хотел бы упустить возможности оказать вам услугу.

— Дело у меня к вам простое, в чем вы сейчас убедитесь. Друг одного моего приятеля был арестован вчера вечером во время беспорядков.

— О! — только и сказал г-н Жакаль.

— Это вас удивляет? — спросил Сальватор.

— Нет. Вчера, как я слышал, арестовали немало народу. Уточните, о ком речь, господин Сальватор.

— Это несложно. Я как раз показывал вам на него в ту минуту, как его задерживали.

— A-а, так вы о нем?.. Странно…

— Значит, его точно арестовали?

— Не могу сказать наверное: у меня слабое зрение! Не напомните ли вы мне, как его зовут?

— Дюбрёй.

— Дюбрёй? Погодите, погодите! — вскричал г-н Жакаль, хлопнув себя по лбу, будто никак не мог собраться с мыслями. — Дюбрёй? Да, да, да, это имя мне знакомо.

— Если вам нужно что-то уточнить, я мог бы прямо сейчас найти в толпе двух полицейских, которые его арестовали. Я отлично запомнил их лица и непременно их узнаю, я в этом уверен…

— Вы полагаете?

— Тем более что я приметил их еще в церкви.

— Да нет, это ни к чему. Вы хотели что-то узнать об этом несчастном?

— Я хотел бы только услышать, на каком основании был арестован этот несчастный, как вы его называете?

— Этого я сейчас не могу сказать.

— Во всяком случае, вы мне скажете, где, по-вашему, он сейчас находится?

— Естественно, в тюрьме предварительного заключения при префектуре… Если, конечно, какое-нибудь особо тяжкое обвинение не заставило перевести его в Консьержери или Ла Форс.

— Ответ слишком расплывчат.

— Что же делать, дорогой господин Сальватор! Вы застигли меня врасплох.

— Вас, господин Жакаль?! Да разве это возможно?

— Ну вот, и вы туда же! Намекаете на мое имя и на то, что я хитер как лис.

— Черт побери! Такая уж у вас репутация!

— Так знайте: в отличие от Фигаро, я стою меньше, чем моя репутация, клянусь вам. Нет, я человек простодушный, и в том моя сила. Меня считают хитрецом, в моих действиях подозревают подвох, а попадаются на мое простодушие. В тот день, когда дипломат скажет правду, он обманет всех своих собратьев: они никак не поверят, что он не солгал.

— Дорогой господин Жакаль! Вам ни за что меня не убедить, что вы приказали арестовать человека, не зная причины, по которой это делаете.

— Послушаешь вас, так можно подумать, что я король Франции.

— Нет. Вы король Иерусалимской улицы.

— Вице-король, и только!.. Всего-навсего префект. Ведь в моем королевстве есть кое-кто повыше меня: господин де Корбьер и господин Делаво.

— Итак, вы отказываетесь мне ответить? — в упор глядя на начальника полиции, спросил Сальватор.

— Не отказываюсь, господин Сальватор. Просто это невозможно. Что я могу вам сказать? Арестовали господина Дюбрёя?

— Да, господина Дюбрёя.

— Стало быть, на то имелись основания.

— Именно о них я и хочу знать.

— Должно быть, он нарушил общественный порядок…

— Нет, потому что я наблюдал за ним как раз в ту минуту, как его задерживали. Напротив, он сохранял полное спокойствие.

— Тогда, значит, его приняли за кого-то другого.

— Неужели такое случается?

— Ах, ведь непогрешим только его святейшество папа, — промолвил г-н Жакаль, набивая нос табаком, — да и то…

— Позвольте мне обсудить ваши ответы, дорогой господин Жакаль.

— Сделайте одолжение. Хотя, сказать по правде, слишком много чести вы им этим окажете, господин Сальватор.

— Личность арестованного вам не известна?

— Я видел его вчера впервые в жизни.

— И имя его вам ни о чем не говорит?

— Дюбрёй?.. Нет.

— И вы не знаете, за что он задержан?

Господин Жакаль резким движением опустил очки на нос.

— Абсолютно не знаю, — отозвался он.

— Из этого я заключаю, — продолжал Сальватор, — что причина, по которой его задержали, незначительна и, несомненно, скоро он будет освобожден.

— О, разумеется, — в притворно-отеческом тоне отвечал г-н Жакаль. — Вы это хотели узнать?

— Да.

— Что ж вы раньше-то не сказали? Я не возьмусь утверждать, что друг вашего приятеля уже на свободе в эту самую минуту. Однако, раз вы взялись за него хлопотать, можете не беспокоиться: как только я вернусь в префектуру, я распахну перед этим человеком двери настежь.

— Благодарю! — стараясь проникнуть взглядом в самую душу полицейского, сказал Сальватор. — Так я могу на вас положиться?

— Передайте вашему приятелю, что он может спать спокойно. В моей картотеке за Дюбрёем ничего не числится. Это все, что вы желали от меня узнать?

— Ничего больше.

— По правде говоря, господин Сальватор, — продолжал полицейский, наблюдая за тем, как рассеивается толпа, — вы обращаетесь ко мне за услугами, которые очень похожи на такие вот сборища: кажется, эти люди у вас в руках… ан нет, это всего-навсего мыльные пузыри.

— Дело в том, что порой сборища кое к чему обязывают, как и услуги. Вот почему они так редки и, следовательно, так ценны, — со смехом проговорил Сальватор.

Господин Жакаль приподнял очки, взглянул на Сальватора, потом взялся за табак, а очки его снова упали на нос.

— Итак?.. — спросил он.

— Итак, до свидания, дорогой господин Жакаль, — отозвался Сальватор.

Он поклонился полицейскому, но, как и при встрече, не подал ему руки; перейдя улицу Сент-Оноре, он направился в ту сторону, где ожидал его в фиакре Доминик, то есть на угол Новой Люксембургской улицы.

Сальватор распахнул дверцу экипажа и протянул обе руки Доминику со словами:

— Вы мужчина, христианин и, стало быть, знаете, что такое страдание и смирение…