— Этой ночью… Мину… Похитим Мину?! — вскричал Жюстен.

— Если, конечно, вы ничего не имеете против.

— Я — против?!. Куда же я ее увезу?

— В Голландию.

— В Голландию?

— Вы останетесь там на год, на два, на десять лет, если будет нужно, до тех пор пока не изменится нынешний порядок вещей; тогда вы сможете вернуться во Францию.

— Чтобы жить в Голландии, нужны средства.

— Это более чем справедливо, мой друг. Мы прикинем, сколько денег вам может понадобиться.

Жюстен схватился за голову.

— Считайте сами, дорогой Сальватор! — вскричал он. — Я не в себе и не понимаю ни одного вашего слова!

— Ну-ну, — непреклонно продолжал Сальватор, отводя руки Жюстена от его лица, — будьте мужчиной и в счастливые минуты не теряйте присутствия духа, не оставлявшего вас в дни несчастий.

Жюстен сделал над собой усилие: его дрожащие мускулы расслабились, он остановил сосредоточенный взгляд на Сальваторе и поднес платок ко взмокшему от пота лбу.

— Говорите, друг мой, — попросил он.

— Подсчитайте, сколько вам потребуется, чтобы прожить за границей с Миной.

— С Миной?.. Но Мина не жена мне, следовательно, мы не можем жить вместе.

— Узнаю вас, мой добрый, славный, честный Жюстен! — улыбнулся Сальватор одной из самых прекрасных своих улыбок. — Нет, вы не сможете жить с Миной, пока она вам не стала женой, а Мина не сможет быть вашей женой, пока мы не найдем ее отца и тот не даст своего согласия.

— А если он никогда не найдется?.. — в отчаянии вскричал Жюстен.

— Друг мой! — заметил Сальватор. — Вам вздумалось усомниться в Провидении.

— А если он умер?

— Если он умер, мы констатируем его смерть, и, поскольку Мина будет зависеть только от себя, она станет вашей женой.

— Ах, друг мой, дорогой мой Сальватор!

— Вернемся к нашему делу.

— Да, да, вернемся!

— Если Мина не может стать вашей женой, пока не найдется ее отец, она должна находиться в пансионе.

— О друг мой! Вспомните, что случилось в версальском пансионе.

— За границей все будет иначе, нежели во Франции. Вы, кстати, устроите так, чтобы можно было навещать ее ежедневно, и снимете квартиру с таким расчетом, чтобы ваши окна находились напротив окон Мины.

— Думаю, что со всеми этими предосторожностями…

— Сколько, вы полагаете, понадобится на пансион и содержание Мины?

— Думаю, что в Голландии тысяча франков за пансион…

— Тысяча за пансион?

— …и пятьсот на содержание…

— Положим тысячу…

— Как это «положим тысячу»?

— …что составит две тысячи франков в год для Мины. Полного совершеннолетия она достигнет через пять лет: вот вам десять тысяч франков.

— Друг мой, я ничего не понимаю.

— К счастью, вам ничего понимать и не надо… Теперь поговорим о вас.

— Обо мне?

— Да. Сколько вам нужно в год?

— Мне? Ничего! Я проживу на уроки музыки и французского языка.

— Которые вы найдете через год, а то и вовсе не найдете.

— Ну что же, на шестьсот франков в год…

— Положим тысячу двести.

— Тысячу двести в год… на меня одного? Друг мой, я буду чересчур богат!

— Тем лучше. Лишнее раздадите бедным, Жюстен! Бедные есть везде. Пять лет по тысяче двести франков — итого ровно шесть тысяч. Вот они.

— Кто же дал все эти деньги, Сальватор?

— Провидение, в котором вы совсем недавно усомнились, когда сказали, что Мина не найдет отца.

— Как я вам благодарен!

— Не меня нужно благодарить, дорогой Жюстен; вы же знаете, что я беден.

— Значит, этим я обязан незнакомцу?

— Незнакомцу? Нет.

— Стало быть, иноземцу?

— Не совсем.

— Друг мой! Могу ли я принять от него тридцать одну тысячу франков?

— Да, — с упреком произнес Сальватор, — потому что предлагаю их я.

— Вы правы, простите… Тысячу раз простите! — воскликнул Жюстен, пожимая Сальватору обе руки.

— Итак, этой ночью…

— Этой ночью?.. — повторил Жюстен.

— Мы похитим Мину, и вы уедете.

— Ах, Сальватор! — вскричал Жюстен; в этом возгласе слышалось: «Брат мой!» Сердце молодого человека было полно радости, а глаза полны слез.

И, словно в комнату бедного школьного учителя снизошел ангел-хранитель, он молитвенно сложил руки и долго не сводил с Сальватора взгляда; он знал комиссионера не больше трех месяцев, но тот дал ему — почти незнакомому человеку — вкусить несказанные радости, которые Жюстен тщетно испрашивал у Провидения вот уже девятнадцать лет!

— Кстати, — вдруг спохватился в испуге Жюстен, — а как же паспорт?

— На этот счет не беспокойтесь, друг мой, вот вам паспорт Людовика. Вы с ним одного роста, у вас почти одного цвета волосы, а остальное значения не имеет: за исключением волос и роста, все приметы совпадают, и, если только вы не нарветесь на границе на жандарма-колориста, вам опасаться нечего.

— Значит, мне осталось подумать только об экипаже?

— Запряженная коляска будет ждать вас сегодня вечером в пятидесяти шагах от заставы Крульбарб.

— Так вы позаботились обо всем?

— Надеюсь, что так, — улыбнулся Сальватор.

— Кроме как о моих несчастных учениках, — проговорил Жюстен и встряхнул головой, словно пытаясь отделаться от угрызений совести.

В эту минуту послышались три удара в дверь.

— Слушайте, друг мой, — заметил Сальватор, — мне почему-то кажется, что пришел тот, кто готов ответить на ваш вопрос.

Дело в том, что со своего места Сальватор увидел, как через двор шагает славный г-н Мюллер.

Жюстен отворил дверь и вскрикнул от радости, узнав старого школьного товарища самого Вебера: прогулявшись по Внешним бульварам, добряк решил нанести Жюстену обычный утренний визит.

Ему изложили суть дела, и, когда г-н Мюллер выразил радость по поводу происходящего, Сальватор сказал:

— Есть одно обстоятельство, которое не позволяет Жюстену почувствовать себя полностью счастливым, дорогой господин Мюллер.

— Какое же, господин Сальватор?

— Э, Боже мой, он задается вопросом, кто в его отсутствие заменит его в классе.

— А я на что? — просто сказал добряк Мюллер.

— Разве я не говорил, дорогой Жюстен, что человек, стучащий в вашу дверь, ответит на ваш вопрос?..

Жюстен бросился обнимать г-на Мюллера и крепко его расцеловал.

Они договорились, что в этот же день г-н Мюллер возьмет на себя учеников, так как Жюстен не в состоянии думать о занятиях.

В каникулы школьникам объявят, что отсутствие Жюстена затягивается на неопределенное время, и родителям, у которых будет впереди сентябрь, придется подыскать своим детям другого учителя.

Сальватор удалился, предоставив г-ну Мюллеру вести уроки, а Жюстену — подготовить г-жу Корби и сестрицу Селесту к скорому изменению в их жизни в такую минуту, когда они меньше всего об этом думали. Он торопливо зашагал вниз по улице Сен-Жак, а ровно в девять уже сидел, блаженно развалившись на солнышке, у своей обычной тумбы на Железной улице рядом с кабачком «Золотая раковина», где в нашем присутствии папаша Фрикасе выставил невероятный счет своему верному другу Багру.

Как видели читатели, Сальватор неплохо начал день; из следующей главы мы узнаем, как этот день закончился.

Вечером в назначенное время дорожная коляска, приведенная каретником в полный порядок, остановилась в пятидесяти шагах от заставы Крульбарб.

Форейтор, гнавший во весь дух и прибывший за десять минут до условленного часа, решил было, что его разыграли, когда увидел, что люди, заставившие его поторопиться, не только отсутствуют, но, похоже, не собираются являться на встречу.

Однако спустя несколько минут, заметив двух молодых людей, державшихся под руку и подходивших быстрым шагом, возница, который уже успел спешиться, снова вскочил в седло и застыл, не поворачивая головы, словно каменный.

Сальватор и Жюстен подошли к коляске; впереди трусил Ролан, и хотя друзья шагали быстро, пес их опережал. Сальватор распахнул дверцу, разложил подножку и сказал Жюстену: