— Ну и хорошо! — сказал Сальватор. — А теперь, когда мир восстановлен, поговорим о другом.

— Да, — согласилась мадемуазель Фифина; ее наигранный гнев окончательно улегся, тогда как у Жана Быка, взволнованного не на шутку, еще кипело в душе. — А я пока схожу за молоком.

Мадемуазель Фифина в самом деле сняла с гвоздя бидон и продолжала ласковым голоском, обращаясь к Сальватору:

— Вы выпьете с нами кофе, господин Сальватор?

— Спасибо, мадемуазель, — отвечал он. — Я уже пил кофе.

Мадемуазель Фифина всплеснула руками, словно хотела сказать: «Какое несчастье!» — после чего пошла вниз по лестнице, напевая куплет из водевиля.

— В сущности, у нее доброе сердце, господин Сальватор, — вздохнул Бартелеми, — и я, понимаете, очень сержусь на себя за то, что не могу сделать ее счастливой! Но что поделать: или вы ревнивы, или нет. Я ревнив, как тигр, но в том не моя вина.

Силач тяжело вздохнул: он боготворил мадемуазель Фифину и мысленно во всем упрекал себя.

Сальватор наблюдал за ним с восхищением, смешанным с горечью.

— Теперь, — сказал он, — поговорим с глазу на глаз, Бартелеми Лелон.

— О, я к вашим услугам, господин Сальватор, телом и душой! — отвечал плотник.

— Знаю, приятель. Если вы перенесете на своих товарищей немного дружеских чувств, и особенно снисходительности, которые питаете ко мне, то мне от этого хуже не станет, а вот другим будет гораздо лучше.

— Ах, господин Сальватор, вы не можете сказать мне об этом больше, чем я говорю себе сам.

— Хорошо, вы все это себе скажете, когда я уйду. А мне нужны вы на сегодняшний вечер.

— Сегодня, завтра, послезавтра! Приказывайте, господин Сальватор.

— Услуга, о которой я вас прошу, Жан Бык, может задержать вас вне Парижа… возможно, на сутки… может, на двое… а то и больше.

— На всю неделю! Идет, господин Сальватор?

— Спасибо… На стройке сейчас много работы?

— На сегодня и завтра — порядочно.

— В таком случае, Бартелеми, я беру свои слова назад. Не хочу, чтобы вы потеряли дневной заработок и подвели хозяина.

— А я и не потеряю заработок, господин Сальватор.

— Как это?

— Я сделаю всю работу сегодня.

— Наверное, это трудно?

— Трудно? Да что вы, ерунда!

— Как можно за один день сделать то, что намечено на два?

— Хозяин предложил мне платить вчетверо больше, если я буду выполнять работу за двоих, потому что, скажу не хвалясь, работать я умею… Ну и вот… Сегодня я стану работать за двоих, а заплатят мне как обычно; зато я буду полезен человеку, ради которого готов броситься в огонь. Вот!

— Спасибо, Бартелеми, я согласен.

— Что нужно делать?

— Вы поедете сегодня вечером в Шатильон.

— А там?..

— Найдете харчевню «Божья милость».

— Знаю. В котором часу?

— В девять.

— Я непременно буду, господин Сальватор.

— Подождете меня… только не пейте больше одной бутылки.

— Ни в коем случае не больше, господин Сальватор.

— Обещаете?

— Клянусь!

Плотник поднял руку, словно клялся в суде, даже, может быть, еще торжественнее.

— Возьмите с собой Туссен-Лувертюра, если он сегодня свободен.

— Хорошо, господин Сальватор.

— Тогда прощайте! До вечера!

— До вечера, господин Сальватор.

— Вы точно не хотите выпить с нами кофе? — спросила Фифина, появляясь в дверях с горшочком сливок в руках.

— Спасибо, мадемуазель, — отказался Сальватор.

Молодой человек направился к выходу, а мадемуазель Фифина тем временем подошла к плотнику и, поглаживая ему подбородок, который совсем недавно она едва не лишила растительности, проворковала:

— А вот и чашечка кофейку моему милому драчуну! Поцелуйте свою Фифиночку и не сердитесь!

Жан Бык взревел от счастья и, едва не задушив Фифину в объятиях, выбежал за Сальватором на лестницу.

— Ах, господин Сальватор! — вскричал он. — Вы совершенно правы: я грубиян и не стою такой женщины!

Ни слова не говоря, Сальватор пожал мозолистую руку славного плотника, кивнул ему и пошел вниз.

Четверть часа спустя он уже стучал в дверь Жюстена.

Отворила ему Селеста: она подметала классную комнату, а Жюстен стоял у окна и очинял ученикам перья.

— Здравствуйте, сестрица, — весело приветствовал тщедушную девушку Сальватор и протянул ей руку.

— Здравствуйте, добрый вестник! — улыбнулась в ответ Селеста; она однажды слышала, как мать назвала этим именем молодого человека в память о его появлении в их ковчеге, куда он никогда не приходил без оливковой ветви, и продолжала его так называть.

— Тсс! — шепнул Сальватор, приложив палец к губам. — Мне кажется, я принес брату Жюстену добрую весть.

— Как всегда, — заметила Селеста.

— Что? — кинулся Жюстен, заслышав и узнав голос Сальватора.

И он выбежал на порог классной.

Сестрица Селеста поднялась к себе.

— В чем дело? — спросил Жюстен.

— Есть новости, — отозвался Сальватор.

— Новости?

— Да, и немало.

— О Господи! — так и задрожал молодой человек.

— Если вы с самого начала дрожите, что с вами будет в конце? — усмехнулся Сальватор.

— Говорите, друг мой, говорите!

Сальватор положил другу руку на плечо.

— Жюстен, — продолжал он, — если бы кто-нибудь вам сказал: «С сегодняшнего дня Мина свободна и может быть вашей, но чтобы ее не потерять, вы должны все бросить: семью, друзей, отечество!» — что бы вы ответили?

— Друг мой! Я ничего не ответил бы: я бы умер от счастья!

— Вот уж для этого время неподходящее… Итак, продолжим. Если вам скажут: «Мина свободна, но при условии, что вы с ней уедете без промедления, без сожалений, без оглядки»?

Несчастный Жюстен уронил голову на грудь и печально проговорил в ответ:

— Я бы никуда не поехал, друг мой… Вы же знаете: я не могу ехать.

— Продолжим, — сказал Сальватор. — Не исключено, что этому горю можно помочь.

— Боже мой! — вскричал Жюстен, простирая к небу руки.

— Чего больше всего на свете хотят ваши мать и сестра? — продолжал Сальватор.

— Они бы хотели окончить свои дни в родной деревне, на родной земле.

— Завтра они могут туда вернуться, Жюстен, — предложил Сальватор.

— Дорогой Сальватор! Что вы такое говорите?

— Говорю, что неподалеку от фермы, которой вы когда-то владели, или в ее окрестностях есть, должно быть, какой-нибудь уютный домик с черепичной или соломенной крышей; он так красиво смотрится на фоне закатного неба сквозь деревья, покачивающиеся от легкого ветерка, и ветер завивает дымок, поднимающийся над крышей!

— О Сальватор, да их там найдется десяток!

— А сколько может стоить такой домик с садом в один арпан?

— Откуда мне знать?.. Три-четыре тысячи франков, может быть.

Сальватор вынул из кармана четыре банковских билета.

У Жюстена перехватило дух.

— Четыре тысячи франков, — машинально отметил он.

— Сколько им понадобится в год, чтобы жить прилично в этом доме? — продолжал Сальватор.

— Благодаря экономии сестры и непритязательности матери они могли бы прожить на пятьсот франков и даже меньше.

— Ваша мать больна, дорогой Жюстен, а у сестры слабое здоровье: пусть будет не пятьсот, а тысяча франков.

— Тысячи франков более чем достаточно!

— Вот десять тысяч франков на десять лет, — сказал Сальватор, присовокупив десять банковских билетов к первым четырем.

— Друг мой! — вскричал Жюстен, задыхаясь от счастья и хватая Сальватора за руку.

— Прибавим тысячу франков на переезд, — продолжал тот, — итого — пятнадцать тысяч. Отложите эти деньги, они принадлежат вашей матери.

Жюстен растерялся от радости и изумления.

— Теперь, — проговорил Сальватор, — поговорим о вас.

— Обо мне? — переспросил Жюстен, дрожа всем телом.

— Ну, конечно, раз мы покончили с вопросом о вашей матери.

— Говорите, Сальватор! Говорите скорее, друг мой! Мне кажется, я сойду с ума!

— Дорогой Жюстен! Этой ночью мы похитим Мину.