— Значит, господин Сальватор чувствует себя хорошо? — переспросила Рождественская Роза, словно не слыша последних его слов.

— Очень хорошо!

— Когда я его увижу?

— Завтра, или, может быть, послезавтра… Сейчас он очень занят, вот почему я пришел вместо него.

— Садитесь, сударь, — предложила Рождественская Роза, подвигая стул господину из Монружа.

Видя, что Рождественская Роза разговаривает с другом Сальватора, Баболен решил, что никакая опасность ей не угрожает; он сгорал от любопытства, мечтая узнать, что стало с Карамелькой, Бабиласом, другими собаками, вороной и Брокантой; пока господин из Монружа усаживался, нацеплял на нос очки и нюхал табак, мальчишка незаметно улизнул.

Незнакомец убедился, что дверь за Баболеном закрылась, и продолжал:

— Как я вам сказал, дитя мое, господин Сальватор поручил мне задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, сударь.

— Вы обещаете отвечать искренне?

— Раз вы пришли от господина Сальватора… — промолвила Рождественская Роза.

— Вы помните свое детство?

Рождественская Роза пристально посмотрела на незнакомца.

— Что вы имеете в виду, сударь?

— Помните ли вы, к примеру, своих родственников?

— Каких? — уточнила Рождественская Роза.

— Отца и мать.

— Отца немного помню, маму не помню вовсе.

— А дядю?

Рождественская Роза изменилась в лице.

— Какого дядю? — пролепетала она.

— Вашего дядю Жерара.

— Дядю Жерара?

— Да. Вы смогли бы его узнать при встрече?

Легкая дрожь пробежала по телу Рождественской Розы.

— Да, — сказала она, — разумеется… А вы о нем что-нибудь знаете?

— Знаю! — отвечал незнакомец.

— Так он жив?

— Жив.

— И?..

Девочка медлила. Было заметно, чего ей стоит подавить страх.

— А госпожу Жерар? — спросил господин из Монружа, снова подняв на лоб очки и вперив в нее пронзительный взгляд маленьких глазок, обладавших, казалось, гипнотической силой василиска.

Но при имени г-жи Жерар девочка вскрикнула, опрокинулась назад и, скользнув со стула, упала на пол: с ней случился нервный припадок.

— Черт! Черт! Черт! — выругался господин из Монружа, возвратив очки на нос. — Кто бы мог подумать, что у этой цыганочки нервы словно у принцессы?

Он попытался усадить ее на стул, но девочка выгибалась, будто на нее напал столбняк.

— Хм! — обронил незнакомец и стал озираться. — Дело принимает нежелательный оборот!

Его взгляд упал на кровать. Он поднял Рождественскую Розу на руки и отнес на постель.

— Маленькая мерзавка! — приходя в еще большее замешательство, бросил он. — Виданное ли дело? Остановиться на самом интересном месте!

Он вынул из кармана флакон и поднес ей к лицу. Однако, похоже, ему пришла в голову другая мысль. Он поспешил отнять руку с флаконом.

— А-а! — заметил он. — Кажется, ей лучше.

И действительно, девочка стала успокаиваться, конвульсии сменились обыкновенным обмороком.

Незнакомец дождался, пока Рождественская Роза перестала вздрагивать и затихла на кровати, словно неживая.

— Ну что ж, извлечем выгоду из обстоятельств! — сказал он.

И, оставив неподвижно лежавшую Рождественскую Розу на кровати, он подошел к двери и отворил ее.

— Туалетная комната второго выхода не имеет, — отметил он.

Потом открыл раму:

— А это окно?..

И, высунувшись, определил:

— Примерно двенадцать футов!

Наконец направился ко входной двери, вынул одной рукой ключ из замка, а другой — комочек воска из кармана и сделал слепок с ключа.

— Как повезло, что девочка упала в обморок! — проговорил он. — Не то пришлось бы делать на глаз, а это всегда ненадежно… зато теперь…

Он взглянул на слепок и сравнил его с ключом.

— …зато теперь будем действовать наверняка! — закончил он.

Он убрал слепок в карман, вставил ключ в замочную скважину и снова закрыл дверь со словами:

— Как тут не вспомнить славного господина де Вольтера: «Все к лучшему в этом лучшем из миров!» Впрочем…

Незнакомец почесал за ухом, как человек, находящийся во власти противоречивых чувств. Доброе чувство — что случается крайне редко! — взяло верх над дурным.

— Впрочем, не могу же я оставить девочку в таком состоянии! — решил он.

Тут в дверь постучали.

— Кто бы вы ни были, входите, черт вас побери! — пригласил незнакомец.

Дверь распахнулась — на пороге стоял Людовик.

— A-а, браво! — воскликнул господин из Монружа. — Вы пришли как нельзя более кстати, мой юный эскулап, и если когда-нибудь доктор отвечал на зов, можете гордиться, что это вы!

— Господин Жакаль! — поразился Людовик.

— К вашим услугам, дорогой господин Людовик, — отозвался полицейский, предлагая молодому доктору понюшку из табакерки.

Но Людовик оттолкнул руку г-на Жакаля и подошел к кровати.

— Сударь! Что вы сделали с девочкой? — спросил он, будто имел право задавать вопросы.

— Я, сударь? — мягко проговорил тот. — Решительно ничего! Похоже, у нее бывают спазмы.

— Конечно, сударь, но не без причины.

Намочив платок в кувшине с водой, Людовик промокнул лоб и виски девочки.

— Что вы ей сказали? Что вы с ней сделали?

— Сделал? Ничего… Сказал? Ничего особенного, — лаконично отвечал г-н Жакаль.

— И все-таки?..

— Дорогой господин Людовик! Вы же знаете, что нищие, колдуны, некроманты, фокусники, цыгане и гадалки состоят в моем ведении…

— Да.

— Переехав вместе со своими собаками и вороной, Броканта забыла сообщить, в каком квартале ей угодно было избрать новое место жительства, и пришлось направить по ее следу моих людей. Они установили, что старуха живет на улице Ульм, и подали мне рапорт. И так как я знаю, что Броканта — добрая знакомая господина Сальватора, которого я люблю от всего сердца, то я не приказал ее арестовать и препроводить в полицейский участок Сен-Мартен — что было моим правом и даже долгом, — а поспешил зайти к ней сам. Но она, кажется, только что выскочила через окошко вместе с собаками и вороной. Найдя дом пустым и дверь незапертой, я отправился на поиски, заметил лестницу, поднялся и постучал в какую-то дверь. Как несколько минут назад я вам сказал: «Войдите!», точно так же пригласили и меня, с той лишь разницей, что я застал маленькую Рождественскую Розу не без памяти, а сидевшей за столом: она раскрашивала гравюры. Матери ее не было, и я подумал: не расспросить ли мне пока девчонку! И вот когда она стала вспоминать о своих детских годах, о родителях, о некой госпоже Жерар, приходившейся ей уж не знаю кем, девчонка упала без чувств… Я поднял ее на руки, перенес на кровать, осторожно уложил в постель, как вы видите, дорогой господин Людовик, а тут счастливый случай привел и вас!

Все это казалось таким простым и естественным, что Людовик ни на мгновение не усомнился в том, что именно так все и произошло.

— Ну что ж, сударь, — сказал он. — Если у вас еще остались сомнения относительно Броканты, мы с господином Сальватором готовы за нее поручиться. Впредь обращайтесь, пожалуйста, к нам.

Господин Жакаль поклонился.

— С такими поручителями, господин Людовик… — начал было он, но прервал себя: — Мне кажется, девочка шевельнулась.

— Да, в самом деле, — подтвердил Людовик, продолжая промокать Рождественской Розе лоб, — мне тоже кажется, что она вот-вот откроет глаза.

— В таком случае, — проговорил г-н Жакаль, — я удаляюсь! Возможно, мое присутствие будет ей неприятно… Передайте девочке, господин Людовик, мои извинения за то, что я послужил невольной причиной подобного несчастья.

Еще раз предложив Людовику табаку, от которого молодой доктор снова отказался, г-н Жакаль вышел из комнаты, всем своим видом стараясь показать, как он огорчен, причинив такое беспокойство в доме, принадлежащем приятельнице Людовика и Сальватора.

В то время как г-н Жакаль торопливо спускался по лестнице с антресолей, занимаемых Рождественской Розой, постоянные жильцы Броканты еще не вернулись в свою комнату, зато там появился необычный обитатель.