— Подвинься, атаман. — Прохор бесцеремонно толкнул Валуя в бок.

Резво заработав локтями, отполз. Овражек быстро заполнялся людьми. Присев, Лукин подозвал караульного. Узнал: Тимофей Разя, станичный атаман. За ним выглядывал старший сын его Иван, а рядом ещё один — младшенький, Стёпка. Тимофей перебежал, согнувшись. Упал рядом.

— Где струги, нашли? — Валуй беспокойно оглянулся.

— Здесь, все целые.

— А Васильевы?

— Они ушли в море, там встречать готовятся.

— Добре. — Валуй движением головы отправил первые десятки к берегу.

Казаки, пригибаясь, пробежали мимо. Утопая по колено в грязи, с ходу забрались за Разей в заводь. Он указал в глубину чекана:

— Там они.

Дружно шагнули в глубину. Лукин быстро разогнал караульных по краям оврага — на догляд, сам кинулся к товарищам в тёплую воду. Споро расползлись по тинной заводи. Проваливаясь по грудь, шарили руками в разные стороны, словно бреднем шли. Струги оказались на старых местах.

Первый показался тяжелее всех. Попробовали приподнять в два десятка рук. Не пошёл. Кликнули помощь. Только когда собрались двадцать донцов вокруг одного струга, он начал медленно, тягуче вытягиваться из грязи, как ложка из загустевшего мёда. Осклизшие борта норовили выскользнуть из ладоней. Дерево, хоть и не по разу просмоленное, пропиталось водой и отяжелело. Следом вынырнул из воды второй струг, за ним следующий. Лодки ставили на тихую донскую волну, тут же вёдрами вычерпывали воду.

Иван Разя сам назначил себя вторым караульным. Нырнув в камыши, поплыл к просвету, раздвигая руками заросли. Ему доглядывать за рекой.

Наконец, все струги готовы. Выстроившись в ряд, лодки, покачиваясь, шоркались выкинутыми вёслами о чекан. Последние казаки переваливались через борта. Никита Кайда задержался малость, его в две руки подхватили за пояс и почти закинули в струг. Валуй, стоя в первом струге, оглянулся. Дождавшись, пока все рассядутся, поднял руку. И стиснутый кулак упал вниз. Дружно ударили весла. Десять стругов одним рывком примяв прибрежный чекан, выпрыгнули на чистую водную гладь. И сразу полетели, словно брошенные умелой рукой "блинчики", по мелкой прибрежной волне.

Только в скорости казакам удача. На окоёме вражеская эскадра, отправленная султаном, приближалась к кораблям, замершим на якорях саженях в трёхстах от морского берега. "Не меньше пятидесяти судов", — определил атаман навскидку. Вроде успевали. Хоть бы повезло, и враг проспал первое время. Тоже ведь люди — поди, рассматривают подходящие галеры. Много-то и не надо. Застыв на корме струга с кормилом[63]в одной руке и со стеклом в другой, Валуй про себя читал старый дедовский заговор, на отведение глаз. После первых слов, почувствовал, что один вряд ли потянет, поймал взгляд Борзяты. Брат с небольшой задержкой, но угадал желание. Вместе зашептали, прилаживаясь к размашистым гребкам казаков. На соседнем струге тоже что-то шептал Кайда. Знамо что: заговор, старый характерник знает, что делать. Закончив бормотать, Валуй трижды перекрестился, а тревожный взгляд как приклеился к приближающимся галерам. "Эх, медленно сокращаются сажени!" На берегу враги, пока не замечая струги, занимались своими делами.

Их ещё не видели. Заговор держал или везло — попробуй пойми. У берега, оголив белые торсы, мыли коней татары. Увлечённые, что-то кричали друг другу. На реку и не смотрели — врагов оттуда не ожидалось. На берегу высились шатры, ниже их тянулись палатки и навесы из камыша турецкого лагеря, разрастающегося ближе к заливу. Там копошились разноплеменные рабочие, среди них шмыгали фигурки в ярких кафтанах — турки-начальники. Один из них и заметил струги. Казаки уже миновали добрую половину расстояния до кораблей, когда во вражеском стане раздался то ли вопль, то ли крик ужаса: "Касака!" Кричал турок в зелёном тюрбане. Он пятился, в немом страхе выставляя руку вперёд. Борзята скривил губы: ненадолго заговор помог. Но с такой кучей народа его на каждого не наложишь.

Вражеский стан пришёл в движение. Забегали, закричали: "Касака, касака!" Татары вздрогнули и, оглядываясь, резво погнали лошадей из воды. Разношерстные мужики у палаток, падая и толкаясь, рванули от берега подальше. Казаки, изо всех сил наваливаясь на вёсла, настороженно поглядывали назад. Ещё несколько сажень, и прицельная пушечная стрельба по стругам будет невозможна. С мелких судов, рядком выстроившихся на мелкой воде, бабахнули бомбарды. Ядра пролетели над головой. Мимо! Но надо поддать.

— Навались, казаки, навались, родненькие!

Казалось, уже быстрее некуда, но словно скрытые силы проснулись в сильных руках. Ещё шустрее закачались спины станичников, струги, будто выпрыгнув из воды, помчались, как наскипидаренные жеребцы.

Три самых отважных турка, расталкивая разбегающихся, словно тараканы, мужиков, выскочили к самому берегу В руках тугие луки. Щёлкнули тетивы, — даже отсюда услышали, стрела глухо, на излёте, плюхнулась за кормой последнего струга. Остальные попадали ещё раньше. Турки злобно завыли. Приплясывая от разочарования и размахивая руками, запрыгали на месте. Толпа вокруг быстро росла. Снова грохнули бомбарды. Ядра ушли под воду в двух локтях от борта, и первую лодку швырнуло.

Валуй выправил струг после зигзага. Стреляли по головному и на этот раз прицельно. Чудом удалось увернуться! Но приближалась и кромка мелководья. Уже шумные волны набегали на отмели, вода темнела на морской глубине, меняя оттенок с глазури на изумрудную гладь. Их заметили на ближайших галерах. На палубах поднялась суета. Раздались выстрелы из ручниц, дымные облачка поплыви от бортов. Следом грянули носовые пушки. К счастью для казаков, в первый момент растерявшиеся турки палили куда зря. И тут же ядро, прилетевшее с какого-то мелкого судна, оставшегося за спиной, вдребезги разорвало последний струг. Взлетели в воздух тела товарищей, предпоследний струг замедлился и сдал назад, на выручку попавшим в беду рыскарям. Из воды закричали:

— Не останавливайтесь, мы сами выберемся. Побейте турка!

Казаки хоть откуда выберутся. Сечас разберут куски банок и балок от струга, чтобы поддерживали на воде, и вплавь к камышам. Вряд ли турки, что на берегу толпятся, головы заметят, они издалека, что мелкие катыши на волне. Шанс живыми остаться у донцов есть, и неслабый.

Струг снова ударил вёслами по морской воде. Казачьи судёнышки, дугой обходя заякоренные галеры, расползались веером навстречу спешащим к берегу кораблям. Турецкие воины что-то кричали на палубах, капычеи спешно забивали в пушки ядра.

Крепкий удар волны чуть не опрокинул струг. Казаков, что припали к веслам, как к последней надежде, обдало брызгами, поднятыми разрывом. Стянув мокрую шапку, Лукин резко переложил руль. Следующее ядро разорвалось по другому борту, снова разойдясь с целью на пару саженей. Новая галера, которую Валуй выбрал из десятков других, вырастала на глазах. Но там уже поняли причину стрельбы и сполоха на других кораблях. Какой-то турок в высокой белой чалме выскочил на нос вражеского судна. Указывая рукой на быстро приближающийся струг, закричал испуганно:

— Касака!

И в следующий момент пропал в дымовой завесе, разлившейся по палубе от спаренных выстрелов бомбард. Ядра вжикнули над затылками, Валуй невольно пригнулся. А, выпрямляясь, вытянул руку вперёд:

— Борзята, табань, поджигай бомбу.

Братишка резко вытянул весло. Бросив его на дно в проходе, кинулся к носу. Там в кожаных мешках лежали припасы — семь заряженных бомб и бутыли с земляным маслом. Казаки ещё старательно били вёслами, но заметно было: руки начинают уставать. Валуй почувствовал, что предел, за которым товарищи не смогут поддерживать высокую скорость, близок. Он завернул руль, направляя лодку мимо галеры.

— Братишка, быстрее давай, — почти взмолился атаман.

Фитиль загорелся с пятого или шестого удара кремня. Струг уже миновал галеру, и расстояние между уплывающей кормой и казаками увеличивалось с каждым мигом. С борта продолжали палить из ружей, дымы плыли всё гуще. Спасительная волна Сурожского моря, крепко пенясь, раскачивала струги, и пули большей частью уходили в белый свет, как в копеечку.