— А как вы рассчитывать-то будете? А ежли потонете, не успеете и камней выкинуть? — Сбоку заглянул озадаченный Абакум Софронов.

Довольный Игнатий обернулся:

— Ты тут ерунду-то не пори, дядька Абакум. Чё, мы первый день, чё ли, замужем? Была у нас такая по детству лодка. Плавала, как миленькая. И ничё не тонула. Разберёмся.

— А если остановиться надо? — не отставал Абакум? — Якорь-то у вас где?

Рука Богдана упёрлась в бок:

— Якорь пока не прикрутили. На месте поставим. — Он мотнул головой в сторону увесистой булыги, оплетенной веревкой. Ты, дядька, не сумневайся. Всё будет как надо.

— Ну а как она двигается под водой-то? — Теперь засомневался Федор. — Вёсел не вижу…

Перебравшись к корме, Богдан ухватился за деревянную выструганную поперечину, назначение которой казаки угадать не смогли.

— Это винт. Я внутри ручку кручу, а он тут вертится и лодку толкает. И так плывём.

— Неужто такую махину вытолкает? — Федор Порошин недоверчиво покрутил винт.

— Вытолкает, не сомневайсь, дядя Федя. Мы такую лодку ещё мальцами на Дону делали. Поменьше, конечно, но ходила, будь здоров.

— Да… — протянул Абакум, — умная машинка. — А чем дышать? Ежли под водой долго плыть, к примеру?

— Есть задумка, — снисходительно усмехнулся Богдан. — Трубка поднимаемая. Со стороны вроде как камышина. Через неё воздух и пройдет внутрь.

— И как дотумкались-то только?

— Казак на выдумку горазд, сам знаешь. Дотумкались вот.

Абакум задрал голову, рассматривая небо, уже заполнившееся блёклыми звёздами и словно встряхнулся:

— Ну, добре, заболтались мы с вами.

— Да, верно, — поддержал его Федор, — пора бежать. У нас ещё пару дел на сегодня намечено. Надо успеть.

— Здорово ночевать, казаки.

— И вам того же.

Атаман и подьячий вышли за калитку задумчивые. Им верно надо было ещё поспеть по делам — не ныне, так завтрева появится турок, а к его приходу ещё готовиться и готовиться.

Телега поскрипывала, подпрыгивая на камнях, колёса шатались, и станичники всерьёз опасались, как бы не отвалились. Два мерина, запряженные в первую телегу тянули с натяжкой, иной раз всхрапывая и мотая от усилия головами. Выехали, ещё не рассвело, и когда миновали ворота, предусмотрительно открытые дежурным, небо на востоке, там, где перекрытые нынче татарскими разъездами скрывались в туманной дали казачьи берега вольного Дона, только-только начало наливаться янтарным соком.

Провожаемые петушиными криками, выбрались на берег Дона. В тумане чуть плескала речная волна, крупная рыба плюхалась, невидимая на стреми. Пахло тиной и размокшей древесиной. Здесь Дон чуть заметно поворачивал, и на берегу вечно скапливались топляки: стволы, ветки и прочий мусор. Иной раз на излучине находили вздувшийся труп лошади, а бывало, и человека. Человека обычно вылавливали, чтобы потом захоронить в сторонке от кладбища. Не всегда можно было понять, по какой причине он оказался в воде. Может, стукнули его, а может, и самоубивец. Животных же, чтобы не отравляли округу гнилым запахом, отталкивали в реку подальше от берега на пожив сомам и ракам.

Шумно вздымая бока, мерины остановились по колено в воде, дальше идти боялись. Четверо казаков, забравшись в холодную реку, облепили подводную лодку. Покряхтев и разом ухнув, стянули в воду. Посудина легла на дно, чуть накренившись. Придерживаясь за края, остановились передохнуть.

Отдышавшись, братья Богдан и Игнатий Васильевы засуетились вокруг, последний раз проверяя просмоленные швы.

Станичный атаман и войсковой подьячий, вернувшись к телеге, вдвоём стянули камень, оплетенный веревкой, — якорь.

Медленно опустили в воду, здесь неглубоко, на верхний край булыжника плескала волна. Тяжело выдохнув, замерли, всматриваясь и прислушиваясь. Обоим показалось, что где-то в стороне еле слышно брякнула уздечка. Туман надёжно скрывал берег, видимость терялась саженях в десяти. Глядя на дядек, застыли и братья.

Какое-то время утреннюю тишину разбавлял только мягкий шорох набегающей волны. И вдруг явственное ржание лошади пронеслось над водой. Ей ответила другая. Казаки точно знали, сейчас здесь нет казачьей скотины. Табун загнали в крепость накануне, из своих вроде никто рыскать в округе не собирался. Дежурный у ворот сказал бы. Значит, чужие!

Абакум наперегонки с Федором, досадливо махнувшим рукой, подхватили якорь. Игнатий подскочил к ним, приглашая и Богдана подсобить, но Абакум, сделав зверское лицо, погнал Васильевых к лодке.

Атаман и дьякон вдвоём подхватили камень. Обвязанный верёвками, он не вертелся, и нести было терпимо, но его же ещё поднять надо! Место для пригорочки якоря находилось на носу, и чтобы добраться до него, дядьки погрузились в воду по грудь. Удивительно, но даже в воде камень почти не полегчал. Братья не поскромничали, выбрав груз пуда на четыре. По команде Абакума разом подняли его над головой, опуская в приготовленную авоську. Нос лодки заметно просел, крен стал больше.

Братья поспешили ухватить со своей стороны. Не оглядываясь, поднажали со всей силы, на лбах выступили вены, вздулись желваки на скулах. Тяжелая посудина разгонялась чересчур медленно. Стараясь тянуть в лад, казаки молчали, не выдавая себя даже кхеком. Сухожилия, показалось, затрещали, и лодка наконец скользнула в мягкой волне, сразу погрузившись почти по верхний край.

Звон уздечки послышался совсем рядом, гортанный голос по-татарски тихо спросил соседа, слышал ли он что-то. Счет пошёл на доли мига.

Братья по очереди бесшумно заскочили на качнувшуюся деревянную конструкцию. Чуть скрипнула дверца люка, и последний Богдан шустро исчез внутри.

И снова выглянул, проверяя, все ли нормально. Последний раз махнув товарищам, тихо прикрыл за собой дверцу люка, поднимающуюся над водой на пару дюймов. Течение медленно разворачивало почти погрузившееся судёнышко, по частям прикрывая полосами тумана. Нестерпимо медленно она уплывала на глубину.

Тяжело дыша, дядьки выбрались из воды. С обоих текло ручьями, но волновало их не это. В разрядившемся белёсом полотенце проявилась лошадиная морда. Потом ещё одна. Не сговариваясь, донцы потянули из ножен сабли.

Когда татары из передового дозора заметили казаков, те уже замерли на изготовку.

— Вах, казаки, — послышался удивленный возглас, и прямо на них из тумана выскочили десятка два татар в мохнатых шапках. Впереди ехал крупный крымчак в голубом халате, подпоясанном ярко-красным кушаком.

Атаман Абакум Софронов и войсковой подьячий Федор Порошин, не говоря ни слова, прижались спинами.

Главный татарин не мешкая толкнул лошадь навстречу вечным врагам. На разгоне махнул саблей, ожидая почувствовать сопротивление плоти, но лезвие свистнуло впустую, казак уже выбирался из-под лошади с другой стороны, а та, теряя силы от потери крови и вывалившихся внутренностей, хрипло заржав, завалилась. А пока падала, и татарин, неловко взмахивал руками, Абакум коротким движением вскрыл ему яремную вену.

Федор тем временем схлестнулся сразу с двумя, они, пытаясь зажать казака между лошадьми, наехали с двух сторон.

Почти распластавшись на земле, он снизу достал одного, наклонившегося больше, чем надо было. И, вывернувшись между ног кобылы второго, рубанул потерявшего его из виду татарина по ноге. Хлестанула кровь, обрубок упал на траву. Визг на мгновенье оглушил. И снова товарищи прислонились лопатками.

Метались, как тени, казачьи клинки, падали татары, валились, теряя уже мёртвых хозяев, лошади. Прежде чем ловкий молодой татарин сумел-таки достать Абакума, у ног его лежали семеро. Девятерых успел приголубить Федор. Но слишком много было татар.

Озверев от запаха крови, от смертей своих соседей и родственников, крымчаки ещё долго рубили уже неподвижные тела казаков, пока на земле не остались лежать куски мёртвых тел, в которых никто бы уже не узнал недавних азовских жителей.

Под утренним солнцем 23 июня, почитай, весь город высыпал на ещё прохладные улицы. Кому повезло, сумели пробраться на Ташканскую стену крепости. Там люди толпились и чуть не падали, поддерживая друг друга. Но никто не ворчал, сердясь на толчею — не до того. Утро начиналось лазоревое, мирное и, словно вопреки ему, на всем протяжении берега Дона, спускавшегося от Каланчинских башен до самого моря, копились татарские тысячи, подбираясь в некоторых местах почти до самых стен Азова. Мелкие, еле различимые в общей чёрной массе конные фигурки топтались на месте, растекались, наверное, по командам в разные стороны. Лучшие воины, ханы и беки в дорогих зипунах пытались держаться в стороне, но толпа давила, и они тоже в какой-то момент смешались с остальными всадниками.