"А Василёк здесь когда появился?" — почему-то ответ на этот вопрос показался Валую особенно важным. Он даже протянул руку, чтобы тронуть братишку за одежду. Но в этот момент сверху, будто принесённые вихрем, на них обрушились крупные комья земли. Невольно пригнулись, прикрываясь руками. Словно барабанная дробь, простучали булыги по доскам, кирпичу, спинам, и всё стихло.

Медленно поднимались головы, вытягивались шеи. За стеной темнели валы свеженакиданной земли, кругом зияли двухсаженные ямы, как глазные провалы на лицах мертвецов. И тела! Везде валялись тела, будто игрушечные, ненастоящие. Кое-где, полузасыпанные землёй, виднелись оторванные ноги и руки. На валу сползал вниз растерзанный сапог с куском голени. Почему-то в одном месте обрывки тел составили высокую кучу. Наверное, особенность взрыва. Валуй вдруг осознал, что первый бой закончился. Никто не бежал к стене, не падали на её края лестницы. Просто некому было бежать. Редкие уцелевшие после взрывов турки и немцы, оглушенно пошатываясь, поднимались на ноги. Делали несколько шагов и снова падали или садились без сил. Издалека к месту подземных разрывов спешили янычары, ещё не успевшие поучаствовать в атаке.

Валуй вскинул глаза на дальний край стены — турецкие знамёна исчезли! Отстояли казаки крепость!

— Ура! — разрастаясь, полетело над городом.

— Ура! — закричали рядом Егорка и братья.

— Ура! — мощно подхватили остальные азовцы на стенах и чуть позже внизу у котлов.

— Ура! — ревел, вымещая восторг от первой, хоть и временной, но победы Валуй, и рука с крепко сжатым кулаком вскидывалась кверху.

Казаки обнимались и прыгали, будто дети. Валуй обессиленно привалился к уцелевшему зубцу стены, покрытому кровавыми пятнами, и только тут заметил, что на Азов опустился вечер. Прохладный ветер носился между зубцами, освежая взопревших казаков. Солнце зависло над полоской горизонта, разделяющего синюю гладь Сурожского моря и темнеющую небесную ткань, залитую бордовыми красками. Светило уже не слепило. Мягко подсвечивались зелёные ветки дальнего берега, и от верхнего края солнца тянулись блестящие тропинки по спокойной воде. Космята заботливо оттирал поржавевшее полотно секиры, что-то почти ласково приговаривая. Михась Колочко уселся, привалившись спиной к тому же зубцу, поглядывая на располосованный рукав раненой руки. К нему подскочил Дароня. С другой стороны, глядели вниз совершенно счастливые Борзята и Василёк. Герасим Панков, опустившись на колени, тихо опускал голову убитого товарища. Не сын, — со странным удовлетворением подумал Валуй. Сына его Суса-ра внизу оставили, с парнями. Его раны, оставшиеся на месте содранной кожи, заживали медленно. Кто он ему? Товарищ, прикрывший спину в сече? Валуй не признал убитого. Пахом и его кривой на один глаз боец Гуня Дивов обнимались, будто не виделись годы. Он глянул дальше — обнимались и мужики. Многие вскидывали шапки. "Молодцы! Никто не подвёл! Вот вам и не обстрелянные".

И уже торопливо поднималась по сходням Красава, а за ней десятки парней и баб. Марфа! Глаза выхватили её из десятка белых платочков на лестнице. Валуй удовлетворенно вздохнул и вдруг понял, что если сейчас не заставит себя что-нибудь делать, действовать, то просто упадёт без сил и сразу уснёт. Прямо здесь. Ныла в плече намахавшаяся правая рука. Слезились от пороховых дымов глаза. И каждый момент упругим ручейком утекала из тела живая сила. Он понял, отдача пошла. С этим ощущением можно справиться, уже проверял. Стоит себя перебороть, и силы вернутся. Правда, ненадолго. Но надолго и не надо. Вечер, сёдни ужо отстрелялись, наверное. Сжав зубы, упрямо тряхнул головой. Стена качнулась, и он ухватился за уголок зубца. А чуть отпустило, напряжённо улыбаясь, поспешил навстречу девушкам, с беспокойством высматривавших своих.

Первым Красава увидела Космяту. И кинулась ему на шею. Тот только и успел убрать в сторону секиру, чтобы жёнка не порезалась. К груди Борзяты прижималась статная Варя, утирая одной рукой слезу. Дуня — жёнка Дарони, опустилась на колени около супруга. Подтянув узел платочка, начала помогать мужу перевязывать Михася. Валуй остался стоять в сторонке, не желая мешать встрече сестрёнки с мужем. И только шагнул назад, собираясь присесть, как сильные ласковые руки сжали его поперёк туловища. Он замер, не решаясь обернуться.

— Жив мой Валуйка. — В голосе влага.

Ну, конечно, все они плаксы.

— Ну чего ты, дурёха, ясно жив. Чё со мной будет?

Шмыгнув, Марфа отпустила. Но только для того, чтобы прижаться к груди.

— Я молилась.

— Ну что ты? Грязный же я.

— Да, — словно спохватилась девушка. — Айда вниз, полью.

— Счас. Давай малость присядем, а то ноги что-то не держат.

Уже не стесняясь людей, устроились в обнимку. Девушка ни в какую не хотела выпускать любого. Да и чё уже стесняться? Всем понятно, жена она. Если не перед Богом, то перед людьми уж точно.

Махнув подолом, подскочила к брату Красава. Обняв голову, поцеловала в потное темя:

— Все живы, все четверо, — облегчённо выдыхая, махнула с глаз слезинки.

— Ну, будя вам. Затопите совсем.

Пока Красава обнимала Борзяту, облегчённо выдохнул: "Ну, слава Богу. Без потерь среди своих". Обернувшись, окликнул Дароню:

— Что там, сильно Михася поранило?

Отозвалась Дуня:

— Не, через недельку забудет.

Михась Колочко, кривясь от боли, постарался улыбнуться.

Парни шмыгали по настилу. Хватая убитых врагов за руки и за ноги, скидывали вниз. Раненые отправлялись туда же. Валуй парней не осуждал. Сам сделал бы так же. Никто их сюда не звал.

Янычары внизу утаскивали раненых, взвалив их на спины. Помогали им турки, или кто они там, в рваных зипунах, мужики, одним словом. Они опасливо поглядывали наверх, не прекращая таскать побитых. Немецкие лекари в смешных узких, словно дудочки, портках, метались от одного раненого к другому. Казаки не стреляли, хотя иной раз некоторые враги подставлялись под точный выстрел. Им до морковкина заговенья таскать теперь, не перетаскать. Пусть работают. Не хватало ещё трупной вони под стеной.

Постепенно стемнело. По настилу затопали сапоги — и к ним, запыхавшись, приблизился атаман Косой. Увидев Валуя, подскочил близко:

— Как вы тут, побитых много?

— Да вроде нет. — Лукин вдруг понял, что ещё не знает, сколько бойцов ранены и сколько в сотне убитых.

Ему вдруг стало стыдно — атаман, и не ведает:

— Сейчас точно скажу. — Он попытался подняться.

— Да сиди ты, не суетись. — Атаман положил тяжёлую руку на плечо, заставляя снова опуститься. — Потом доложишь, очухивайся покамест, не горит. Выход у тебя скоро.

— Какой выход?

— Сейчас бери сотню и за мной бегом марш — пойдём по темноте на вылазку — турки сейчас растеряны — само то их пощипать. — Он вдруг с сомнением оценил Валуя взглядом. — Сил-то хватит?

Лукин, ловя краем глаза обеспокоенность на лице Марфы, сидя выпрямился:

— Конечно, для такого-то дела!

— Тогда собирайся, как стемнеет, жду у ворот.

Они развернулись одновременно: Иван Косой уходить, а Валуй — собирать товарищей.

Дождались полной темноты. Месяц, поглазев немного на сотворённое человеком смертоубийство в устье великой реки, не вынес страшного зрелища, и половинка золотой чаши, словно отрезанная казачьей саблей, скрылась за проплывающей тучей. Казаки мысленно поблагодарили царицу ночи, им лишний свет сейчас только мешать будет. Наум Васильев замыкал колонну, ему следить, чтобы никто не потерялся и не отстал: в темноте всякое могло случиться. Михаил Татаринов, возглавивший вылазку, последний раз проверил заряженные пистолеты. Осип Петров, провожавший казаков, что-то тихо наговаривал ему. Перед тем как выходить, кто-то из казаков забрался на тумбу у ворот и ещё раз смазал маслом огромные петли. Беззвучно подняли мощный засов, и тяжёлая створка мягко поплыла, открывая проход.

Пять сотен рыскарей, вытянувшись в цепочку, осторожно потянулись в образовавшуюся щель. Три крепких, широченных бойца, Валуй узнал среди них двух братьев — Тимоху и Корнилия Зимовеевых, третьего не разглядел, с натугой подняли мостки из неоструганных плах. Приседая от тяжести, тянулись с ними в ворота, за стену. Там с помощью ещё нескольких казаков задрали мостки кверху. Тимоха упёрся ногами в один край, установленный на попа, второй медленно опустили на верёвке на ту сторону рва. Идти в темноте по разбитым турецким заплотам, накиданным в ямы, азовцы не решились. Можно и покалечиться.