Медленно поднималось за алевадой горячее солнце. Птицы пробовали голоса в густой зелени дубравы. Приученные лошади шагали тихо, но уверенно. Подгонять нужды не было. У границы леска остановились. Отправили вперёд шустрого Гераську разведать. Тот справился почти моментально. Казаки даже не успели обсудить, с какой стороны нападать будут. Выскочив из кустов, Гераська бегом рванул к Осипу:
— Их там более трёх сотен. Откуда взялись, не знаю.
— Там же, у реки?
— Ну да. Постов не выставили. Смеются. Говорят, казаки нас увидели — в штаны наложили.
Осип хмыкнул:
— Слыхали, други? В штаны мы наложили!
Дружный смех сказал больше, чем объяснил бы грамотей множеством слов.
— Как у опушки будем, так сразу без команды пики к бою, сабли вон. Не медля, покуда они там посмеиваются. А сейчас за мной марш!
Казачья дружина сдвинулась с места и потекла, раздаваясь во все стороны, охватывая весь лесок и даже выбираясь за него, там, где татары не могли увидеть. Осторожно приблизились к последним деревьям. Осип высмотрел за листвой первые вражьи спины. До них оставалось не более сотни сажень. Самое подходящее расстояние для конной атаки. Остальные казаки уже горячились с правой и с левой руки. Он поднял саблю, и сильный удар пяток бросил лошадь в галоп. Первые казаки буквально выпрыгнули из зарослей. В один миг за ними набрали скорость и остальные.
Толкая лошадь, Валуй поймал себя на мысли, что ни капли не волнуется. Только полное напряжение мышц и привычные телу разогревающие махи саблей. Война для Лукиных началась уже давно, с того самого момента, как ногаи окружили их с братом на берегу Донской протоки, и с тех пор враги лишь иногда брали небольшие паузы, может, чтобы силы восстановить. Поскольку доставалось им кажный раз изрядно. И сегодня начинался очередной отрезок его и братьев боевой жизни. Он на мгновенье скосил глаз в сторону. Успел увидеть сосредоточенное лицо Борзяты, за ним разглядел точеный профиль Дарони, мелькнул чуб Космяты, джаниец Герасим геройски раздувал длинный ус, будто ветер колышет. Пахом устроился привычно за спиной — все его товарищи, друзья — все здесь. С ними можно не бояться, что враг подкрадется с боку или со спины. Валуй выкинул саблю вверх для первого удара и тут же опустил её на перекошенное ужасом лицо крымчака.
Татары не успели толком организовать оборону, и даже натянуть тетивы луков казаки им не позволили. Несколько крымчаков лишь успели сорвать с плеча оружие, но и только. Пара крымчаков, заскочив в сёдла, рванули назад, намереваясь укрыться за выступом леса. За ними бросились в погоню пяток казаков. Лишь спины мелькнули, и в следующий момент лошади замедлились — татары не добрались до леса: метательные ножи Власия Тимошина сбросили их в траву. Быстро всё было кончено. Валуй даже почувствовал лёгкое неудовольствие от скоротечности боя. Он успел зарубить всего двух врагов. Похоже, его настроение разделял и Борзята:
— Что-то махом они кончились. — Он вытирал саблю о рукав зипуна. — Я только троих-то и уговорил. А ты?
— А я двоих.
— Хе, — хмыкнул брат. — Слабак.
Валуй невольно улыбнулся. Брат всегда такой. Не поддев близкого, и ложку ко рту не поднесет.
Осип с Наумом уже отъезжали в сторонку от кучи лежащих в разных положениях тел. Они остановили коней так, чтобы виделись все стороны от пятачка у реки, где порубили татар.
— Собирайте оружие, ремни проверьте, коней ловите и назад по-быстрому. — Василёк озабоченно вглядывался в завиток леса, из-за которого и выехали первые дозорные татары. — Как бы их товарищи не подоспели.
Попрыгав с лошадей, станичники, поспешая, начали поднимать с земли оружие. Валуй с товарищами, окружив, согнали разбредшихся лошадей. Сторожко оглядываясь, сразу погнали табун к крепости.
Рассвет уже утвердился на Донской земле. Тёплое солнце осветило кончики высоких шапок, уши лошадей. Птицы, было притихшие, снова распевали побудные песни.
Загнав лошадей за ворота, Космята окликнул встречавшего их грустного Василька. Как же, опоздал саблей помахать. Младший братишка поставил своего не уставшего скакуна в конюшню, дверь хлопнула:
— Ну, чего?
— Говорят, у меня тут земляки появились? — Космята, водил свою кобылу по кругу, остужая.
— А, ты про парней осколецких? Точно, есть такие. — Василёк расплылся в улыбке. — Мировые хлопцы. Привести их?
Космята неуверенно пожал плечом:
— Да чего сразу привести? Сам дойду. Где они обитают?
— А здесь недалече, Фроська им пустой курень выделил. Как раз должны быть дома. Айда, покажу.
Степанков оглянулся в поисках ведра под воду:
— Давай, пока атаманы не трогают, сходим.
Узкие улочки города почти не изменились с турецких времён. Разве что дувалы почти все стояли разрушенные — казаки не привыкли жить за ограждениями. Быстро нагревающийся воздух, казалось, горячим паром висел меж глинобитными домиками: ещё утро, но уже душно. И отошли вроде недалеко, но потом облились не по разу. Василёк остановился перед ничем не примечательным куренем. Уже заходя, обернулся:
— Туточки они, голоса слышу. — И толкнул дверь.
Парни восседали за столом. На его струганой поверхности стояли три пустые тарелки с ложками. На звук разом обернулись.
— Здорово дневали, — первыми поздоровались Космята и Василёк.
Парни вразнобой ответили, закачалась скамейка, они поднялись навстречу. Степанков остановился, разглядывая хлопцев. Ребята ему понравились. Открытые, простые лица. От таких не ждёшь камня за пазухой, им можно верить и доверять.
— Вот. — Василёк выкинул руку в сторону Степанкова. — знакомтеся: Степанков Космята, земляк ваш. А это парни наши, он представил их по очереди. Космята поспешил взять инициативу в свои руки, всё-таки он тут старшой:
— Из Белгорода я, а вы, говорят, осколецкие?
— Точно так, — за всех ответил высокий паренёк со строгим взглядом светло-голубых глаз, Тимофей Савин, — казаки мы.
Степанков шагнул ближе, легко улыбнулся:
— Рад землякам, рад. Давайте, что ли, обнимемся?
Засмущавшиеся парни потянулись к Степанкову. По очереди обнялись. Василёк повернулся к другу:
— Ну, чё, я пошлёпал? Вы тут пообщайтесь.
— Ну, шлёпай. — Степанков уселся на лавку.
Увалень Афоня Перо поспешил к печке свежей постройки, загремели котелки:
— У нас кулеш горячий ишшо. Антошка варил.
Невысокий, чернявый и подвижный, как щуренок, Антошка Копылов опустил смущенный взгляд.
— Да я завтракал, — попробовал отбиться Космята.
— Ничего не знаем, — отрезал Тимофей. — Пока земляка не накормим, не отпустим.
Космята, притворно вздохнув, промолчал.
Пока он уминал полную тарелку казацкой каши, парни, усевшись напротив, неторопливо рассказывали о своих делах. Особенно Космяту заинтересовала история про предателей в крепости. Оказалось, что здесь побывал Наиль, ногайский мурза, когда-то державший в полоне Лукиных. А ребята геройские! Случайно став свидетелями разговора неизвестного засланца с мурзой, они тут же доложили о своих подозрениях Фроське. Вместе и задержали мужика, оказавшегося помощником одного из купцов. По голосу вычислили. Тот недолго молчал, казаки умеют разговорить. Кинув в рот последнюю ложку, облизал её:
— А что с Наилем-то, поймали его?
— Не, ушёл. Как только предателя на ярмарке взяли, ну, которого мы вычислисли, так тут же и исчез. — Антошка подпер рукой щёку. — Не споймали гада.
— Сейчас, поди, к туркам переметнулся. — Тимофей ходил вдоль стола. — С ворогами придёт.
— Это наверняка, — согласился Афоня.
Степанков постучал ладошкой по столу:
— Ничего, и на этого казаки управу найдут. Никуда не денется.
— Дай-то Бог. — Антошка широко перекрестился.
— Ну, да ладно, рассказывайте, как там у нас. Вы, когда сюда шли, в Белгород заходили?
Тимофей подпер спиной печку:
— Бывали, как же.
Степанков развернулся к нему:
— Давай рассказывай, мне все интересно, почитай, пять годков дома не бывал.