Театр скромненький, звёзд с неба не хватает, однако кое-какие удачи там случались. В предвоенные годы ещё бытовала допотопная манера «ходить на актёра». Она сохранилась с тех пор, когда на подмостках выступали легендарные артисты Мочалов, Ермолова, Мамонт Дальский. Кумиров имелось немало. Они попадались не только в ведущих театрах, но и во второстепенных. В частности, зрителей Театра Революции покорили Мария Бабанова (Диана в «Собаке на сене») и Юдифь Глизер (Елизавета в «Марии Стюарт»), При этом актёрский успех не имел прямо пропорциональной зависимости от качества пьесы. Например, в 1939 году театральная Москва повалила на Мартинсона, игравшего в ничем не примечательной пьесе «Павел Греков». Идейное содержание её проще простого: политическая слепота и забота о собственной карьере позволяют врагам нашей страны очернять и убирать из общественной жизни честных и порядочных членов партии.
Действие первых картин этой пьесы Бориса Войтехова и Леонида Ленча происходит в 1930 году в отдалённом пограничном районе Средней Азии. Сюда приезжает из Москвы 22-летний комсомольский работник Павел Греков. Ему поручено наладить оптимальным образом посевные работы и сбор урожая хлопка. (Правда, раньше он с этой сельскохозяйственной культурой совершенно не сталкивался. Ну, да где наша не пропадала.) В этих краях происходит жестокая борьба сторонников советской власти с басмачами, богатеями, баями и прочей нечистью, которых провоцирует на конфликт белоэмигрант Левицкий. В перечне действующих лиц про него сказано — «бывший офицер, тёмная личность». Он антагонист положительного Павла Грекова, можно сказать, его демон. Все беды происходят из-за этого недобитка.
Левицкого вообще можно считать героем второго плана. Он и появляется-то всего три раза. Сначала как неприкаянный бродит по стоянке тракторной бригады. Людей не хватает, каждый работник на счету. В принципе, бывший белогвардеец арестован, его должны отправить в райцентр, но пока пусть потрудится на благо Советской страны, поможет с севом. По тому, как держится Левицкий, как он разговаривает, за версту видно, что это отъявленный антисоветчик, никакой пользы от него не будет. Держится среди хлопкоробов он независимо, постоянно иронизирует, обращается ко всем «мон шер», вставляет в речь другие французские словечки. Он кичится своим аристократическим прошлым, с тоской вспоминает о нём, каламбурит. Про кого-то из петербургских знакомых рассказывает: «Он говорил, что пули вредны для здоровья. Для моего здоровья тоже вредны пули. Я предпочитаю пульку в преферанс».
Разумеется, этот тип при каждом удобном случае помогает местным националистам и шовинистам проводить вредительские акции. Когда же Павел Греков хотел его прищучить, этот вражина сбежал.
Второй раз он случайно появляется в поезде, на котором Греков случайно едет в командировку в Москву. Прошло четыре года. Павел уже парторг крупной стройки. Завидев Левицкого, он опять хочет арестовать его. Уже пошёл за проводником. Но, как назло, с ним ехал сотрудник, некто Сорокин, который в глубине души симпатизировал врагам народа. Только Греков вышел, как:
«Сорокин (отпуская Левицкого, шепотом). Беги!
Левицкий бежит».
Под занавес третье появление матёрого врага — в кабинете начальника отдела НКВД, его приводят туда арестованного. Перетрусивший Левицкий сразу разоблачает своего союзника Сорокина, который украл у Грекова партбилет, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
Нужно обладать незаурядным артистическим талантом, чтобы на таком худосочном материале создать запоминающийся художественный образ. Мало того что посмотреть игру Мартинсона в «Павле Грекове» ломилась публика. Описание этой роли заняло место в истории советского театра. Из поколения в поколение передаётся, как роль Левицкого становилась полнокровной, приобретала необходимую объёмность, а также идейную заострённость. Он появлялся в убогом наряде, с которым контрастировали его пижонские замашки. Чувствовалось, ему противно всё окружение, сплошная голытьба — хлопкоробы и трактористы. Прошло четыре года, и в вагоне скорого поезда Левицкий одет прилично, обрёл уверенность. Лишь встреча с Грековым сбила с него спесь — приходится срочно бежать. Всё же милиционеры его задержали. И в кабинете следователя этот щёголь опять появляется в непрезентабельном виде: небритый, нечёсаный, в замызганной одежде. Под стать лохмотьям и его унылое настроение, он потерпел фиаско. Единственное, что его хоть как-то поддерживает, так это то, что он может насолить своему соратнику Сорокину. Мол, мне плохо, но тебе, гаду, будет ещё хуже. Мартинсон сумел досконально разобраться в психологии врага и точно выверенной мимикой, выразительным взглядом ему удалось передать душевное состояние Левицкого.
Пьесу Войтехова и Ленча «Павел Греков» ставили по всей стране, трудно назвать крупный город, где бы она ни шла. Сейчас же о ней ни слуху ни духу. Мне посчастливилось как сатирику часто общаться с одним из двух её авторов — Леонидом Сергеевичем Ленчем. Доброжелательный человек, он на правах классика жанра опекал начинающих юмористов, всячески помогал нам: давал рекомендации для вступления в Союз писателей, «пробивал» гостевые билеты в ЦДЛ, писал рецензии. Нельзя сказать, что он замкнутый человек, скорее разговорчивый. Тем не менее я никогда не слышал от него ни слова об этой пьесе. Он рассказывал о чём угодно: о своих гимназических годах, об Ильфе, о вышедших и готовящихся книгах. Лишь о нашумевшем «Павле Грекове» не заикался.
Потом мне объяснили, что Леонид Ленч в основном писал диалоги, а сюжет пьесы придумал талантливый журналист Борис Войтехов. Он считал себя в этом тандеме ведущим. Поэтому львиная доля лавров досталась ему. Борис Ильич сразу пошёл в гору, стал главным редактором молодёжного журнала «Смена», женился на восходящей кинозвезде Людмиле Целиковской, имел много заказов на новые пьесы. Однако они получались у него совсем слабыми. А человек был незаурядный, фонтанировал идеями. В 1960-х годах возглавил быстро ставший популярным еженедельник РТ — «Радио — телевидение». Прекрасно оформленный, содержательный, в нём работали многие молодые, ставшие со временем известными журналисты. В том числе и один из отцов-основателей «Клуба 12 стульев» «Литературной газеты» Виктор Веселовский. Он был моим «шефом», когда я работал там в 1983 году. Виктор Васильевич часто вспоминал о сотрудничестве с Войтеховым, рассказывал о его причудах. Например, тот на седьмом десятке впервые прочитал «Тамань» Лермонтова. Она ему настолько понравилась, что он решил напечатать её в РТ. Без всякого повода, не было никакого юбилея, без какого-либо редакционного объяснения. Просто взяли и напечатали.
Но вернёмся к нашему герою. Следующим успехом Театра Революции стало исполнение Мартинсоном роли Карандышева в «Бесприданнице».
В театре, как и в других сферах жизни, тоже существует мода. Например, в репертуаре. Вдруг один театр за другим начинают ставить какую-то пьесу. Когда зрителям предлагается произведение злободневное, оригинальное, такое стремление понятно. Однако порой тяготение к той либо иной пьесе столь загадочно, что иначе как модой это не объяснить. На худой конец мистикой.
Такое порой случается: неоценённое при жизни автора произведение через много лет становится вдруг чуть ли не культовым, и прежнее прохладное отношение преподносится как курьёз.
Возьмём хотя бы «Бесприданницу» Островского. Как пошли с первой постановки одна неудача за другой, так и продолжались. Несмотря на то, что в бой бросалась «тяжёлая артиллерия», лучшие актёрские силы того времени: Савина, Комиссаржевская, Садовский. Постепенно эту пьесу подзабыли. И вдруг, в 1930-е, произошла метаморфоза, настоящий бум, один спектакль за другим — Ленинград, Ярославль, София, Баку… В Москве историю о бедной девушке, ставшей жертвой бездушных богатеев, решил показать Театр Революции, чьё название меньше всего соответствовало излишней слезливости.
Ставил «Бесприданницу» Юрий Александрович Завадский, ученик Евгения Багратионовича Вахтангова. Мартинсон играл заурядного почтового чиновника, безответно влюблённого в красивую бесприданницу Ларису. Та, в свою очередь, влюблена в богатея Паратова, который, разорившись, преследует свои интересы и намерен жениться на другой.
