Советский киновариант сказки получился удачным. В первоисточнике Шарля Перро она тоже производит нужный эффект — приучает к работоспособности, вселяет оптимизм. Но кино заметнее и проще для восприятия. Особенно если перенести сюжет на экран умеючи, с привлечением лучших сил. Именно это и сделали ленфильмовцы, ведомые режиссёрами Надеждой Кошеверовой и Михаилом Шапиро.
Сейчас трудно сказать, кому первому пришла идея о таком фильме. Творчество, особенно «многолюдное», как, например, кино, процесс итеративный, многие события тут не фиксируются во времени, одно дополняет и развивает другое. Всё же отправной точкой можно считать случайную встречу в конце войны, когда, возвращаясь поездом из эвакуации, артистка Янина Жеймо и кинорежиссёр Надежда Кошеверова оказались попутчицами. У скромной миниатюрной травести был такой забитый вид, что Надежда Николаевна посочувствовала, мол, вам сейчас впору играть Золушку.
Через какое-то время в Ленинграде режиссёр рассказала о той встрече своему бывшему мужу Николаю Акимову, с которым она сохранила хорошие отношения. Тот загорелся идеей и принялся уговаривать драматурга Евгения Шварца написать сценарий. Они были давними соратниками, Акимов хотел ставить «Тень» и «Дракона». Евгений Львович не устоял перед его напором, написал, режиссёр подала заявку на студию. 29 мая 1945 года на заседании художественного совета «Ленфильма» «Золушка» была утверждена к производству.
Однако прежде чем говорить о кинокартине, давайте представим в общих чертах, какая обстановка сложилась в ту пору в стране, взглянем на «пейзаж после битвы».
В послевоенные годы несколько вырос уровень жизни советских людей в городах. В декабре 1947-го была отменена карточная система распределения продовольственных и промышленных товаров. Одновременно прошла денежная реформа, в ходе которой был произведён обмен старых денег на новые из расчёта десять к одному. Реформа оздоровила финансовую систему как таковую, однако на практике привела к изъятию у населения наличных средств и отрицательно сказалась на благосостоянии советских людей. После 1947 года регулярно, каждую весну, происходило снижение розничных цен в городах. Они снижались пять раз. Цены на потребительские товары в сельских магазинах официально были выше, чем в городских. Росли и общественные фонды потребления, в том числе суммы отчислений на социальное страхование, пособия одиноким и многодетным матерям, стипендии учащимся. Ширились масштабы жилищного и культурно-бытового строительства, правда, они отставали от темпов роста городского населения, большинство которого проживало в бараках, коммунальных квартирах или общежитиях. Повышение уровня жизни горожан достигалось в основном за счёт выкачивания всё новых и новых средств из деревни, влачившей жалкое существование.
Война тяжело отразилась и на состоянии сельского хозяйства. В деревнях почти на треть сократилось число трудоспособного населения, уменьшились посевные площади, была уничтожена значительная часть скота, предельно износилась сельскохозяйственная техника. Крупнейшие заводы сельскохозяйственного машиностроения — Сталинградский и Харьковский тракторные, Ростсельмаш — за годы войны оказались почти полностью разрушенными. Единственным средством выживания крестьянства стало личное подсобное хозяйство, которое даже выросло за годы войны. Глубочайший кризис, переживаемый сельским хозяйством, усугубила катастрофическая засуха 1946 года, поразившая наиболее плодородные регионы страны — Поволжье, Северный Кавказ, Центральную чернозёмную область, Украину и Молдавию. В 1947 году в эти районы приходит голод, что усилило массовый отток людей из деревни.
Резонно было задаться вопросом — пойдут ли в это несытое время люди в кино? До сказок ли тут, если приближается твоя очередь убирать места общего пользования в многонаселённой коммунальной квартире? Если сын, вот хулиган-то вырастет, на днях разбил мячом стекло у соседа, и теперь придётся платить, а денег и без того не хватает. А больные родители? А муж, вернувшийся с фронта, раненый и контуженный?..
Да, пошли и смотрели. Фильм был готов в апреле 1947 года и стал одним из лидеров проката — занял четвёртое место, его посмотрели свыше 18 миллионов зрителей.
Давайте вспомним непосредственно сказку Перро, подарившую киношникам фабулу. Вдовец-дровосек, его дочка, мачеха с двумя дочерьми. Фея с её благодеяниями, счастливый брак Золушки и принца. Всё просто, без затей. Короля у французского писателя практически нет. Он упоминается мельком один раз. Когда нарядная Золушка впервые приехала на бал, собравшиеся были поражены её красотой. «Даже сам старик король не мог на неё наглядеться и всё твердил на ухо королеве, что давно не видел такой красивой и милой девушки». Этим дело и ограничилось. Поэтому в буквальной экранизации Гарину делать было бы нечего. Но ведь ленинградцы собирались снимать фильм не только для детей, им хотелось создать универсальное произведение, которому «все возрасты покорны». Стало быть, советскому сказочнику Евгению Шварцу придётся писать оригинальный сценарий.
Проделав филигранную работу, Евгений Львович прекрасно справился с этой задачей. Оставив почти революционную идею подлинника — кто был никем, тот станет всем, — драматург не просто осовременил сказку, а наполнил её сочными, столь заманчивыми для артистов характерами, одарил персонажей прекрасным, афористичным текстом. Не случайно цитаты из фильма вошли в повседневный обиход наших людей: «У меня такие связи, что сам король может позавидовать» (Мачеха); «Неужели это я?» (Золушка); «Очень вредно не ездить на бал, когда ты заслуживаешь» (Фея); «Я не волшебник, я только учусь» (Мальчик-паж)… Одной из самых заметных в «Золушке» стала фигура Короля, которого сыграл Гарин.
Уже на стадии сочинения сценария было ясно, что главную героиню должна играть Жеймо, эта потомственная циркачка уже раз двадцать снималась в кино, хорошо держится перед камерой. Другие варианты не рассматривались. Сразу на роль Мачехи была выбрана Фаина Раневская. На остальные пробовались многие артисты. В частности, на роль Короля претендовали Константин Адашевский и Юрий Толубеев. Последний по иронии судьбы однажды уже был королём у режиссёров… Гарина и Локшиной в «Принце и нищем».
Сейчас трудно представить в этой роли другого артиста. Впечатление, что фильм снимался именно для Эраста Павловича. Сначала на экране появляется королевский герольд. Он сообщает о предстоящем во дворце бале, о том, как трепетно готовится к нему Король: встал в пять часов утра, вытер пыль, побывал в кухне, теперь бегает по дороге — проверяет, всё ли в порядке. На общем плане видно, как несколько человек — Король и свита — бегают возле дворца. Неподалёку лесничий рубит сухое дерево, и тут к нему подходит Король. Он интересуется жизнью лесничего и, когда узнаёт про деспотичный характер его супруги, убит горем. Он так огорчён тем, что в его королевстве есть неблагополучные семьи, что готов отречься от престола. Мол, виноват, не сумел наделить всех счастьем, недостоин быть королём. Однако как быстро вспылил, так же и остыл. Пригласил лесничего и Золушку на бал, после чего обуреваемый заботами побежал дальше.
Прежде чем говорить о его игре, давайте посмотрим, что писал об артисте в своих дневниках хорошо разбирающийся в людях Шварц. Он признавал, что Гарин — человек далеко не простой. «Тут надо мне будет собраться с силами. Тут я не знаю, справлюсь ли. Это фигура! Лёгкий, тощий, непородистый, с кирпичным румянцем, изумлёнными глазами» — так написал Евгений Львович в дневнике 4 апреля 1955 года. И на следующий день продолжил: «С изумлёнными глазами, с одной и той же интонацией всегда и на сцене и в жизни, с одной и той же повадкой и в двадцатых годах и сегодня. Никто не скажет, что он старик или пожилой человек, — всё как было. И кажется, что признаки возраста у него — не считаются. И всегда он в состоянии изумлённом. Над землёй… У него есть подлинные признаки гениальности: неизменяемость. Он не поддаётся влияниям. Он есть то, что он есть. Самоё однообразие его не признак ограниченности, а того, что он однолюб. Каким кристаллизовался, таким и остался. Он русский человек до самого донышка, недаром он из Рязани. Он не какой-нибудь там жрец искусства. Разговоры насчёт heilige Ernst просто нелепы в его присутствии. Он — юродивый, сектант, старовер, изувер в своей церкви. Он проповедует всей своей жизнью. И святость веры, и позор лицемерия утверждает непородистая, приказчицкая его фигура с острым и вместе вздёрнутым носом и изумлёнными глазами. Чем выше его вдохновение, тем ближе к земле его язык, а на вершинах изумления — кроет он матом без всякого удержу»{93}.
