Офицер. Не ври, негодяй! Это не цикорий! Водка!
Солдат. Это потому, что цикорий очень плохой присылаете. Раньше, бывало, выпьешь, закусишь цикорием и дыши хоть на самого фюрера. А теперь хоть вагон изжуй, всё равно водкой пахнет.
Офицер. Не дыши в мою сторону, негодяй! Так, значит, всё-таки пил водку?
Солдат. Так точно, господин инспектор! Перед наступлением с разрешения начальства.
Офицер. Ах, вот как?! Алкоголь перед наступлением одобрен высшим командованием! Да, можешь дышать в мою сторону! (Напевает: «Ах, мой милый Августин…») Сколько времени продолжалось ваше сегодняшнее наступление?
Солдат. Два часа сорок минут, господин инспектор. Если не считать в оба конца.
Офицер. Вот как? Значит, вы наступали в двух направлениях?
Солдат. Так точно! Туда и обратно!
Офицер. Почему же обратно?
Солдат. Водки не хватило, господин инспектор! Мало выпили.
Офицер. Можно было пить больше!
Солдат. Это тоже не всегда помогает. Вот вчера должны мы были идти в атаку. Дали нам водочное довольствие. Ахнули мы по одной, ахнули по другой и подошли к расположению противника. И показалось нам спьяну…
Офицер. Что?
Солдат …Что мы совершенно трезвы. А разве трезвым до атаки! Повернули и пошли назад.
Офицер. Чёрт!
Солдат. А вот был ещё такой случай. Дали нам по стакану водки и повели в наступление. И вот уже противник у нас в глазах двоится. И каждый красноармеец нам за четверых кажется.
Офицер. Почему же за четверых? Если двоится, так за двоих!
Солдат. За двоих он нам и без водки кажется!
Офицер. Мерзавец! Надеюсь, что хоть в твоих письмах звучат бодрые и воинственные слова?
Солдат. Так точно, звучат, господин инспектор!
Офицер. Молодец! В таком случае ты должен писать как можно чаще! Сколько писем ты написал жене за эту неделю?
Солдат. Ни одного, господин инспектор!
Офицер. А за прошлую?
Солдат. Тоже ни одного!
Офицер. Что ж, у тебя нет желания написать своей жене?
Солдат. Желание есть, а вот жены нету.
Офицер. Ну а родня у тебя есть?
Солдат. Из родни у меня, господин инспектор, всего-навсего половина тётки осталась.
Офицер. Почему же половина?
Солдат. А вот она сама пишет: «Дорогой племянничек! Когда же наконец кончится эта проклятая война!..» Это не то. «Говорят, вас сильно разбили…» И это тоже не то… «В магазинах ничего нет, все страшно похудели. От меня осталась половина». Видите, половина тётки осталась.
Офицер. Знаешь, мне не нравится это письмо. Я не вижу в твоей тётке бодрости. Чем ты это объясняешь?
Солдат. Очевидно, бодрость у неё осталась в той половине, которая пропала, господин инспектор.
Офицер. Но раз у неё пропала бодрость, ты должен написать ей письмо, полное мужества и горячей уверенности в нашу молниеносную победу. Садись и пиши, я тебе продиктую. Пиши: «Дорогая тётушка!..»
Солдат. Дорогая тётушка…
Офицер. Не верь слухам…
Солдат. Не верь слухам…
Офицер. Верь только мне.
Солдат. Верь только мне…
Офицер. Знай, что мы не разбиты…
Солдат. Знай, что мы не раз биты…
Офицер. Точка.
Солдат. Точка.
Офицер. Написал?
Солдат. Написал.
Офицер. Прочти!
Солдат. Дорогая тётушка! Не верь слухам! Верь только мне. Знай, что мы не раз биты.
Офицер. Болван! Ты написал «не раз биты» отдельно. Тут «не разбиты» вместе!
Солдат. Ах, вместе! «Знай, что мы не раз биты вместе…» Вместе с кем? С румынами?
Офицер. Болван! Ну что ты написал? Начни снова. «Дорогая тётушка!»
Солдат. Дорогая тётушка!
Офицер. «Верь доктору Геббельсу, который пишет сводки…»
Солдат. Вот оно что! Теперь понятно! Геббельс пишет с водки?!
Офицер. А ты что, этого не знал, что ли?
Солдат. Догадывался, господин инспектор! Действительно, то, что пишет доктор Геббельс, можно писать только с водки!
Офицер. Это ложь! Доктор Геббельс никогда не пьёт! Доктор Геббельс заведует пропагандой и печатью и спаивает настоящих немцев воедино. Понял?
Солдат. Что ж здесь непонятного? Сам, значит, не пьёт, а других спаивает. Хитёр!
Офицер. Удивительный дурак! Пиши побыстрей! «Все люди…»
Солдат. Все люди…
Офицер. «В тылу и на фронте…»
Солдат. В тылу и на фронте…
Офицер. «Знают, что Гитлер поразит весь мир…» Написал? Прочти.
Солдат. Все люди в тылу и на фронте знают, что Гитлер — паразит.
Офицер. Дальше.
Солдат. А что ж тут дальше? Все люди знают: паразит, и всё тут! Точка!
Офицер. Болван! Негодяй! Встать! Чтоб духу твоего здесь не было! А ещё ариец!
Солдат. А здесь, господин инспектор, кроме как от вас, арийским духом ни от кого не пахнет. Я — австриец.
Офицер. Плохо дело, когда такой дурак, да ещё под мою диктовку, мог написать подобное письмо. Что же тогда пишут с фронта умные люди?..»{92}
Эраст Павлович безмерно любил этот остроумный скетч с блестящими диалогами, который после выхода фильма на экраны приобрёл большую популярность в армейской художественной самодеятельности.
Следующий фильм с его участием назывался «Швейк готовится к бою». Структура картины была сродни «Киносборникам». Пунктиром показаны приключения Швейка в захваченной немцами Праге. Как всегда, завзятый балагур рассказывает окружающим забавные истории, которые разыгрываются на экране. В фильме всего две новеллы, Гарин играет в первой из них — «Моды Парижа», автор сценария и режиссёр Климентий Минц.
Действие происходит в модном магазине французской столицы, оккупированной немцами. Под давлением обстоятельств работники магазина вынуждены поменять витрину. На ней красовались сидящие за столом женская и мужская фигуры, демонстрирующие изысканную одежду. Сейчас от оккупантов поступило распоряжение: мужчина должен показывать форму немецких вояк. Уже изготовлен манекен, работник магазина Франсуа (Гарин) вот-вот должен установить его в витрине.
Неожиданно в магазин заходит наглый немецкий офицер (его роль играет ещё один замечательный комик Сергей Мартинсон). Внешне он как две капли воды похож на новый манекен. Офицер накупил для своей фрау женских нарядов и украшений на большую сумму. Когда же понадобилось расплачиваться, он полез во внутренний карман кителя и вдруг, вместо бумажника, достал пистолет. Офицер забрал у перепуганного хозяина покупку. Однако, прежде чем уйти, присел на стул, снять прилипшую к сапогу бумажку. А пистолет положил рядом на прилавок.
В это время из подсобки выходит Франсуа. Видит «манекен». Он сгрёб его в охапку, чтобы отнести на место. Тот стал вырываться, завязалась потасовка, в результате которой Франсуа без лишних слов схватил пистолет и застрелил фашиста. Затем он, директор (Пётр Галаджев) и продавщица (та самая Мария Барабанова из «Принца и нищего») усадили мёртвого оккупанта на стул в витрине и прикрепили на его китель ценник. Закончив таким образом работу над дизайном, вся троица с чувством хорошо исполненного долга покинула магазин «Моды Парижа»…
Эта картина на экраны не вышла. Она была запрещена по личному распоряжению начальника Главного политического управления Красной армии А. С. Щербакова без объяснения причин.
Относительно большую роль Гарин сыграл в ура-патриотическом фильме «Иван Никулин — русский матрос». При всём уважении к режиссёру Игорю Савченко эту его картину всё же следует отнести ко «второй лиге». В рейтингах советских фильмов, посвящённых Великой Отечественной войне, она упоминается крайне редко. Если же входит в список, то находится где-либо ближе к концу. В анналах осталась лишь проникновенно исполненная Борисом Чирковым песня «На ветвях израненного тополя…» (музыка С. Потоцкого, слова А. Суркова), она вообще считается одной из лучших о войне.
