— Что ты наделал?

— Миссия выполнена, Двадцать Шестой. Скоро вы почувствуете на себе гнев народа.

— Зачем ты это сделал, Мото?! Это из-за меня? Потому что я бросил тебя?!

— Дело не в этом.

— А в чем?!

— Таков приказ, и он не обсуждается. — Мото отошел и встал на краю здания, достал пистолет и прислонил его к виску.

— У тебя ведь нет пуль, избежать ответственности не выйдет!

— Нет ли? — глаза робота снова мелькнули, и он прошептал: — Прости меня, Ти.

Прогремел выстрел, и из головы Мото посыпали искры. Тело пошатнулось, накренилось вперед и резко назад, через ограждение. Последнее, что услышал Двадцать Шестой — глухой удар о землю, под крики и выстрелы, доносившиеся с экранов по всему городу. Видео перестрелки с митингующими предстало на общее обозрение. Мото выполнил свою задачу.

Двадцать Шестой окинул взглядом город. Он пытался высмотреть каждый экран, который попадал в поле его зрения.

— Вещают со всех, — неутешительно заключил он. — Мото, что же ты наделал, черт тебя возьми. — В его голосе звучали нотки злости и сожаления; злобы, потому что верный товарищ, для которого он хотел, как лучше, воткнул нож ему в спину подобным образом; сожаления, так как не подумал о том, что мотоциклу нужна будет помощь, необходимо будет влиться в новый мир, где он уже не чей-то слуга, но самостоятельная личность.

— Что будешь делать, солдатик? — прозвучал откуда-то сверху голос Тэс.

— Необходимо прервать трансляцию. Это не особо поможет, но, хотя бы, некоторые из жителей ее не увидят. — Робот посмотрел на ладонь и задумался: «Выдержит ли? Другого варианта нет все равно». Он вытащил шнур подключения, и обмотал им антенну, дернул пару раз, чтобы убедиться в крепости узла. — Ну что же, «Джеронимо»?! — Двадцать Шестой разбежался и прыгнул вниз с крыши. Провод натянулся струнной и отпружинил робота вверх. Тот ухватился за него второй рукой, приметил точку приземления напротив, и всем весом тела разогнал себя вперед, пробив окно телестудии. Кубарем завалившись внутрь, Двадцать Шестой стряхнул с себя стекла и поднялся на ноги, как ни в чем не бывало. Работники телебашни уставились на незваного гостя, заприметили метку на его шее, и спокойно стали ждать приказаний.

— Я так понимаю, у нас внезапные профилактические работы наметились? — спокойно, без капли удивления, спросил робот с видеокамерой вместо головы.

— Как можно живее, — ответил солдат.

— Вырубайте, — он махнул рукой, и студия вмиг погрузилась во тьму. — Хочу только заверить вас, уважаемый, что последствия никуда не денутся, несмотря на прерванную трансляцию.

— В курсе, но они хотя бы не усугубятся.

— И то верно.

Перед тем, как Двадцать Шестой ушел, босс-оператор остановил его вопросом.

— Это правда?

— Да.

— Но зачем так жестоко?

— С нарушителями порядка по-другому нельзя. Что бы вы сделали на нашем месте?

— Поговорил.

— Мы…, — он замялся, — точнее, я — пытался. Но жители выбрали агрессию.

— Так вы стреляли в них! Естественно, что они решили обороняться.

Двадцать Шестой подошел к оператору и схватил его за горло.

— Слушай меня ты, несчастный! Я старался минимизировать потери, хотел, чтобы все обошлось без стрельбы, мирно! Я единственная машина из отряда, которая старается с вами, кусками ржавого металла, вести дела спокойно. Но вы всегда норовите выделываться, сопротивляться. Будь на моем месте Шестнадцатый, вас давно бы отправили в Рифордж без вопросов. Порой, мне начинает казаться, что роботы понимают только один язык — силы, и никакой другой. — Он отшвырнул от себя оператора, и тот врезался в пульт управления. — Оставайтесь на месте. Через несколько минут, к вам придут чистильщики.

— За что?! — возмутился телевизионщик.

— За лишние вопросы.

— Чертова государственная псина, — пробормотал себе под камеру робот, когда Двадцать Шестой скрылся в дверном проеме.

На улице было тихо, даже слишком. Никого из гражданских, никакого транспорта. Казалось даже ветер перестал шуметь. Подобное в природе, чаще всего свидетельствовало о приходе сильного шторма, вот только небо было чистым. Пройдя несколько кварталов к месту перепалки, Двадцать Шестой увидел причину тишины.

У общежития толпилась черно-матовая туча полицейских. Все, как один, были похожи друг на друга. Единственное отличие — метка с номером Восемьдесят Четыре, которая у каждого находилась на разных участках тела: у кого-то мелкой, еле видимой татуировкой на шее; у вторых — на шлеме; третьих вообще украшала громадная надпись на всю спинную пластину. Новый Отряд прибыл, и занимается зачисткой. Поскольку людей больше нет, основная задача солдат — патрулирование города и наведение «чистоты». Волнение росло уже после взрыва, а теперь, когда в свет просочились действия сотрудников охранительных органов, стоило ожидать массовых беспорядков. Двадцать Шестой предположил, что направить сюда подчиненных в таком количестве, около тридцати тел, — инициатива Лидера. Но, вырвавшаяся из общей кучи физиономия, посеяло сомнение.

— Хэй, начальник! — крикнул Двадцать Седьмой напарнику. — Жив, цел, провалил задание, а?

— Как видишь.

— Ничего, у меня все под контролем. Как только я увидел луч, сразу же понял, что дело воняет бензинчиком, и вызвал подкрепление к тем, которых позвал заранее для обработки бунтарей.

— Отрифорджил всех?

— Ага, — новичок встал в горделивую позу, скрестив руки.

— Нашел что-то в их памяти? Какие-нибудь зацепки? Лишнюю строчку кода?

— Ммм, нет, увы, — он помотал головой. — Но, думается мне, может твой беглец скажет нам чего. Ах да, он ведь расшибся в хлам. Очень «дальновидно», старшой, — Двадцать Седьмой сделал язвительный акцент на последнем слове, в очередной раз намекнув на провал командира.

— Его состояние не было бы проблемой, лишь бы блок памяти остался цел. Вот только, — Двадцать Шестой вспомнил последнее действие Мото, и его будто покрыло холодом; странное ощущение, которое никогда до этого не возникало, — он выпустил себе микросхемы. И, сдается мне, как раз по той причине, что мы могли бы залезть к нему в голову.

— А вот это, — Двадцать Седьмой поднял вверх указательный палец, — супер дальновидно.

— Тем не менее, зацепка у меня есть, — Двадцать Шестой изобразил пиксельную ухмылку на видеомаске. — Пойдем.

— Куда?

— К трупу.

— Так он тут.

— Когда вы успели?

— Пару минут назад. Я направил парочку солдат к телестудии. Половина произвела зачистку сотрудников башни, другие же забрали останки беглеца, заодно и зевак отформатировали. А ты думал, чего так в округе тихо? Скажи спасибо мне.

— В другой раз. Где он?

— Да вот тут, — новичок указал пальцем на белую ткань в масляных пятнах, раскинутую на асфальте.

Двадцать Шестой подошел и стянул тряпку.

Корпус Мото напоминал пережеванную до нельзя жвачку: оторванные руки; мятое, искорёженное тело; половина простреленной головы, и осколки стеклянной маски; провода-кишки, торчащие из каждой конечности, распластались цветастым узором в лужицах желтого масла. Двадцать Шестой провел пальцем по жиже, потер костяшками и всмотрелся.

— Примесей гемо нет.

— И?

— Значит Дивизофикация в нем не произошла.

— Ну, так оно и понятно было.

— Нет, не было. Как я понял из того, что происходит, только роботы под гемо начинают задумываться о том, что их окружает: о проблемах общества, о своем положении в нем и прочем. Чистомасляным, будем называть их так, глубоко плевать, кто там тебя избивает дубинкой и за что. Они просто выполняют свою работу машинально. К примеру, однажды я выгуливал пса в парке, и видел кучку клерков, мчащихся по дорожке плотной змейкой. Или на пешеходном переходе, да даже идя с работы. Мы просто выполняем свою задачу и не задумываемся о том «Зачем», важно, чтобы она была сделана.

— Намекаешь, что этому, — Двадцать Седьмой пнул труп ногой, — жмуру, поставили задачу устроить бунт?