— Но ведь…это ограничение…

— Нет. Никто и никого не ограничивает. Думай, что хочешь и делай, что хочешь, главное не нарушать естественный порядок вещей, — он сжал ладонь в кулак, и первая шеренга файлов рассыпалась блестящей пыльцой. — Мы — гарант, — вторая шеренга запорошила следом. — Мы — причина спокойствия, — третья волна блесток взмыла вверх. — Мы — масло, смазывающее механизм, — четвертая линия файлов была стерта. — Неважно кто ты: друг, товарищ или сослуживец. Нарушил ход — готовься платить по счетам, — пятая шеренга голубоватой пыли посыпалась к ногам Шестнадцатого.

— Это — жестоко…, - я заметил, что проекция моего напарника изменилась, стала более угловатой, приобрела прежние роботизированные черты, — …после всех твоих слов в ДеЛореане, нынешние действия просто не укладываются в голове!

— Двадцать Шестой. Повторюсь, не важно кто ты: друг, товарищ или сослуживец, — Шестнадцатый подошел и встал рядом со мной. — Пока ты не пихаешь палки в колеса, все будет в порядке, — он протянул руку перед собой, и на месте стертых голубых файлов, появились новые, тёмно-серые. — Эта шестерня исправна, возвращаемся, — напарник обхватил невидимый шнур на своем затылке, и его аватар тут же исчез.

Не зря я стараюсь подавить свои «зависания». Из того, что мне пришлось лицезреть, это место — худшее, что может произойти с роботом. Лишиться сознания, потерять себя и быть замененным на то, что угодно другим! Какого черта, Шестнадцатый? Какого черта мы творим!?

Перепрограммирование завершилось. Шеренги из роботов начали распадаться, все двинулись, кто куда. Шестнадцатый наблюдал и сканировал каждого на наличие ошибок. Вдруг, что-то могло пойти не так, вдруг, кто-то смог сохранить остаток «себя» после Рифорджа. К его удаче, проблем не обнаружилось. Когда последний робот скрылся из вида, Шестнадцатый закрыл панель на запястье, и лишь произнес: «Продолжим».

Про людей никто не забыл. Действие электрошока еще не прошло, и они мирно лежали в луже дерьма, посапывая. Их спокойный сон нарушил Двадцать Шестой легким разрядом ошейников. Пленники еле открыли глаза, и первое, что они увидели — железная нога Шестнадцатого, летящая прямо им в головы. Глухой удар и стон разнеслись по воздуху. Со стен, в которые впечатались два тела, посыпалась кирпичная крошка с камнями. Скрипя песком и пылью на зубах, сплевывая кровь, люди пытались встать. Их тела дрожали, руки, то и дело, складывались, не давая возможности подняться. С трудом закрепив положение на четвереньках, под животы прилетела еще пара стальных ударов, и мужчины скорчились на асфальте. Еще пинок. Шестнадцатый не мог остановиться, и избивал лежачих по очереди, пока у одного из них изо рта не полилась рвотная, красно-зеленая масса.

— Ну все, хватит! — крикнул на него Двадцать Шестой. — Так и убить можно! Кого потом допрашивать?

Напарник резко остановился и осмотрел две избитые туши:

— Жизненные показатели — не критические. Еще пару ударов выдержат, — ответил Шестнадцатый.

— Серьёзно, перестань! — оттолкнул товарища Двадцать Шестой. — Я не собираюсь уменьшать шансы на получение информации лишь потому, что тебе захотелось поиграться в свою волю! Вероятность, что мы найдем еще один подпольный клуб с людьми — мала, так что, держи себя в руках. Узнаем, что нужно и дело с концом.

— Ладно. Приступай, — неохотно согласился Шестнадцатый.

Рядом со зданием, неподалеку, был расположен старый пожарный гидрант. Двадцать Шестой сорвал его заржавевшую крышку, и вода с шипением взмыла вверх. Поставив ногу на место прорыва, он направил струю прямо на пленников, смывая с них остатки фекалий, крови и рвоты. Закончив холодный душ, Двадцать Шестой смял верхушку гидранта и подошел к людям, усадил их вплотную к стене, попутно обдув горячим воздухом из своих рук.

— Какая роскошь перед смертью. Даже душ приняли. Может стейк им принесешь напоследок? — электронно усмехнулся Шестнадцатый.

— Это лучше, чем лицезреть их в таком мерзком состоянии, — ответил ему напарник.

— Твоя правда. Что дальше? Может дашь мне провести допрос?

— Нет уж, я сам.

Двадцать Шестой присел напротив людей и схватил каждого за горло. Ремни на шеях разомкнулись, и тут же заползли в запястья их владельца. Не разжимая хватки, из указательных пальцев робота вылезли тонкие иголочки, с синеватой каплей на конце. Молниеносным движением, иглы впились под кожу пленников; две-три секунды, и по их телу разнесется анестетик с примесью сыворотки правды. В этот же момент, человек, который пытался вырваться из ошейника в клубе, схватил Двадцать Шестого за руку и оттолкнул его ногой от себя и своего соперника. Он резко вскочил и взял камень, упавший со стены. Робот, вколовший ему сыворотку, размывался перед глазами. Все окружение плыло, звуки раздавались эхом, биение сердца невыносимо тарабанило по ушам. Дыхание начало сбиваться, пульс подскочил, по ногам распространилась колкая волна, сменяемая немотой. Бунтарь рухнул на колено и выронил свое орудие из рук. Более покладистый пленник сидел и наблюдал за происходящим, испытывая те же ощущения, но эффект был не такой не приятный.

— Видимо пришла пора вмешаться, — сжимая кулак, сказал Шестнадцатый. — Как всегда, ни с чем не можешь справиться, новичок! Сперва тот робот, теперь это жалкое создание…

— Нет, все под контролем, — оградил его рукой Двадцать Шестой. — Он сам все выдаст. Стой и смотри.

Бунтарь не шевелился. От бессилия, и бессмысленности своей затеи, он просто упал на спину. Тело потяжелело, словно само ядро планеты желало притянуть его к себе. Любая попытка поднять какую-либо конечность, отдавала сильнейшей вибрацией по мышцам и мерзкому покалыванию в коже. Мясо превратилось в камень, но даже у камня осталась часть, которая была жива и рвалась к действию. Губы зашевелились, сводимые судорогой. Рот открылся, и неподвижный кусок залился смехом, да таким пронзительным и звонким, что его глаза начали мокреть. Давясь слезами, человек пытался что-то сказать, но у него не получалось.

Прозвучал хлопок. Мужчину передернуло, и на его одежде зазияла дымящаяся дыра. Смех мигом стал тише, а дыхание начало выравниваться. Он закрыл рот и засопел с широко раскрытыми глазами.

— Мне надоело, правда, — устало выдал Шестнадцатый, пряча пистолет в отделение на ноге.

— Я же просил тебя не лезть! Какого хрена?! — обернувшись к напарнику, выпалил Двадцать Шестой.

— Эй…, - донеслось позади, — …мясники…

— Видишь? Живой. У меня не было мысли его убивать. Пока что. Просто решил угомонить, — указав на человека, успокоил Шестнадцатый.

— Вы…, - обратился лежачий к роботам, — я хочу поговорить с тобой…который, как тебя? Двадцать Шестой? Если твой старший изверг не будет лезть, то, может быть, разговор увенчается успехом для нас обоих.

Двадцать Шестой перекидывал взгляд с обездвиженного пленника на Шестнадцатого. Напарник ведет себя уж очень недоверчиво, постоянно вмешивается, не позволяет действовать самостоятельно. Он словно ребенок, который дал другу поиграть в игру, но вечно норовит выхватить джойстик, дабы показать, как надо правильно. Новичок? Машину, которая несколько лет работала и существовала тем, что втиралась в доверие к людям и вырезала поселения, теперь, при любом удобном случае, называют «новичком»? Я знаю свое дело, думал Двадцать Шестой, и Шестнадцатый должен это понимать, но тем не менее. Впервые за всю работу в паре, Двадцать Шестому очень захотелось вернуться к старому образу существования, к одиночным миссиям, где никто и никогда не скажет ему, что и как надо делать, и уж тем более не будет мешать.

— Ну? Чего стоишь? Иди, допрашивай, — приказал Шестнадцатый.

— Я не новичок, — еле слышно, произнес Двадцать Шестой.

— Что?

— Я не новичок! — повысив голос, повторил тот. — Смотри, как работают профессионалы, роботы, которые большую часть осознанной «жизни» посвятили охоте на людей!

— Чего это с тобой? — недоумевал Шестнадцатый.