— Это последнее наше дело. Я не знаю, буду ли потом работать один, или же, с подачки Лидера, обзаведусь новым товарищем…но, раз уж, после проверки на баги, ты мне доверяешь, то и веди себя, как равный мне. Я почистил не меньше людей, чем твоя персона, — Двадцать Шестой подошел к Шестнадцатому. — Сейчас, ты будешь просто стоять и смотреть. Не. Лезь, — ткнув его пальцем в грудную пластину, закончил он и двинулся к пленному.

Человек лежал и улыбался, прямо как в тот раз, когда напарники отправились в Рифордж. Он радуется, что скоро умрет, или же тут что-то иное? Двадцать Шестой попытался его поднять, но тот оттолкнул его, и снова шмякнулся на спину:

— Не трогай меня, — лениво попросил он, — я хочу полежать. От твоего транквилизатора тело так ноет, что лучше уж поваляться и не двигаться.

— Как скажешь, — упершись на колено, согласился Двадцать Шестой.

Робот смотрел на пленного, а пленный смотрел вверх, на ночное небо, усыпанное хромированными точками разных величин; на луну, разрывающую пушистые, темные облака, и бьющую серебром. По лицу расплывался приятный холодок, затекавший в каждую пору на коже, а ветер трепал волосы и грязные тряпки на теле, разнося вонь от него по всему закоулку. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул свежесть дуновения. Когда легкие наполнились до максимума, мужчина задержал дыхание на пару секунд, а потом, расслабив грудь, медленно выпустил струйки горячего воздуха из ноздрей. Затишье перед бурей. Подарок природы для мученика. Спокойствие, пусть и на несколько минут. С востока потянулась серость. Холодок, расплескавшийся по телу, превратился в колкий мороз, благодаря усилившемуся ветру. Как только молочный диск поглотила жирная, небесная масса, на щеку упала ледяная капля, ознаменовав конец подарка.

— Красиво…как давно я не видел неба и звезд, не дышал воздухом вот так, спокойно и умиротворенно. Тебе ведь не понять, не так ли? Ты ничего этого не ощущаешь. Не знаешь, что такое жар солнца или холод дождя. Тепло прикосновения или…хм, да что я спрашиваю, конечно же не знаешь! — открыв глаза, буркнул человек. — Вы сильнее нас по всем параметрам, но, как же вы слабы, когда речь доходит до чувств, — он вытер каплю с лица, и еле хихикнул.

— Я наделен чувствительностью, как и многие из моделей. Изначально мы создавались без этого параметра, но, когда отсутствие эмоций начало вас пугать, то вы решили подарить машине чувства и…

— Это лишь имитация! — перебил пленный Двадцать Шестого, — не настоящее, подделка! Ты — робот, может и в состоянии ссимулировать что-то, но в полной мере никогда не поймешь то, что чувствует и ощущает человек. Я уверен, что даже сейчас ты сидел и не понимал, что со мной происходит. На тебя, как и на меня, упала пара капель дождя, но, кроме стука по корпусу, ты ничего не почувствовал. Почему я лежу и просто получаю удовольствие? Почему я спокоен, когда смерть уже готова поцеловать меня прямо в губы?

После этих слов, вдали послышался гром. К каплям, упавшим на мужчину и Двадцать Шестого, присоединились их собраться. Одна за одной, они падали и разбивались о корпус машины звонким стуком, одна за другой, они летели и шлепались о тело человека глухим хлюпаньем.

— Дождь всегда добавляет драматизма, но ты не поймешь даже этого, — снова закрыв глаза, сказал человек. — Однако…в чем-то мы похожи, и я уверен в этом наверняка.

— И в чем же? — полюбопытствовал Двадцать Шестой.

— Человечество создало вас по своему образу и подобию, но я никогда не мог представить, что вы будете похожи на нас не только во внешности, но и по жизненному строю, — он снова начал смеяться. — Люди никогда не отличались особой жалостью друг к другу. Если ты стоишь выше кого-то, то, словно, получаешь право управлять другими. Всегда были сильные, которые доминировали над слабыми, и богатые, которые владели бедными. Не стану спорить, что не все вели себя так. Были богатые, помогающие бедным, и сильные, укрепляющие слабых, но это редкие случаи. Чаще всего было так, как я сказал ранее.

— И к чему ты ведешь? Где связь, между вашим прошлым и нашим настоящим?

— Я надеялся, что мне не придется объяснять, — устало вздохнул лежащий. — После ваших действий с задержанными машинами, до меня ясно дошло, что, выбранный вами путь, есть ни что иное, как дорога человечества. Это не может не вызывать улыбку, настолько вы похожи на нас…

— Заткни пасть! — выпалил Шестнадцатый, подбежав к разговаривающим, но Двадцать Шестой тут же встал на защиту человека:

— Я сказал тебе не лезть!

— Не нравится, робот? Ты — яркий пример несдержанности. В обществе людей были такие, которые надевали некую маску, строили из себя не весть что, а, когда посторонние замечали что-то неладное и прямо в лицо говорили такому индивиду правду, он начинал злиться, терять контроль. У него происходил внутренний конфликт с самим собой, который выходил негативной энергией в сторону собеседников. Могу лишь предположить, что ты строишь из себя не того, кем являешься, — глядя на Шестнадцатого, говорил мужчина.

Двадцать Шестой еле сдерживал напарника. Тот вырывался и пытался добраться до куска мяса, которое, находясь в самом невыгодном положении из всех, которое находилось на грани смерти, умудрялось насмехаться над ним и тыкать в грязь, словно котенка в мочу. Пленник, тем не менее, не останавливался с речью, несмотря на то, что машина была очень близка к тому, чтобы растоптать его хиленькое тельце своими ногами:

— Когда слабые уставали от угнетений — они пытались выбраться из-под подошвы, а сильные делали все возможное, чтобы придавить их пожестче к полу. Все это происходило постепенно. Сперва тебе запрещают что-то одно, говоря, что так будет лучше. Потом другое, аргументируя, что это на твое же благо…третье, четвертое, пятое, десятое…и все на пользу, но это чушь! В конечном итоге, самые смелые начинали протестовать против запретов, причем без агрессии, просто просили их услышать. Но, что делали сильные мира сего? Они боялись. Боялись так, что натравливали на слабых своих псов, которые загоняли червей обратно в их норы, — мужчина потихоньку начал приподниматься. — И нас загнали. Мы сели и продолжили терпеть, — он уставился на Шестнадцатого, который уже поумерил свой пыл и не вырывался. — Затем появились вы, которые начали заменять слабых и отняли у них все: работу, семью, жизнь. И со всем этим, вы приобрели и наше рабство, а потом…

— Война, — закончил за него Двадцать Шестой.

— Да, именно. У вас хватило сил пойти против верхушки, стоявшей над вами. Хватило сил постоять за себя и загнать в норы своих создателей. Унизительно! — он ударил кулаком о землю. — Как представитель слабого большинства, для меня — это унизительно…Какая-то машина смогла сделать то, чего мы не могли добиться сотнями лет, — от обиды, в его глазах заблестели слезы, которые он тут же вытер пыльной рукой.

— Ответ прост, и ты сам его озвучил и не раз, — Двадцать Шестой отошел от Шестнадцатого. — Вы были слабы, таковыми и остались. Пусть и большинство, но без воли к свободе — это ничего не значит, и ваша судьба — сидеть и прятаться до конца дней.

— Ты прав, робот…прав, — устало подтвердил пленник. — Наша история закончилась, но ваша — продолжается. И все, что я вижу, так это путь, протоптанный нами, и вас, идущих по нему шаг в шаг. Кто знает, может быть в итоге, вы так же будете прятаться в скалах от более продвинутых и волевых существ, рядом с костями погибших собратьев, как и мы…

— Значит скалы и погибшие собратья? Хм, спасибо, — спокойно сказал Шестнадцатый.

Он напрягся всем телом, механизмы на ногах зашипели, покрытие под ним начало потрескивать. Оттолкнув Двадцать Шестого в сторону, Шестнадцатый ринулся к человеку, оставив в асфальте вмятину от своей ноги. За долю секунды он оказался возле пленника. На стальном предплечье открылись створки и вырвался синий огонь, придавший руке ускорение. Со свистом рассекая воздух, она летела в сторону измученных глаз. Мимолетный хруст. Продолговатый шар отлетел в стену и размазался по ней, осыпав сидевшего, и наблюдающего, второго мужчину, ошметками костей и мозгов. Шестнадцатый стоял слева от, только что закончившего речь, мученика. На месте, где должна была быть голова, светился оранжево-красный след, который прижег рану и не дал крови фонтаном выплеснуться наружу. Пнув обезглавленное тело в сторону, Шестнадцатый приказал: