— Сделав Грега регентом? — недоверчиво спросил Тривет.

- А что еще я должна была делать? Появиться на заседании совета и сказать им, что парень, которого они даже не знают, будет править вместо меня, и сразу же отдать ему корону? Думаете, они не убили бы его при первой же возможности? Я выбрала единственный способ, который показался мне логичным. Грег станет регентом и будет править от имени наследника престола. А когда ребенок достигнет нужного возраста, станет королем. Миссия выполнена, — огрызнулась я. — Кроме того, нигде в пророчестве не говорится о том, что необходимо посадить на трон Грега или Мэг, только законного наследника.

— Ты хочешь сказать, что беременна? — Ниаме удивленно вскинулась.

— Грег знает, что ты беременна его ребенком, и все же вы расстались? Не верю, он не такой. Он бы этого не сделал, — покачал головой Тривет.

— Грег знает, что я беременна. Вот и все, — вызывающе ответила.

— Ты же не серьезно! Как ты можешь скрывать от него что-то подобное? — сердито воскликнул Тривет.

— Я могу и буду. И ты тоже ничего ему не скажешь! — произнесла твердым голосом, не терпящим возражений.

— Он имеет право знать правду! — Возразил Тривет и, не дожидаясь моего ответа, направился к двери.

— Не смей уходить! — крикнула, испугав Тривета.

— Если ты не собираешься говорить ему правду, это сделаю я, — произнес Тривет через мгновение голосом, от которого у меня по позвоночнику побежали льдинки.

— То, что я делаю или не говорю Грегу, не твое дело. Если когда-нибудь и расскажу ему правду о ребенке, то только тогда, когда сочту нужным.

— Я никогда не думал, что ты можешь быть такой бессердечной! — Затараторил Тривет. В этот момент со стороны двери раздался кашель. Мы оба повернулись и увидели Самуэля, который, очевидно, был вызван моим криком.

— Господин Антарес, не будете ли Вы так добры оставить нас с кузиной наедине? — Тривет заставил себя успокоиться. То, с какой легкостью он в тот момент перевоплотился в дворянина, привело меня в ярость.

— Кузина? — Засмеялась над ним.

— Элизабет, — начал Тривет, но я не дала ему закончить.

— Я не Элизабет, и я не твоя кузина. Меня не волнует, что слышал или услышит Самуэль. И знаете почему? Потому что мне всё надоело! Я устала постоянно играть в игры. Никого из вас не волнует ничего, кроме этого дурацкого трона и того, кто на нем сидит. Скажи мне, Тривет, когда я перестала быть для тебя другом?

Тривет непонимающе моргнул. — Ты никогда не переставала им быть, — обиженно произнес он через мгновение.

— Тогда почему тебя не волнует, что чувствую я? Почему тебя не волнуют причины, по которым я скрываю правду от Грега? Думаешь, мне это нравится? Ты действительно думаешь, что я бессердечная сука, которая наслаждается насилием над любимыми людьми? Мой ребенок, когда родится, будет считаться ребенком Лаутуса. Он получит право на трон, и никто не посмеет протестовать.

— Ты действительно хочешь это сделать? Ты не видела его, когда ему сказали правду о его происхождении. Ты не знаешь, как больно ему было, когда ему лгали люди, которых он любил. И ты хочешь сделать с ним что-то похуже. Отказать ему в собственном ребенке. Не делай этого. Он просто не понимает, почему ты вернулась к Лаутусу после того, что тот с тобой сделал. Но когда правда выйдет наружу, он возненавидит тебя за это, — пытался убедить меня Тривет.

— После того, что он сделал со мной? Ты ничего не знаешь. Я рассказала тебе только о первом изнасиловании. Но это было самое малое. Гораздо хуже для меня был позор спать с ним после этого. Или так, или снова быть в наручниках у солдат, кричать и умолять о помиловании, которого все равно не будет! Пусть Грег проклинает меня спокойно. Если я могу жить с кровью на своих руках, я справлюсь и с этим. — Старалась говорить спокойно, но голос дрожал, и меня начало потряхивать. Заметила удивленный взгляд Самуэля и поняла, что должна молчать, но не смогла. Секреты, которые я так долго скрывала, разрывали меня на части, и мне, наконец-то, нужно было кому-то их рассказать.

— Я убила Лаутуса! — проговорила я. — Я выяснила его происхождение. Знаете ли вы, что он был внуком Каойнтиорн? Что он имел право сидеть на троне, нравится это кому-то или нет? Довольно иронично, не находите? Драконы привели избранную, чтобы свергнуть потомка предателей и посадить на трон лишь другую ветвь рода.

— Никто из нас этого не знал, — удивленно прошептал Тривет.

— Ты ошибаешься. Бьяртмар прекрасно знал. Он просто решил никому не говорить. Только когда он был на смертном одре, он написал записку, из которой я узнала всё. Я была просто невнимательна, и в тот момент, когда Лаутус задел меня, сказала ему в лицо. — Сцена снова промелькнула перед моими глазами. Почувствовала, как руки Лаутуса крепко обхватили мою шею. Упала на колени и начала задыхаться.

— Лиза! — Тривет и Ниаме воскликнули одновременно, подбежав ко мне.

— Я просто защищалась, — кричала я. — Я не хотела его убивать. Он душил меня. Я ударила его ножом в шею, но он истёк кровью.

— Все в порядке. Ты в безопасности, — Тривет обнял меня и помог встать на ноги.

— Я все еще вижу ее, — всхлипывала я. — Кровь все еще там. Она совершенно не смывается. Как бы я ни старалась, она все равно есть.

Тривет подвел меня к креслу и осторожно усадил. Когда он обернулся, Самуэль стоял позади него с кубком вина. Выпила все содержимое одним глотком, чувствуя, как алкоголь помогает успокоиться.

— Остались две последние строчки пророчества, — прошептала я. — Пожалуйста, Тривет, помоги мне пройти через это. Будь моим другом.

— Я помогу, — улыбнулся он. — Обещай мне одну вещь. Ты скажешь Грегу правду. Не сразу. Но ты скажешь. — Кивнув, согласилась. Все равно больше ничего не могла сделать.

- Хорошо. Никто из нас не расскажет правду о ребенке, пока Лиза не решит, что время пришло. Но пока давайте дадим ей спокойно отдохнуть, — заявила Ниаме, повернувшись к двум мужчинам. Самуэль слегка поклонился и повернулся, чтобы уйти. Только в тот момент я поняла, что натворила.

— Господин Антарес, — мягко обратилась к нему. — Могу я попросить Вас остаться здесь на минутку?

— Конечно, Ваше Величество, — это было все, что он произнес. Мы молча ждали, пока Тривет и Ниаме не покинули комнату.

— Я знаю, что Вы связаны обещанием, которое дали Лутомару, и что я не имею права просить о чем-либо, — тихо начала. — Вы должны были разоблачить убийцу короля, а Вы стоите перед ним. И все же я прошу Вас. Пожалуйста, не говорите, кто отец моего ребенка, — прошелестела я. — Дело не во мне. Не стесняйтесь, пусть Лутомар казнит меня. Но не позволяйте ему мстить ребенку. Я обещаю, что сразу после родов короную его и отдамся в руки правосудия.

Самуэль замолчал, и я почувствовала, как мой желудок сжался от страха.

— Если выяснится, что ребенок не от короля, — вздохнула я, сделав паузу, чтобы собраться с мыслями. — Герцоги будут бороться за власть. Они приведут королевство к гражданской войне. Только драконы знают, сколько жизней будет загублено в процессе. И во всем буду виновата я. Я пообещаю Вам все, что угодно, если Вы пообещаете это скрывать.

— Я подумаю об этом, — произнес Самуэль.

— Это все, что могу попросить сейчас, — ответила, отпуская его. Когда осталась одна, налила себе вино. С кубком в руке расхаживала по комнате, гадая, как поведет себя Самуэль. Я не знал его, но мне показалось, что увидела сострадание в его глазах. Надеялась, что это будет иметь больший вес в принятии им решений, чем чувство ответственности перед Лутомаром.

Я надеялась, что, сделав Грега регентом, все проблемы исчезнут. Но драконы, похоже, решили, что я еще не так уж много пережила. После пробуждения у меня было всего несколько минут покоя, прежде чем почувствовала желудок. Мысль о том, что должна что-то съесть, была невыносима. И вот, голодная и измученная, отправилась на заседания совета, где власть должна была быть передана Грегу. Если бы не Адамар, я бы не знала, что делать. Сама понятия не имела, в чем заключается задача королевы, поэтому была рада, что могу просто сидеть и слушать. Только в первый день присоединилась к обсуждению с мыслью, что знание экономики из моего мира может помочь. К сожалению, меня быстро спустили с небес на землю. И поэтому, несмотря на то, что я пришла из более развитого мира, чувствовала себя ребенком, которому рассказывают об абсолютных основах. Как бы ни старалась не принимать это близко к сердцу, чувствовала себя оскорбленной.